На смену мировым «горячим» войнам пришла «холодная», затем – «гибридные» мировые войны: неоколониальная 1986-1992, антитеррористический замут 9/11 2001, вакцинаторский замут «Коронавирус» 2020. Что-то неуловимо похожее в этом убедительно есть.
«А почему бывает война?»
Дед Па. В Первую мировую и гражданскую, перевоплощаясь (но не перекрашиваясь!), носил разную военную форму. Диспутировал с попами (но не взрывал храмы!) Организовал много хороших дел для города, завода, страны и родной улицы. Мама, будучи ребёнком спросила: «А почему бывает война?»
- Всегда находятся те, кто хочет хитростью или силой забрать наши фабрики, заводы и землю.
Первая мировая. Чтобы больше гибло солдат
Дед САК. Служа в интендантской бригаде, собирал брошенные на поле боя трофеи на виду противника, в гражданскую партизанил. Во вторую мировую блестяще использовал этот опыт.
Дед Ал. Врезалась в память самодельная почти наполовину «съеденная» ложка. С фронта, где выплавил из латунного провода, работая связистом.
Рассказал, как обнаружил «лишний» прикопанный провод, тянущийся до самых немецких позиций. Выяснилось, что генералы сообщали один другому о предстоящих атаках, чтобы больше гибло солдат. Не знаю как ихнего, но «своего» застукав закололи, вот почему и как началось братание на том участке фронта.
Вторая мировая. «Дорога будет дальней»
В семье матери не было ни коммунистов, ни комсомольцев, но, с первого дня оккупации самоорганизовалось подполье, даже два – взрослое и подростковое.
Мама. В первый день оккупации никого дома не было: и старшие и младшие были очень заняты. Оделась, сама пошла в детсад, а там только повариха. Пришёл немец, разорался. Затаившись на кухонном подоконнике, ногой столкнула на вошедшего кастрюлю с кипятком и выпрыгнула в окно. Убежав, две недели пряталась у родственников.
По городам и сёлам, где были ЕВРЕЙСКИЕ КОЛХОЗЫ, развешивали приглашения к переселению на «новую Родину». Мотивировали «европейской цивилизованностью» и стремлением избежать межнациональных конфликтов, просили брать в дорогу только самое необходимое: «дорога будет дальней». Не отколовшиеся от кагала евреи загодя УЕХАЛИ (а не ушли как все) в эвакуацию, этих – бросили.
САМОобслуживание: рытьё братских могил для себя
Дядя Пав. Пробираясь на окраину оккупированного города, стаскивал в тайники брошенное оружие. Там же издали видел САМОобслуживание: рытьё братских могил для себя. Расстрелы, закапывание ПОЛИЦАЯМИ.
И вот подросток увидел, как идут оцеплённые охраной евреи с чемоданчиками (1 поклажа в одни руки). Выскочив из укрытия закричал: «Бегите! Вас расстреливать ведут!», и снова спрятался. И видит, как один из них подсказывает охраннику: «Вон! Вон же! Оттуда кричал!»
Впечатлило, как по-разному воспринимают расстрел. Цыгане плачут, умоляют, ругаются, убеждают, орут. Евреи молча, в смирном недоумении ждут смерти.
Участвуя в переделках, «втёмную» работал и как связной для взрослых подпольщиков. Лишнего не говорил и не спрашивал, по ходу осторожно вникая в смысл – потому и выжил. Бывали неудачи – не удалось взорвать мост, с перестрелкой ушли.
Свих и чужих лечат по-разному
Дядя Пав (продолжение). Воруя длинные гранаты на полигоне, были обстреляны. Скрывая ранение и лечась травами, друг не по сезону ходил в сапогах, пока не выгнила последняя пуля.
С тем же другом однажды ночью перелезли через свисающее дерево на крышу довоенного кинотеатра. Через слуховое окно и чердак, открыв люк, попали в будку киномеханика. Оттуда через прожекторное окно спустились по загодя приготовленной верёвке в зал, осмотрелись. Оказалось – это склад медикаментов. Сначала тихо, чтобы не разбудить сторожа на воротах, носили и смешивали на сцене порошки и жидкости. Потом ускорись, выпотрошившая упаковки в кучу. До рассвета ушли балкой вброд по вонючей канаве, сбивая со следа овчарок.
«Я от Гестапо ушёл, и от вас, дураков, уйду»
Многие подпольщики, мать и друг были схвачены и погибли, дяде удалось, прикинувшись дурачком, после допросов и пыток уйти из гестапо. Когда пришли наши, он их встречал на переправе у понтонного моста, увидел брата. Когда вызвали особисты, что знал о подполье – рассказал. Запротоколировав, потребовали «признания в предательстве» - отказал. Посадили в камеру – заявил: «Я от Гестапо ушёл, и от вас, дураков, уйду».
Дядя Во. Талант по части азартно общаться, преображаясь в ролях. На войну пошёл добровольцем, во время боёв под Сталинградом. Потому присягу не принимал, видимо это позже спасло от расстрела. После ранения вернулся не в родную часть, а, используя свои таланты, разыскал часть, идущую на родной город. Младший брат уже успел помочь брату с однополчанами поймать недобитого немца и забрать его замаскированный танк. Когда узнал, что тот арестован, привёз на машине своё отделение, которое уже воспринимало обоих как родню. Развернул пулемёт на комендатуру, и стал орать, чтобы выпустили брата. Пока не подъехал политрук и не утихомирил, приведя все возможные доводы.
