Как и следовало предполагать, отвлечёмся от кошаковких. Самое время поздравлять с юбилеем Победы… Но праздник получается со слезами на глазах. Со слезами не только гордости, но стыда.
Поколение Победителей – уходящее поколение. Обычно они ждут этого дня, ждут Парада. Нынче не дождались. К следующему году дождётся ещё меньше… Рискну предположить, что моё поколение, «в районе полувека», последнее, в котором «Рио-рита» записано на генетическом уровне. Это наши бабушки-дедушки уходили с танцплощалок и со школьных балов – на фронт. Поначалу даже радовались, что успели. Предчувствие войны, многие победители об этом говорили, витало в воздухе. И была уверенность, что враг скоро будет побеждён.
Но как в сказке. Добывать Победу пришлось 1418 дней, это нехитро посчитать. И ещё. Стастистика открыта. На фронте погибших советских - 7 миллионов, 1.5 миллиона – в концлагерях (при этом погибших в плену немецких военных – практически в три раза меньше), 3 миллиона – так называемый гражданский персонал (те же медики и водители «полутарок»). Вот недавно без особо шума прошла информация о санитарном судне «Армения». На «Армении» был флаг «Красного креста». Но флаг оказался не свят. На дно пошли чуть поболе 8000 человек: раненые, немощные старики, маленькие дети… Ещё 7,5 миллионов – это Хатынь, Бабий Яр, катакомбы Одессы, Донбасские шахты, ставшие братской могилой.. От голода и болезней не стало 4 миллионов человек, 2 миллиона соотечественников не пережили немецкого рабства.
Статистики достаточно? Ох, тогда почему, почему мы вспоминаем о ветеранах, почти уже ушедшей натуре, только раз в году? Удивительно, но я была свидетелем дискуссии – фронтовиков попрекали высокой пенсией. Мол, настоящие добытчики Победы сложили головы ещё ТОГДА или вскоре после войны отдали Богу душу: ранения. А эти - что? Успели понюхать кусочек немного – но льготы выбили. Одни росли безотцовщиной, а другим большие родительские пенсии помогают…
Да, кто-то прошёл войну «от» и «до», кто-то успел в последний момент. Но война, с медицинской точки зрения, - это пандемия убийств и ранений. И перед пулей были все равны.
А дети войны?
Я не буду тут ничего говорить о льготах. Мой отец, 1941 года, рассказывал, что в деталях помнит День Победы. Дети тогда взрослели очень быстро. Моя тётя двенадцатилетним подростком уже знала, что такое жёсткая рабочая дисциплина, когда «всё для фронта – всё для Победы».
Собственно, ту самую Победу добывали самые что ни на есть обычные люди с другими планами на жизнь. Обычные, но ставшие ПОБЕДИТЕЛЯМИ, тихо вершившие подвиги, трудовые и ратные. И сегодня мои тараканы в голове крутят Розенбаума:
«И котомку скинув, обнял он жену:
«За тебя иду я биться на войну,
За дедов, за хаты, за родимый край,
За малых ребяток да хлеба каравай.
Ох, тяжка ж ты доля, лить на фронте кровь.
Прощевайте Поля, свидимся ли вновь?»
И Рождественского тоже крутят:
«Везёт на фронт мальчика товарищ военный врач.
Мама моя, мамочка, не гладь меня и не плачь
На мне военная форма – не гладь меня при других!
На мне военная форма, на мне твои сапоги».
…Объясняют, что это просто свойство психики. Много лет мы живём без войны, и для крайних поколений что Великая Отечественная, что битва при Куликовом поле (тоже для государства Российского важная) одинаково равно удалённые величины. Невозможно сопереживать тому, что было давно. Но как оправдать Колю, кажется, с Уренгоя? Как понять шутников-подростков, которые спокойно маршируют с «Бессмертным полком», держа в руках портреты немецких военных. Мол, они были одурманены бесноватым и тоже – невинные жертвы…