Солдатский сон
«Всё-таки засекли меня, гады фашистские», – думала фотокорреспондент фронтовой газеты «Красная армия», перезаряжая верную «лейку». Она любила этот аппарат - её главное оружие и верный спутник, друг ещё с довоенного времени. Подарок мужа Бориса, погибшего в июле 1941.
Немецкий фотоаппарат требовал аккуратного обращения, чистки и смазки и хорошей плёнки. Правильно папа говорил: твоя «лейка» – девушка немецкая, ей нужен уход и порядок во всём. Вот и приходилось стараться, немецкий порядок соблюдать с «лейкой» – нежно, как ребёнка, согревать дыханием на морозе, обтирать детали спиртом, добытым у медиков, доставать незамерзающую смазку у лётчиков, и очень редко страшный дефицит – трофейную фотоплёнку. Один единственный раз – редкое везенье – знакомые разведчики подарили трофейные цейсовские объективы. Солдаты были рады помочь, тем более что всегда получали на память свой портрет. Иногда этот портрет был единственным и, очень часто, последним. Тогда его нужно было посылать родным. И это тоже был порядок, которому она всегда следовала.
Бойцы любили фотокорреспондентку, помогали, чем могли – продуктами, транспортом, связью, сопровождали на передовой. Один коллега-журналист сказал так: – Наташу можно ставить впереди полка, и весь полк как один пойдёт в атаку! Её синий комбинезон, подарок друзей-танкистов, мелькал по всему фронту: на артпозициях, в танковых мастерских, учебных полигонах, госпиталях, на передовой. Десятки, сотни километров фронтовых дорог, да что дорог – просто направлений, в которых часто вязли «вилиссы» и «полуторки» редакции, холод, голод, дождь, ветер, жара, снег... В общем, жив или помер – главное, чтоб в номер.
Все фиксирует беспристрастный глаз «лейки»: сгоревшие дома, плачущие бездомные крестьяне, мёртвые лошади, атаку бойцов под огнём, развороченные танки, бравых лётчиков, минуты радости, жалкие, удивлённые фигуры пленных врагов, горечь отступления, неубранные хлеба, радость побед, мёртвые солдаты, простреленные, разорванные, сожжённые; покинутые сёла, разрушенные города, мёртвые дети, немой стон земли.
Но как найти силы смотреть на всё это через видоискатель…
Двое суток без сна. Очень хочется курить. Просто страшно. Горло сводит как пружину. Скрипит на зубах земля. Но – нельзя. Снайперы.
– Помню, как первый раз закурила, - думала Наташа. – Сентябрь 1941 года – немцы взяли Киев. Киев! Мой Киев! Седой Днепр, родной Крещатик, Святая София, Печеры, Соломенка, где в тенистой аллее у входа похоронен старший брат Сашенька. Конечно, про Киев сначала не поверила – что за шутки, столица Советской Украины! А потом плакала, рыдала, ругала себя страшно. В Киеве остались мама и папа, и главное – Шуренька, сынок. Ему два года как раз исполнилось, а сейчас – почти 4. Жив ли он. Чёрт бы побрал этого Гитлера и эту войну! Невыносимо думать, что на кудрявых холмах, в Печерах, вдоль Днепра, на Крещатике ходят солдаты в мышино-серых мундирах и вместо тягуче-ласковых напевов родной украинской мовы слышится мерзко-жестяное дребезжание германской речи…
Наташа осторожно выглянула из воронки. Проверить фотоаппарат, мысленно досчитать до сотни, так папа советовал. Она помнила – осталось 30 кадров, плёнка новая с утра заряжена, несколько кадров сделала настроечных, чтобы перестраховаться.
Усталые голубые глаза Наташи смотрели во фронтовое июльское небо Курской дуги 1943 года. Со дна глубокой воронки, вырытой тяжёлым гаубичным снарядом, оно казалось не таким уж и большим. Словно в какой-то чаше лежишь. Нежная, светящаяся июльская лазурь разбавлена лёгкими разводами облаков. Наши и немцы не стреляли, наступила какая-то звенящая, почти довоенная тишина…
Она любила так лежать раньше. Сейчас бы искупаться на заветном любимом днепровском пляже Труханова острова и смотреть в небо…
– Как же я устала … весь вечер и ночь вчера проявляла и печатала. Уже расстелила шинель на ящиках из-под снарядов, собиралась ложиться, когда под утро танкисты сообщили, что на нейтральной полосе стоит подбитый T-6. Тот самый неуязвимый «тигр» – немецкий танк с непробиваемой бронёй и мощной 88-мм пушкой.