Комендатура в здании Гестапо
Младший брат (Пав) знал что говорил «дуракам», посадившим подростка во взрослую камеру. Комендатура разместилась в здании Гестапо. Зная ходы-выходы, ночью протиснулся между прутьями и ушёл на вокзал. Вовремя, эшелон отправляли на фронт. Сел у окна, накинув шинель, подбородком чуть не касаясь столика. Вошёл командир и разорался: «- Развели тут детский сад!» Солдаты подростка дружно отстояли, ссылаясь на авторитет и мужество брата, погибшую мать. Так стал сыном полка.
В Карпатах ходил в разведку, отличая по запаху брошенные деревни румын (мамалыга), мадьяр (паприка), швабов (брюква), чехов (ячмень). Зная приметы, отличал бандеровцев от русинов. После фронта, опасаясь «дураков», отучился во Львове. Прикинувшись растерянной русинской деревенщиной, пошёл в военкомат. На срочной службе сделал новые документы, на малую родину не вернулся.
Кстати, рассказывал, как русины давали отступавшим и немцам и бандеровцам сычужное молоко, от которого в походе получался заворот кишок и смерть.
«Зачем мне самому себе подписывать смертный приговор!»
Старший брат (Во) после войны продолжал «воевать» за справедливость со «штабной крысой». Возвращался из отпуска, предупредили, что друга взяли, и его тоже ждёт трибунал. Рванул в Западную Европу. Перебираясь из страны в страну, чиня технику («Мастер Золотые Руки»), изучая языки, помогал выявлять и судить бывших зверствовавших эсэсовцев, для чего изготавливал из сырой резины и типографских шрифтов и бланков нужные документы. «Покуролесив», вернулся на Родину, «сдался своим» и всё (возможное) рассказал.
- Да я – свой. Проверяйте-не-проверяйте. Только у всех война на Эльбе закончилась, а я дальше пошёл.
- С оружием или как?
- Бывало что с оружием, бывало или как.
Со смехом отказался что-либо подписывать: «Зачем мне самому себе подписывать смертный приговор!» Отсидел несколько лет «просто» за незаконную эмиграцию.
«На благо вашего здоровья»
Тётя Ве. В начале оккупации молодёжь массово проходила медосмотр («плановую диспансеризацию» «НА БЛАГО ВАШЕГО ЗДОРОВЬЯ»). Кто-то зашёл и задержался, у дверей в томительном ожидании столпились остальные девушки. Не выдержав, она зашла и тоже исчезла, а почуявшие неладное подруги – убежали. Из комнаты в комнату – и в концлагерь, где, помимо работы, проводили медицинские опыты над людьми.
После таких концлагерных опытов нельзя рожать
Мужские и женские бараки концлагеря разместили у моря. Когда фронт приблизился, их погрузили на баржи, очевидно, чтобы потопить. Но тут налетели союзники и стали бомбить. Катера буксировщики, отцепившись, маневрировали, отстреливаясь.
Не сговариваясь, пленные ринулись на небольшую охрану, сбрасывая её за борт. Прыгали в море все, даже кто не умел плавать. Увидев тонущего, тётя помогла добраться до берега. Познакомились, он оказался офицером. Ушли первыми, пробираясь через линию фронта вдвоём.
В родном городе медосмотр провели свои, и заявили, что после таких концлагерных опытов нельзя рожать.
Всё же они поженились. Она рискнула забеременеть. И умерла.
«Никакие не лекарства, от которых становится только хуже»
Тётя Га. Я помню её, чем-то похожую на медведицу, с раннего детства. И добродушного красномордого мужа баяниста. После жили в разных городах, почти не встречались. А потом она вышла на пенсию, а её пьяница умер. Через родичей пригласила нас приехать, погостить, и забрать немецкие (тогда ещё) марки нашей новорожденной девочке. Познакомила с дружными соседями, у них новорожденный мальчик.
Рассказала, что марки это компенсация за принудительный труд в Германии, но не у бауэра, от которого она сбежала, а концлагерную фабрику, откуда она тоже пыталась убежать, пять раз, и только шестой побег удался.
Тогда памперсы ещё не стали «обязательны», однажды мы отвлеклись, и она с неожиданным, при внешней неуклюжести, проворством, перепеленала малышку. Спросил, не помогая ли соседям так наловчилась.
И тут всплыла давняя история. После концлагеря героическую девушку сосватал офицер, молодые поженились и переехали на место службы в Харьков, тётя устроилась работать.
Однажды мужа вдруг положили в больницу, и пышущий здоровьем военный умер. Взяли на обследование их троих детей и её саму. Дети стали умирать, но ей не давали повидать даже мёртвых, а кололи какое-то «лекарство». И требовала и молила, чтобы перестали колоть «никакие не лекарства, от которых становится только хуже». Уже при смерти очнулась в другой больнице, где быстро выздоровела – хотя с тех пор «здоровье совсем не то».
Так она стала свидетелем на суде о еврейских врачах-вредителях. В безысходности, вторично вышла замуж, вроде за хорошего человека и уважаемого работника, но пьяницу. Его родственники благодарили тётю, что тот присмотрен, и у них нет детей, которые были бы несчастливы.
Большинства упомянутых здесь больше с нами нет, но дух где-то рядом. Светлая память и достойное продолжение надежде и борьбе.