М-да, надо признать, что возраст не делает меня ни мудрее, ни сдержаннее. Хуже того, года не проходит, чтобы я не обнаружила в себе какой-нибудь моральный дефект и не ужаснулась: надо же, и эта гнусь мне не чужда.
Вот, например, зависть.
Завистью, как ветрянкой, лучше переболеть в детстве. Тогда и симптомы переносятся легче, и в смысле лечения можно положиться на родителей: они диагностируют, скажут, что чувство это… ну-у… не слишком благородное, и следует по возможности его избегать. И в конце концов вылечат, пообещав что-то похожее на день рожденья.
Я же как-то ухитрилась пережить детсад, школу и универ, никому не позавидовав. Ну, была пара случаев, когда я мечтала о том, что у других есть, а у меня нет. Например, мне было шесть, а у соседок был лего-замок с лошадями, и мне страстно хотелось даже не столько замок, сколько лего-лошадку. Но мне объяснили, что этот набор стоит очень дорого, и я спокойно отнесла его в область пока-невозможного. Вот вырасту и куплю себе двадцать таких замков, и будет у меня целый табун лего-лошадей!
Потом мне было шестнадцать, и я заметила тенденцию влюбляться в парней такого типа, который имеет тенденцию влюбляться в девушек иного типа, нежели я. «Мы выбираем, нас выбирают, как это часто не совпадает». У тех, кем увлекались мои герои, глазки были бледненькие, кожица прозрачная, волосики белёсенькие, носик трамплинчиком. Не царицы Тамары, другими словами. С этим оказалось сложнее, чем с лошадьми. Я впервые столкнулась с мыслью, что желаемое не доступно мне просто потому, что я - это я, и пока буду собой, оно доступно не станет. Даже думала перекраситься в блонд, но вовремя остановилась. Ведь блонд тянул за собой ринопластику, линзы и уменьшение груди - смену внешности, которая мне не по карману. Усилием воли я отнесла парней желанного типажа в область «ну и к лучшему, иначе у нас получились бы слишком носатые дети».
В общем, к моменту вступления во взрослую жизнь мой иммунитет к зависти был околонулевым.
Поэтому, когда она впервые обрушилась на меня в двадцать шесть, я реально думала, что помираю. Во-первых, совершенно невозможно было её у себя заподозрить. Ну кто предположит зависть в двадцать шесть лет, это же детская болячка «у неё есть барби-русалка, а у меня не-е-е-ет»! Я страдала и недоумевала: отчего же это в жар бросает, глаза застит и сердце обрывается при мысли об этой девушке? Что это за незнакомое чувство испепеляющей ненависти одновременно со жгучим интересом? Тогда я так и не поняла, что со мной, подумала, что девушка просто случайно нажала на какие-то секретные кнопки, которые активируют во мне зверя. Успокоилась, только набрав на неё целый пакет «компромата» - чего-то важного в моих глазах, что есть у меня и нет у неё. Но энергия в этот люк утекала года три.
Ну вроде всё, выдохнула. Живу счастливо, смотрю на успешных людей как на примеры для подражания, радуюсь достижениям друзей, восхищаюсь текстами товарищей по цеху, поддерживаю стартапы однокашников - всё как обычно, от чистого сердца, с искренностью человека, который всего сам добился и вам желает. И вдруг эта зараза снова приключилась со мной в прошлом ноябре! Тридцать шесть, могла бы, в принципе, и подготовиться. Но ведь никогда не угадаешь, с какой стороны шарахнет. По совершенно идиотскому поводу меня закоротило так, что я обнаружила себя удаляющей аккаунты предмета зависти из своих подписок. Чтоб не видеть, не слышать, не знать.
Другой бы удалил и успокоился. Но только не я. Не люблю, когда во мне живут непонятные чувства. Это как если бы незнакомцы бродили по моему дому. Каждое чувство надо вскрыть и понять, откуда у него ножки растут. Силой воли я зафрендила зависть обратно и принялась думать. Ненавидеть её предмет мне было совершенно не за что, а между тем, я испытывала на его счёт что-то вроде начинающегося отёка Квинке, никак не могла заставить себя радоваться его успехам и тайно от всех, но, увы, не от себя, желала ему зла.