Силуэт «тигра» – это страшный сон любого, даже самого опытного танкиста, артиллериста, чего уж говорить про пехоту…
Их уже подбивали, они горели и взрывались. Об этом писали во всех фронтовых газетах. Но ни одного чёткого снимка подбитого танка на поле боя напечатано не было.
Каждый фотокорреспондент без всяких секретных заданий главредов понимал, что будет значить такая фотография.
Если не поторопиться – фрицы уволокут его к себе в тыл. У них тоже немецкий порядок! Пару раз каталась впустую – в одном случае «тигр» остался в полосе наступления немцев, во втором случае бойцы приняли за новейший танк уже хорошо знакомый T-4, обвешанный дополнительными броневыми листами.
– Небо какое высокое… Тихое такое небо… Как же устала.. Ничего, подожду минут 20 и поближе к танку. Осталось всего метров 50-70 подползти. Если бы не немецкий пулемётчик, загнавший её в воронку, уже сделала бы фото...
Главное – не уснуть, не уснуть…уснуть… устала….
– Что это? Где я? Наша киевская кухня в квартире на Крещатике! Странно, но почему-то точно знаю, что война закончилась. В открытое настежь окно всеми красками играет радостный и богатый майский Киев, расцвеченный пирамидальными свечками цветущих каштанов. Весело щебечут дети, на лавочках чинно беседуют бабушки, присматривая за играющими во дворе детишками. На кривом столике, шуточно называемом старорежимным словом «ломберный», как всегда, старички забивают козла, привычно шутливо переругиваясь.
– Наточка, чай будешь? – за спиной раздался голос, такой родной, такой знакомый, мужа Бори.
– Боречка! Ты живой?
– Конечно, Ната, живой, ты сомневаешься? – шутливо ответил муж, разливая ароматный чай, как всегда густой, как они любили. – Как видишь, отпустили проведать тебя и сына, вроде увольнительной! Так ты же… – ком в горле.
Она помнила Колю, его сослуживца, который в конце июля страшного 41 года принес ей скорбную весть о гибели младшего лейтенанта Бориса Павловича Козюка, командира отделения зенитчиков 263 ОЗАД.
– Не жди его, Наташа. Видел его тело без головы, – горько сказал Коля, махнув 100 грамм водки, сидя за этим же столом. Тогда в груди и поселился слепой белый ком. Опустела без него земля. Она и пошла мстить на фронт, за него, за Борю.
– Мама, мамочка! – на кухню влетел сынок Шурик.
– Да, Шуренька, что случилось?
– Надо Шпунтика покормить! Голодный! – на руках ребёнок тащил огромного белого кота. Кот привык к подобному со стороны своего маленького хозяина и совершенно не сопротивлялся, впрочем, Шурик никогда его не обижал, заботился, играл с ним и кормил, поэтому кот относился к бесцеремонному обращению с достоинством античного стоика.
– Сынок, он у тебя всегда голодный, прямо не кот, а крокодил какой-то! – пошутил отец.
– Папа, ну он же голодный!
– Конечно, Шуренька, вот ему молочко от бабы Глаши, с утра принесла.
Ребенок радостно завозился, кормя своего пушистого друга, а Наташу переполняло счастье. Шуренька как вырос! Боря живой! Сидит на своём месте за столом, в своей любимой вышитой украинской рубахе, но почему-то в военных галифе и сапогах, пьёт чай с сушками.
– Господи! Чудо какое!!
–- Почему чудо, – отозвался Боря. – Ты не веришь, что ли?!
– Верю, Боречка, слава Богу!
– Как работа, Нат? Сложная съёмка тебе досталась. Сам «тигр».
– Откуда ты знаешь? Да, задание редакции, секретное… Откуда?
– Да уж знаю. Справишься. Позирует танк хорошо, стоит смирно, – шутливо заметил муж. –И не бойся ничего. Вернёшься домой с победой! Сына встретишь, родителей тоже, все тебя дождутся
– А ты? Боречка, а ты что же?
Внезапно налетели тучи, хлопнули створки настежь распахнутых окон. В углу гостиной, где сидел Борис, потемнело.
– Ну я же сказал, ненадолго я. Сына и тебя повидать отпустили. Потом увидимся…Обязательно увидимся…
Занавески беспокойно затрепались от порыва ворвавшегося в гостиную ветра, стоящий на подоконнике фикус опасно наклонился. Наташа протянула руки, чтоб его удержать, и в эту секунду её оглушил раскат грома.
