Для встречи с сотнями своих обличий, я странствую по миру.
И грязная трава,
мой солнечный загар стирает:
Стою, я сам, в потоке и смеюсь.
Руми
По документам владелец этого дома я. Это величественный и богатый украшенный фермерский дом со множеством комнат, построенный в 1912 году. Ходят истории, что два обеспеченных джентльмена положили глаз на одну и ту же даму, и каждый построил самый лучший дом, что смог. Оба сделали ей предложение, предполагая, что она выберет того, чей дом лучше. В первый раз я услышал эту историю в офисе моего юриста перед самым его закрытием от секретаря, который знал ее досконально. Я с волнением ждал конца истории, чтобы спросить, выиграл ли мой дом. Он выиграл. Проигравший из великодушия сжег свой дом несколько лет спустя.
Отличная история. Если это выдумка или преувеличение, я не желаю об этом знать. Мне она нравится такой, какая есть.
Дом расположен на востоке Айовы, примерно в двадцати милях от Айова-сити и в полутора часах езды от реки Миссисипи. Нам повезло, что эта местность не такая плоская, как обычно в этом штате. У нас есть несколько акров земли, заросшей лесом, и дюжина акров без леса, ручей (река Миннисипи), маленький пруд, и со всех сторон мы окружены землями фермеров. Остров в море кукурузы.
Дом окружен открытыми верандами, изогнутыми карнизами и украшен многочисленными декоративными элементами, для которых я даже не знаю правильных названий. Внутри полно встроенных шкафов с застекленными полками, дубовых полов, потолочных балок и таких искусных ремесленных поделок, каких в наши дни, говорят, уже и не сыщешь. Как бы то ни было, это восхитительный старый дом, подобных которым я не видел за все двенадцать или около того лет в Айове. Я не говорю, что он самый большой или самый лучший или что-то в этом роде, просто он неповторимый и особенный. Что важнее всего, здесь тихо. Ближайшие соседи в миле отсюда, а ближайшая асфальтированная дорога в пяти милях, достаточно далеко, чтобы не видеть ее и не слышать.
Я говорю, что являюсь законным владельцем дома, чтобы подчеркнуть, что я, тем не менее, чувствую себя в этом доме гостем. Королевским гостем, но все-таки гостем. Это дом Сонайи, и он стал им в первый же день, когда она вошла в него. Он пронизан ей сверху донизу. Она заведует приготовлением еды, ремонтом, уборкой и финансами. Она ставит гостей в очередь. Если бы не было Сонайи, это место, вероятно, выродилось бы в кишащую крысами общагу годы назад.
Сейчас утро. Я сижу в комнате с телевизором и смотрю мировые новости. Люблю это занятие. Я больше наблюдатель, чем участник. Как Чэнс Гарднер, я люблю смотреть телевидение, фильмы, новостные шоу. Я не занимаю ничью сторону и не забочусь о развязке: это драма, которой я наслаждаюсь. Я не смотрю спортивных передач или мыльных опер, потому что новости по большому счету ничем от них не отличаются: сегодняшние новости — то же комическое фиглярство, что и в мыльных операх.
Входит Мартин и садится в соседнее кресло. Он здесь не за тем, чтобы смотреть новости. В перестроенном подвале есть еще одна комната с телевизором специально для гостей. Моя комната расположена на втором этаже и куда лучше экипирована, чем та внизу. Обе комнаты оборудованы спутниковым ТВ, и комната в подвале меньше похожа на темницу, но моя — спасибо Сонайе — выглядит как один из тех домашних кинотеатров, что устраивают в богатых домах. Здесь всего пара одинаковых глубоких кресел с откидывающейся спинкой и двойные шторы, не пропускающие свет. Кроме телевизора с большим экраном, есть видеомагнитофон, DVD-проигрыватель, игровая консоль, система объемного звучания и всякие дополнительные электронные безделушки. Действительно отличная комната, и без сомнений довольно необычная для сельского дома в Айове.
По здешним правилам, когда дверь открыта, сюда может войти любой желающий и сесть во второе кресло, если оно свободно. Хочется ли мне говорить — это другой вопрос и зависит он в основном от того, хочется ли мне говорить. По телевизору заканчивается интересный новостной сюжет о независимости Тайваня, и я щелкаю новостные каналы в поисках чего-нибудь еще любопытного. В это время дня передают в основном финансовые новости. По правде говоря, мне нет дела до финансовых новостей, да и всех прочих тоже, если только не случится чего-нибудь действительно грандиозного. Ничего грандиозного не происходит. Я проверяю канал погоды в надежде на тайфуны, торнадо, ураганы или наводнения, но все тихо. Ну и ладно.
