Пару сотен лет назад, а то и раньше, от воспитанного человека требовалось умение рисовать – иного способа фиксировать видимый мир не существовало. Поэтому академическое рисование входило в необходимый образовательный минимум. Учили этому делу серьезно и качественно – вспомнить хотя бы беглые наброски Пушкина на полях рукописей, а ведь поэт вообще считался художественным неумехой еще со времен Лицея!
Еще сильнее натаскивали военных, особенно тех, кого планировали определить на штабную работу. Этим ребятам приходилось вручную рисовать карты, так что от точности их штриха или отношения к мелочам могли зависеть результаты целых кампаний! Естественно, экспрессии от такой публики никто не требовал, но вот граверы из них выходили, порой, отменные – твердость руки и многие годы совершенствования в этом деле сказывались. Конечно, до гения Верещагина им было далеко, но тут ведь вопрос в том, что оказалось востребовано эпохой? А в эпоху Николая I вершиной художественного гения, эталоном гравировщика и акварельного рисовальщика стал, как и следовало ожидать, кирасир. Служивший в лейб-гвардии.
В 1793 году в Курляндии, в семье отставного артиллерийского генерал-майора Иоганна (Ивана Федоровича) Киля родился сын, названный Людвигом. Или Львом Ивановичем в русском документообороте. Юноша рос сильным, рослым, ну а образование его соответствовало эпохе, месту и времени. То есть в военных вопросах он разбирался, рисовать умел – брал уроки у самого главного рисовальщика Курляндии, да и от отца-артиллериста перенял немало. Ну и отличался патриотизмом, произрастающим из рыцарских понятий чести – род Килей поселился тут еще во времена тевтонцев.
Когда началась война 1812 года Лев Иванович Киль ушел добровольцем в Курлядндское земское войско – полупартизанское формирование, занятое самозащитой и непонятно чем еще. По этой причине вольноопределяющийся Киль в этом году повоевать не успел – негде было и не с кем. Но, как только француза выгнали за пределы Российской империи, эту местечковую милицию растворили в регулярной армии – благо, списки состава велись тщательно и по форме. Так Лев Киль оказался в казачьей сотне, которая немного погодя влилась в ряды Русско-немецкого легиона, по большей части занятого разгромом Наполеона на землях Германии. Откуда их позднее перекинули к Парижу. И вот в этих-то заграничных путешествиях Киль и проявил себя храбрым воином, отличившись минимум в двух сражениях. В основном он воевал с войсками Даву.
В 1814 Лев Иванович как раз находился вблизи Версаля, когда российский император объявил о создании Лейб-гвардейского Конно-егерского полка, куда набирались те, кто отличился неоднократно в боях. И Лев Киль стал в нем младшим офицером. Его приметили и в 1815 взяли в свиту императора, дав должность квартирмейстера и чин поручика. Там же он познакомился и сдружился с Николаем Павловичем – будущим Николаем Палкиным. И в том же 1815 году он остается в Париже "по особому поручению". Которое заключалось в том, что этот гвардейский офицер зарисовывал униформу стран-участниц. То есть фиксировал насыщенный исторический материал для потомков. И с этого момента Лев Иванович больше не воевал.
Поручение императора оказалось столь блестяще выполнено, что кредит доверия Николая Павловича ко Льву Ивановичу вырос безгранично. Сказалось обоюдное увлечение военным костюмом, непонимание художественной экспрессии как метода и любовь к понятным, четким линиям, исключающим любой дуализм трактовки. Поэтому этот офицер стал, по сути, придворным рисовальщиком. Хотя числился лейб-кирасиром при свите Великого князя Константина. В любом случае Киль рисовал акварельные портреты царской фамилии и делал зарисовки интерьеров. И попутно – акварельные копии для подрастающий царских наследников с больших батальных полотен, посвященных недавней войне.
Киль участвовал в подавлении польского восстания и вообще неотвязно следовал за Константином, пока тот не умер от холеры в 1831 году. Заодно рисуя всех участников той войны для образования потомков. И после этого уже становится придворным Николая I, с которым довольно близко сошелся много лет назад. Царскую семью рисовали многие придворные художники, но если речь шла о портрете царя в военном мундире, неизменно приглашался Киль – его умение вникнуть в детали мундира ценилось выше умения передавать портретное сходство.
Интересно, что у Льва Ивановича, постепенно росшего в чинах (в 1835 он уже генерал-майор), имелись и заграничные командировки. Скажем, когда одному немцу поручили рисовать большую картину, посвященную победам русского оружия в войне 1812 года, Киля отправили в Пруссию – изучить прусские мундиры и проследить, чтобы художник при императорском дворе не допустил огрехов.
При всей своей неспособности к художественной гибкости Лев Иванович Киль оставил яркий след в истории русского искусства. Но не как художник. А как администратор. Вдвоем с другим армейским офицером, считавшимся одним из лучших топографов своего времени (по сути – чертежником по местности), они привлекли в 1820 году меценатов для создания Императорского общества поощрения художников – учебного заведения, готовившего на бесплатной основе художников-ремесленников для промышленности (по сути – современных дизайнеров). А еще помогли нескольким талантам избавиться от крепостной зависимости. На пансионы этого общества, к примеру, ездили за границу для совершенствования мастерства знаменитые Карл Брюллов и Александр Иванов.
Еще именно при Киле и не без его участия в России массово стали создаваться гравюрные мастерские и само ремесло это встало наравне с заграничными образцами. А еще именно Лев Иванович Киль разработал при участии Николая I знаменитую замену киверу – шлем пикельхельм, который значился в русских документах как "каска образца 1844 года". Скончался кирасир-художник в Париже в 1851 году.
× Поддержите подпиской наш телеграм-канал: @battlez
Хотите видеть больше интересных материалов? - подписывайтесь на канал и ставьте "пальцы вверх"
Делитесь статьями в соц. сетях - так вы помогаете каналу развиваться