– Каково вам, Николай, в роли судьи на телевизионных шоу?
– Ужасно! Я – человек не соревнующийся, хоть сам два раза выигрывал конкурсы. Но если от тебя зависит чья-то судьба – это очень тяжело. А говоришь – люди обижаются. И объяснить, что человек просто плохо работает, иногда очень сложно.
– А сами-то вы как к критике относитесь?
– Плохо (смеется).
– А к восторженным отзывам вы уже привыкли?
– Нет, они все равно очень радуют. Знаете... Грузинские дети в основном очень красивые, а я наоборот – был ребенком очень невыразительным – худой, щупленький... Лишь иногда люди обращали внимание на мои глаза и необычные для ребенка ноги, которые потом принесли мне большой успех. И когда я попал в училище, то буквально с третьего дня понял, что все вокруг меня охают и ахают. А ведь до 10-ти лет я чувствовал, как смотрят на меня и как смотрят на других. И это в моем сердце оставило сильный след. Так что комплименты, похвалу люблю до сих пор.
– Интересно, при всех ваших данных вы могли бы оставаться в кордебалете?
– Да, конечно. Я же пришел в главный театр страны, одну из главных трупп мира, у меня не было никаких знакомых, связей, мама очень рано умерла, я остался круглым сиротой и жил в неважных условиях. Но в театре работали две великие женщины – Галина Сергеевна Уланова и Марина Тимофеевна Семенова. Они в свое время были соперницами и очень редко общались, а тут появился я – и они вдруг сплотились, даже ходили к руководству, чтобы за меня ходатайствовать. Выбили для меня ставку премьера. Для Большого это – беспрецедентный случай: мальчика с низшей ставки перевели на самую высокую без всякой иерархической лестницы. Мне всегда везло на педагогов, они у меня всегда были самые лучшие. Одно дело – когда есть папа или тетя, которые скажут: "Надо пойти к Иван Иванычу, он лучший", а мне даже посоветовать было некому. И вот этот самый лучший педагог сам ко мне приходил. Есть все-таки Кто-то там, наверху...
– А говорят, костюмы вам шили такие, какие другим не делали…
– Да, в мастерских ко мне относились исключительно – если мне было нужно, мастерицы могли сидеть ночами, но они знали, что, если им что-то будет надо, я всегда это сделаю. И я всегда приходил на все примерки, даже если их 22, и если театр не мог найти какие-то материалы или украшения, я напрягал своих знакомых по всему миру – и они привозили мне эти украшения и тот материал, который я хотел. И часто костюмы делались из моих личных вещей... Просто, когда я понимал, что костюм хорош, я себя по-другому в нем чувствовал.
– Интересно, а когда вы танцевали… У вас бывали "левые" мысли?
– Только левые! Вот если бы изобрели какой-нибудь аппарат, считывающий мысли, и подключили к мозгам танцовщика – там такой поток сознания! Как во сне – когда-то ты подумал о чем-то двадцатым планом, и тут эта мысль вдруг вылезла и понеслась... Смешные иногда приходят на сцене мысли, смешные реакции, которые в жизни никогда бы не возникли. Для меня на сцене самая страшная мысль была: "Что дальше?". Если так подумал – сразу остановился.
– Некоторые артисты жалуются, что боятся оставить за кулисами стакан воды без присмотра. А в Большом как было?
– У меня таких случаев было очень много: обливали вещи машинным маслом, иголки в костюмы вставляли... Но это не только в балетном мире, и спорт с этим связан. Просто свои вещи надо очень охранять. Костюмеры знали, что у меня бывали такие проблемы, и всегда к моим вещам очень внимательно относились.
– Врагов своих в лицо знали?
– Просто догадывался, кто ко мне не очень хорошо относится. Но я ведь тоже не Красная Шапочка...
– Берут свое грузинские корни? Хотя, вообще-то, вы производите впечатление человека мягкого...
– Грузинский темперамент проявляется только тогда, когда меня начинают доставать. Я вообще-то очень эмоционален, быстро вспыхиваю, могу и в морду дать. Но если меня не трогать, то более тихого и мирного человека вы не найдете.
Говорят, в детстве я был самым спокойным ребенком из всех существующих – мог часами сам с собой играть. И сейчас мне не нужна компания, чтобы себя развлечь, я всегда знаю, чем заняться: от чтения до конструктора и вышивания.
– ???
– Моя няня – киевлянка, выросшая на Подоле, – научила меня всему. И иногда, когда у меня есть время, я вышиваю салфетки. Я вообще очень спокойный человек: не люблю двигаться, не люблю бегать...
– Вы родились 31 декабря – не обидно? Гости вроде и вас поздравляют, и Новый год празднуют?
– Да весь мир празднует мой день рождения! Это же лакмусовая бумажка: если человек забывает меня поздравить, то сказать: "Извини, забыл, замотался" он не сможет. Значит, он ко мне плохо относится, если не поздравил. К тому же, последние годы меня поздравляют в телевизоре.
– А еще от чего кайф ловите? Шоппингом, например, балуетесь?
– Шоппинг – нет, просто иногда хочется себя порадовать. Как-то в советское время, когда доллар был колоссально большой, я на гастролях купил себе за $60... зайца. Все на меня смотрели, как на сумасшедшего: на эти деньги можно было жить несколько месяцев! А я так хотел эту игрушку! Несколько недель вокруг нее ходил. А тогда доллары нельзя было ввозить в Союз, и все покупали видеокассеты на продажу, еще что-то... А я – ребенок, который ел мороженое и очень хотел игрушек, – купил зайца. И этот заяц добил всех.
– А из подаренного вам что наиболее памятно?
– Знаете, я ведь перетанцевал перед всеми великими, которые были и есть на этой земле, – президентами, королями...
В 95-м году в Россию приехала принцесса Диана – она как раз была в разгаре своего развода и пришла к нам на балет "Сильфида". Очень высокая женщина оказалась, я рядом с ней стоял на полупальцах и все равно был ниже. В ней ничего не было такого красивого, но в комплексе было в ней какое-то обаяние.
После спектакля Диана встретилась с труппой, жала всем руки, а по протоколу они обязаны говорить одинаковое количество слов каждому. Исполнительнице персонажа, который губит неверного мужчину, она сказала: "Только вы знаете, как обращаться с неверными мужьями".
Диана подарила всем цветы, а потом ко мне подошла ее переводчица: "Вы знаете, она по протоколу не имеет права никого выделять, но вы ей понравились больше всех. В вашей гримерке лежит букет от нее". Букет, конечно, давно завял, но визитку и булавочки, которыми она была приколота, я храню до сих пор...