Когда кирзовый сапог моего отца - ст. лейтенанта, комроты ПТР 184 сд, ступил на "священную" для каждого немца землю Восточной Пруссии, то зачистка Кенигсберга происходила так. В подвал летела команда:"Алле - раус!" (всем - на выход!). Если никто не выходил и не отвечал, то летела уже граната. После чего - очередь веером из ППШ.
И только после этого в подвал ступал упомянутый сапог. В одном из подвалов была найдена красивая позолоченная шпага, которая некоторое время помогала в зачистке, а потом была отобрана каким-то майором. Но живых людей в Кениге было мало. Вермахт быстро перемололи или отправили в плен, фольксштурм распустили по домам, а обыватели в безумном страхе перед "азиатскими ордами" ломанулись в центр Германии, отчего им лучше не стало...
Папа с двумя солдатами пошли посмотреть, как живут немцы и найти чего-нибудь покушать. В наступлении кухня вечно отставала... Бои проходили в крепости и центре города, а окраины были затронуты мало.
Но колбасы, хлеба и даже картошки нигде не нашлось. Зато вина, консервов... Ведь с собой это все не прихватишь, поэтому немцы все и бросили. В одном из брошенных добротных и стильных коттеджей на окраине был обнаружен фанерный табурет со штампом советской артели и обозначенной ценой в несколько рублей. Одного бойца этот контраст между немецким богатством и немецким крохоборством разозлил до такой степени, что он расстрелял банки с консервированными огурцами на полках и вино в бутылях. Все равно употреблять это было опасно: были случаи отравления.
Когда группа в тяжелом молчании вышла на улицу, ее взору предстала картина маслом: по улице шел пьяный солдат без ремня, но с факелом в руках. (Видимо не все вино в коттеджах было отравлено) Солдат поджигал
один пустой дом за другим. Отцовы бойцы без команды бросились к солдатику, выбросили факел и скрутили ему руки. Приказ командира дивизии о борьбе с мародерством и бесчинствами, грозивший нарушителю штрафротой, все знали.
- Ты, что, сдурел, боец? - задал естественный вопрос старший лейтенант.
- Они у меня в деревне дом сожгли! А я у них - квартал сожгу! - отвечал уверенный в своей правоте бывший крестьянин.
Солдат без лишних разговоров был связан и отправлен в ближайший сарай на кучу сена проспаться. От патруля подальше...
Потом отец направил свои сапоги к балтийскому побережью: было ему 20 лет, и он никогда не видел моря. Но помыть их в морской пене было не суждено. Весь береговая полоса до горизонта была завалена разорванными трупами немцев. Идти по кровавому месиву, сотворенному артиллерией и штурмовиками, не хотелось. Мало кому из немцев удалось уплыть в свой фатерланд... Шел апрель 45-го.