— Ты не снял обувь, — говорю я Мартину.
— О боже, — бормочет он и снимает свои сандалии. Он заталкивает обувь под кресло, чтобы ее не увидела Сонайя, если заглянет, но Сонайя видит все и Мартин знает об этом. Я, может, и великий просветленный, увидеть которого они сюда приходят, но Сонайя всевидящая и всезнающая хозяйка усадьбы и даже я в ее присутствии — всего лишь еще один лопоухий мальчишка.
Я смотрю телевизор, а Мартин смотрит на меня. Он хочет поговорить. Пожалуй, следует продемонстрировать отрицательную реакцию на все его дипломатичные попытки вовлечь меня в разговор, но по телевизору ничего нет, а Мартин иногда бывает интересен. Я выдаю умеренно раздраженный кивок, и он мирится с этим.
— Я здорово продвинулся с тем заданием, что вы мне дали, — начинает он с воодушевлением. Слово «задание» царапает слух, но на самом деле оно довольно точное, так что я не возражаю.
— Напомни, — говорю я, хотя напоминание мне не требуется. Мартин провел более двадцати лет в рабстве у одного из самых известных на Западе духовных учителей и пришел сюда уже битком набитый псевдоиндуистской галиматьей, злокозненно скрученной в его голове в гордиев узел. Я пытаюсь подтолкнуть его к решению Александра Македонского — разрубить узел одним ударом, вместо того чтобы тратить десятилетия на попытки его распутать, но Мартин медлит расставаться со своей системой верований и с порожденными ей привязанностями.
В нашу прошлую встречу Мартин принес книгу и зачитал мне несколько десятков строф из учения своего бывшего гуру. Разумеется, слова принадлежали незаурядному уму, толкующему извечные тайны, и нетрудно было понять, почему искатели толпами устремляются к подобному безграничному пониманию, но когда Мартин кончил читать, я уже не мог вспомнить, о чем только что говорилось. Что еще важнее, Мартин тоже не мог, хотя и думал обратное.
Чтобы он сам это понял, я дал Мартину «задание» сократить зачитанный мне отрывок до одной связной идеи — единственного доходчивого предложения. Идея такого задания пришла ко мне, пока я слушал, как Мартин дрожащим голосом читает запутанные слова своего бывшего гуру. Меня поразила пафосная способность этого мудреца смешивать несколько простых идей таким образом, чтобы они производили впечатление чего-то глубокого, но на самом деле бессодержательного.
В прочитанных Мартином отрывках речь шла о тройственности воспринимающего, акта восприятия и воспринимаемого объекта, о трех гунах индуизма, о пользе умиротворенного ума и о чем-то насчет восходящих уровней сознания — один другого удивительнее. Вероятно, эта тема предназначалась для освещения того, как все перечисленное связывается в единое целое, и именно это заставляло голос Мартина дрожать, но что это за тема я затрудняюсь сказать, поскольку для этого потребовалось бы куда больше внимания, чем я уделил ей на самом деле. Мне было ясно, что Мартин пытается удивить меня своим знакомством с Высокими Идеями. Сдается мне, он думал, что это он учит меня или даже выступает по отношению ко мне как самопровозглашенный посол своего бывшего наставника. Однако, как я уже сказал, я не знаю, потому что упустил суть идеи где-то ближе к началу ее изложения.
Все, что мне на самом деле нужно от ученика в начале разговора — это сигнал, простой приводной маячок. Ученик путешествует оттуда, где он находится в данный момент, в направлении, где достигается состояние недвойственного сознания. С этим путешествием я могу ему помочь, потому что смотрю сверху и ясно вижу всю территорию. Я всегда знаю, где расположен пункт прибытия, но мне нужен ясный сигнал от ученика, чтобы я увидел его текущее положение. Мне нужно всего лишь зафиксировать его местоположение, и обычно для этого достаточно первых произнесенных им слов или предложений.
Например, я знаю, где находится Мартин, и вижу, что он запутался в кустах ежевики. Возможно, он испытывает желание исчерпывающе подробно описать мне свое положение, но я уже знаю все, что нужно, чтобы вывести его оттуда. Возможно, Мартин хочет провести следующие двадцать лет, изучая местную флору, но я буду подталкивать его к тому, чтобы взять мачете, прорубить себе путь наружу и продолжить свое путешествие.
Продолжение следует...