Наташу разбудила канонада. Наши, как и обещал полковник Кротов, произвели короткий огневой налёт на позиции, отвлекая немцев от танка. Девушка посмотрела на свои часики, ещё один предмет из довоенной жизни, подарок Боречки. Она спала всего 2 минуты. Надо было работать. Пушки стихли, немцы пока молчали.
Почему-то вспомнились слова того лейтенанта, которого встретила в передовом окопе:
– Девушка, милая, куда же вы лезете, да вас убьют! В танке может сидеть немец, пристрелит как куропатку!
Ну это мы ещё посмотрим. Сожрать меня попробовать можно, но подавятся.
Проверила все ещё раз. Так, хорошо, фотоаппарат готов к работе. В боковом кармане нащупала холодную сталь маленького «вальтера», подарок знакомого капитана-танкиста, который сгорел под Харьковом в 1942 году. Ей пока не приходилось стрелять из этого изящного пистолетика с полированными боками, но он давал ей какую-то уверенность. Наташа твёрдо знала, что в плен ей нельзя. Слишком часто приходилось слышать, что именно эти когда-то культурные немцы делают с женщинами-военнослужащими Красной армии. Один раз даже пришлось делать жуткие снимки.
Время! Наташа рывком перебросила тело через край воронки и осторожно поползла вперед. Тьфу, опять этот запах. Ещё на подходе ветерок приносил, а тут прямо ужас что. Прямо перед танком валялись трупы в тёмных комбинезонах. Ближайший белокурый, прямо красавчик, если бы не аккуратное красное отверстие на месте правого глаза. А на груди орден так и сверкает, заслуженный фриц на этом «тигре» катался.
Эх, хороший кадр пропадает, но нет, главные кадры – вон впереди, манит, зовёт заказчик серьёзный.
Всё-таки какая гадость – переползать через трупы немцев. Как подумаешь, у него может тоже жена, дети дома остались… Почему они побежали в другую сторону. Потеряли ориентацию. Не звали мы их сюда, не звали. Вот и пусть лежат.
Еще несколько десятков метров. Ох, как же локти и колени болят, ободрала комбез, жалко, ну никак иначе. Ну вот отсюда хороший ракурс.
Размалёван пятнами, прямо как зверь настоящий. Ну и чудовище – огромный стальной утюг. Целый дот на гусеничном ходу, склонил пушку, словно нацеливаясь на фотографа. Люк механика открыт. Хорошо его наши приголубили, молодцы, такую махину подстрелить. На левом борту, чуть правее креста зияет пробоина...
Есть кадр! Щёлк, щёлк – ещё пару раз. Ещё раз для контроля чуть в стороне. Теперь сменить ракурс – хорошо бы сбоку, с черным паучьим крестом на борту. Есть кадр! Подстрахуемся – ещё три.
Наташа заметила через объектив, как правее от танка поднимаются фонтанчики пыли. Мгновенно долетели звуки выстрелов: немцы засекли и дали из пулемётов. Не целятся, но опасно близко.
Нарастающий визг – взрыв! Совсем рядом, осколки с шумом срикошетили от танка. Немец выплюнул ещё несколько мин. Потом ещё, прямо серией. Похоже, «ишак» шестиствольный у них тут, характерно воет.
Поймали блеск объектива, не учла солнце, дура! Наверное думают, что снайпер или артнаблюдатель затаился. Сейчас накроют.
На негнущихся ватных ногах она добежала до неглубокой воронки, повалилась туда и замерла. Трясущейся рукой крышечкой закрыла зоркий глаз объектива «лейки».
Как же сердце колотится! Как колокол! Да и всё как-то трясёт. Всё-таки я это сделала! Танк «тигр» заснят на плёнку! Надо только принести! Вернуться с плёнкой.
«Всегда была везучей, – думала Наташа, скрючившись на дне воронки. – Бог хранил. Молитвы мамы, как же иначе. Часто видела, ещё маленькой, когда трудно бывало, бывало болели они с Сашкой, а мама лампадку зажжёт у иконы Богородицы и молится. Тихо так, со слезами. Так и вымаливала их. Теперь, конечно, только её. Брата в 1934 году унес тиф».
