Перебирал библиотеку на самоизоляции и попалась мне эта книжица. В ней столица враждебной страны называется Марсонвиль. А шпион соблазняет милую девушку, дочь секретного конструктора оружия.
Сначала я читал её с детским невнятным интересом: вокруг меня не водилось ни враждебных марсонвильцев, ни дальнобойной артиллерии. На плакате в городском парке дядя Сэм грозил ракетой, но почему-то негру. Который пробуждался в Африке. Рисовал плакаты наш сосед через дорогу, художник. Он выносил холсты на балкон и, не выпуская папиросы "Север" из зубов, малевал негров, Сэмов, Изольду Извицкую - кого заказывали, тех и рисовал.
Второй раз я прочитал "Бумеранг", когда вошел в ум, и надолго о нём забыл: тоскливая, сыромятная книженция, никаких приключений, один "неболтай". К тому времени Высоцкий уже сочинил песню про шпиона, который "чем-то щелкал, в чём был спрятан инфракрасный объектив" - и желтый "Бумеранг" не выдержал конкуренции.
Спустя много лет его переиздали в серии "Атлантида", где было ещё много подобных нехитрых книжек. И серию расхватывали и перечитывали - всем было так жалко СССР, что годились для ностальгии даже нелепицы его. В тот раз "Бумеранг" даже пробудил во мне снисходительность. Одни картинки чего стоили!
Я подумал, что в этом пропагандистском простодушии пряталась сермяга: к тому времени прогрессивные жители новой России уже отсмеялись по по поводу скандала со "шпионским камнем" и языки прикусили: "марсонвильцы" признались, что уловка, которая годилась разве что для завязки "Бумеранга", действительно ими применялась. До наших дней. Поскольку мобильники и компьютеры прослушиваются насквозь, а камни нет.
Но тоска и густая нравоучительность сделали своё дело: сегодня я затолкал "Бумеранг" во второй ряд, а это значит он никогда не возвратится. Ностальгия тоже подрастратилась. Его уже не читал мой сын, точно не станет внук или внучка, и я перечитывать не возьмусь ни из каких побуждений.
Почему же я его не выбросил? Из-за одной детали. Там американский журналист, живший и работавший в Москве 50-х, страдал страшно без вискаря и пил коньяк с "Боржоми". Это была единственная живая деталь на всю книгу.
Надо как-нибудь попробовать - с детства хотел, да всё не приходилось.