Это б-р-р как неприятно для человека, который привык считать себя высокоразвитым.
В общем, путём мучительного самокопания я дорылась до собаки - поняла, от чего меня так коротит-воротит. У обеих триггер-девушек, кроме очевидных талантов, которыми в нормальных обстоятельствах я бы чистосердечно восхищалась, была черта, которой у меня нет и не будет также, как носика принцессы Грейс, – очаровательное распиздяство. Чертовщинка в глазах. Умение ходить по воде. Жить в своём мире и не зависеть от ожиданий окружающих. Талант… ну-у, не то чтобы презирать этих окружающих, но как-то изящно забывать о них на некий отрезок времени – куда, мол, денутся? Это красиво на словах, хуже, когда на деле ты играешь по правилам, а она такая – сорри, я была в своём мире. Обещала? Ой, прости. Знаешь, я тут решила попробовать себя в скульптуре и увлеклась (и показывает Венеру Милосскую).
Вот оно и вернулось, ощущение из шестнадцати: это не доступно лично мне, потому что я - это я. Тут не поможет ни пергидроль, ни ринопластика, никакой, даже самый полный отказ от себя. Я не сумею ходить по воде – меня тупо утянет ко дну саквояж с инструментами для препарирования, который всегда со мной, и «бетонная задница» (кто там говорил, что она писателю нужнее, чем талант? вот она у меня есть!).
Несмотря на отстранённость, с которой я научилась копаться в собственных потрохах, для особенности характера, что вызывает во мне бурю желания и отторжения, у меня до сих пор нет медицинских терминов. Сплошные метафоры. Ну что это за объяснение: «Знаете, меня бесят люди, умеющие ходить по воде»? Так, посредственная поэзия, ноль научной ценности. Лишь однажды я встретила упоминание этой бесячей черты в искусстве, и то не в словесном, а в кинематографическом – у Аронофски в «Черном лебеде». Когда у сходящей с ума героини полезли пёрышки из лопаток, я, зажав рот ладонью, выскочила из кинозала в сторону туалета и, слава богу, не успела запереть дверь, потому что начала отключаться прямо в том месте, где красный ковролин коридора стыковался с кафелем санузла. Вот оно, вот оно, страшное… Можно выжать из себя исключительную технику, но нельзя сымитировать это снисходительное моцартское «да идите вы!». Как ни бейся с собой, тебе останется только расцарапывать лопатки, как героине Натали Портман. Нельзя прыгнуть выше головы и слегка испортиться, надеясь перескочить через талантливое в гениальное.
Испуганный администратор вливал в меня кока-колу одной рукой, а другой звонил в SAMU. «Наверно, сахар резко упал. Вы диабетик?». Нет. Я соматик, безнадёжный соматик.
Теперь я очень жду, что психологи переосмыслят зависть в новых «экологичных» категориях. Вот лень с их подачи отныне называют не пороком, а «нехваткой ресурса». С ленью надо «бороться», а нехватку ресурса «восполнять» - почувствуйте разницу! Если среди моих читателей есть психологи, они премного обяжут меня, рассказав о последних разработках по теме «как правильно относиться к зависти». Потому что жить с этим непросто. Во-первых, завистливых людей видно. Они думают, что завидуют тихо, в душе, но я, например, вижу оспины зависти на их тонком теле также явно, как ветряночные кратеры на лбу или след от прививки на плече. И, конечно, неприятно самой ходить с такой отметиной.
Во-вторых, зависть – чувство из категории испепеляющих, она сестра страсти, ненависти и жажды мести. Сжирает массу энергии, не оставляет сил для творчества. Как принять мысль, что тебе что-то не даётся и никогда не дастся просто потому, что ты – это ты, а не анти-ты?
Как лично вы взаимодействуете с завистью: умеете её отслеживать, осознавать, заговаривать, выкорчёвывать?