Она вспомнила ту лунную майскую ночь под Валуйками в 1942 году. Ночь работе не помеха, как говаривали в её редакции, поэтому, как всегда, Наташа проявляла пленки и печатала фотографии. И хорошо, и тихо, пыли меньше, и главное – темнота, первый друг и помощник фотолаборатории. Споро работала, хорошо.
Не знала сама, почему тогда согласилась погулять с журналистом Женей. Уж больно ночь была хорошая, мирная, соловьи поют, словно дома в зелёной кипени родного Киева… Да и Женька, конечно, красавец сероглазый, видный хлопец и поэт к тому же, книжку стихов подарил с автографом. Гулять они далеко ушли от поезда тогда. В это время налетела авиация противника – не только высыпали бомбы, но и ещё сверху облили горючей смесью. Словно давно охотились на нашу редакцию, выследили и уничтожили. Как же страшно горел поезд! И фотолаборатория сгорела дотла, все вещи, платье любимое, ещё довоенное... Чудом уцелел фотоаппарат, который привычно повесила на плечо перед выходом. На следующий день рядом с полустанком появилась братская могила сотрудников редакции, многих друзей... Их хоронили в пакетах из газетной бумаги, которая чудом уцелела в нетронутом хвостовом вагоне. Горько… Но они с Женей остались в живых.
А как летела на последнем самолёте из Харьковского котла? Тоже чудом спаслась…
Тогда под Харьковом в 1942 полковник заставил – практически силой усадил её в связной У-2. Это был последний самолёт, вылетевший из кольца.
– И сейчас смогу уйти, я счастливая и живучая, – думала Наташа, немного поёживаясь и с трудом сдерживая нервную дрожь. Немец лениво, методично плевал минами, которые летели с протяжным воем и резко хлопали рядом с танком, осыпав его осколками. Один мелкий осколок всё-таки достал её – над верхней губой Наташа почувствовала резкий укол и жжение, потекла струйка крови. Девушка резко отпрянула и откатилась на дно спасительной воронки. Ждём…
Через пять минут обстрел стих, но надо было успокоиться и переждать. В голове всплыли слова генерала-командира дивизии, в полосе которой подбили «тигр»:
– Что они там, совсем обалдели? Мужика не могли прислать?!
Спасибо ему, выделил бойцов, помог найти танк и обеспечил прикрытие.
Да, мужик может и справился бы. Но повезло именно мне. Теперь надо, чтобы повезло окончательно!
Наташа осторожно выбралась из воронки и медленно поползла в сторону наших окопов. Вдруг снова заработал немецкий «ишак». Мерзкий и такой знакомый свист мины, ни с чем не спутать. Немцам что-то показалось, или они и в самом деле опять её заметили. Удар! Свист! Удар!
Наташа вскочила и перебежками понеслась вперёд, вот уже рядом, 200 метров, 150… Свист, удар! Наташу бросило на изрытую землю, и она ненадолго потеряла сознание. Темнота…
– Где я? Сколько времени прошло? – девушка с трудом стёрла налипшую землю с часиков. Ух, всего 5 минут только, но отключилась капитально. Так, «лейка» цела, слава Богу! Вперёд, вон наш окопчик. Как же колени и локти болят, стёрла капитально, от души прямо. Только бегом дальше!
Наташа осторожно поднялась и побежала. До спасительной линии окопов оставалось примерно сто метров. Дико завыли мины врага. Очень не хотелось умирать. Особенно сейчас, когда в фотоаппарате на плёнке был запечатлён «тигр». «А ведь в школе я лучше всех из девчонок в классе бегала», – думала Наташа. – Не могла и представить, что пригодится…»
Она споткнулась о каблук сапога засыпанного землёй солдата и полетела лицом вперёд на землю. Через несколько секунд впереди прогремел каскад разрывов, засвистели осколки над головой.
«Спасибо тебе, неизвестный солдат», – сказала Наташа сама себе, вытирая грязным рукавом кровь из разбитого носа.
Через минуту девушка перевалилась через бруствер спасительного окопа, прижимая к груди «лейку».
За этот подвиг фотокорреспондент газеты «Красная армия» Наталья Федоровна Боде была награждена орденом Красной Звезды. Она прошла всю войну, закончив её в Берлине, вернулась в Киев с победой, нашла живыми родителей и сына. Но об этом она пока не знает, трясясь в почтовой попутной «полуторке», бережно держа в руках «лейку» с драгоценными кадрами. Кадрами, которые приблизили победу.
ЧИТАЙТЕ НАЧАЛО ПОВЕСТИ "СОЛДАТСКИЙ СОН"