Мысли разбил противный звонок телефона. Каждый раз я хочу сменить мелодию и каждый раз забываю. Снова неизвестный номер. Отвечаю.
– Ты любишь танцевать?
Не "здравствуй", не "как дела?", не хотя бы привычное "алло".
Улыбаюсь и набираю в легкие побольше воздуха.
– Нет, – почему-то тихо отвечаю я.
– Очень жаль. Танец – единственное, что остается у нас, когда мы умираем.
Замираю в непонимании.
– У тебя будет всего несколько секунд, чтобы станцевать свой танец перед Смертью. А она будет вынуждена ждать, если твой танец будет достаточно идеален. Потому начни разучивать свой танец, чтобы уйти не просто так.
– Наверное, Смерть будет в шоке от того, как я умею танцевать, – выдавливаю из себя смешок. – Как дела?
Но он пропускает мой вопрос, продолжает говорить нечто слишком сложное и в тоже время безумно легкое для моего понимания. Для моего внутреннего понимания, которое не выражается словами. Которое говорит чувствами. Внутреннее понимание и слушает чувствами. Странно, что Валерий умеет словами выражать свои мысли для внутреннего понимания.
– Это другой танец. Не тот, что ты танцуешь на вечере или дискотеке. Это танец твоей жизни. Попробуй и ты почувствуешь, как надо.
– Может быть, – промямлила я.
– Я не знаю, как пережить эту неделю, – вздохнул мой собеседник. – Раньше уезжал и на месяц, но теперь время играет со мной. Оно живое. Ты знала?
– Подозревала.
– Оно играет с нами. Нужно научиться выигрывать у него. У меня получается сейчас, пока я говорю с тобой.
– Видимо время сейчас играет и со мной. Оно уходит впустую, потому что я ничего не хочу. Мне жаль его, но я ничего не могу сделать, – вздохнула я.
– Чтобы ты не делала, чем бы не занималась, делай это идеально настолько, насколько это возможно.
– Пожалуй, идеально у меня получается сейчас только лениться, – я рассмеялась, но Валерий никак на это не отреагировал.
– Помни, что твое время ограничено. Как бы оно с тобой не играло, в конце всегда будет последний танец.
– Я не хочу думать о смерти.
– Зря. С детства ребенку врут о смерти, не рассказывают очевидного – смерть – обещание, что дается каждому из нас от рождения. Но мы учим детей так, как учили нас родители – жить будто смерти и вовсе нет. А потом в старости мы несказанно удивляемся тому, что ничего не успели. Думали, что впереди еще так много времени. Помни об этом, когда в очередной раз пожелаешь "убить" его.
– Что изменится от того, что я начну бояться смерти?
– Нужно не бояться ее, а знать, что она придет и что твое время ограничено. Что не стоит откладывать важные дела и разговоры.
– Ты придерживаешься этого принципа?
– Не совсем. Искоренить из своего сознания мысль о том, что у меня все еще впереди очень трудно. Особенно трудно, когда тебе 20-30 лет, но когда годы приближаются к пятидесяти, ты начинаешь острее воспринимать время и очень плохо, когда оглянувшись ты с ужасом понимаешь, в скольких смертях времени ты повинен. Но я стараюсь хотя бы делать все идеально.
– Может потому тебе и удалось неплохо заработать...
– Я просто хочу все делать хорошо. Дело не в деньгах, не в людях, а в том, что я должен делать идеально, потому что это нужно мне. Потому что прекрасно выполненная работа приносит удовлетворение. Мы можем обмануть начальника, соседа, родственника, государство, но мы не в состоянии обмануть себя.
– Мне кажется, ты не прав. Если бы все было так, как ты говоришь, то никто бы не старался выполнить свою работу плохо или сэкономить на чем-то. Люди получают удовлетворение от денег и не более того.
– Это ошибка воспитания. В детстве такие люди получали душевное удовлетворение только через материальное. Или они имели мало и их родители постоянно твердили, что нужно больше. Их не учили радоваться красоте природы или же идеально прожитой жизни. Для них идеал – набитое деликатесами брюхо, миллионы на счете и дачи во всех уголках света. Но сами они так редко всем этим пользуются, потому что сходят с ума от жажды наживы. Для них идеалом стало заработать как можно больше. Но ведь ты знаешь – всех денег не заработаешь. Получается, идеала им не достичь. Но если ты выполняешь свою работу, если ты живешь идеально, то ты уже счастлив, здесь и сейчас. И не окажется в старости так, что ты будешь жалеть о том, что не был идеален.
– Мне кажется, такие люди счастливы. Ведь на деньги они могут себе позволить все, – я вздохнула. – Если бы у меня были деньги, я бы сейчас смогла бы поехать в теплую страну.
– У тебя есть деньги, Даша. И ты можешь поехать в теплую страну, стоит тебе только захотеть. Это не то, чего ты хочешь.
– А что по-твоему я хочу?
– Денег. Ты просто хочешь денег, потому что считаешь, что они решат все твои проблемы, но забываешь, что это лишь средство, а не решение. Это ключ, а не дверь и не здание. А ключ достать всегда можно.
– Было бы все так легко...
– Честно говоря, мне претит тема денег, и если ты позволишь, я хотел бы прекратить разговор об этом, – довольно серьезно произнес мужчина.
– Ну... Хорошо. Пусть будет так.
– Чем ты занималась сегодня?
– Проспала до обеда, сделала уборку, а теперь лежу и убиваю время. То есть кино смотрю.
– Это то, что ты сейчас хочешь?
– Что? Фильм? – я встала с дивана и подошла к окну. Уже совсем темно. Фонари горят через один. – Нечего больше делать, – я присела на подоконник и накрутила прядь волос на палец.
– Чтобы ты хотела?
– Я не знаю.
– В этом-то и проблема.
– А ты знаешь?
– Я хочу быть сейчас с тобой, но это невозможно в данную секунду и я это понимаю. Другое мое желание – побродить по ночному Саратову. Когда-то в молодости я был здесь, хочу посмотреть: многое ли изменилось.
– Почему не днем?
– Потому что днем я буду выполнять свою работу.
– И даже не будет ни одного свободного дня?
– Нет, Даша, не будет. У меня свободны только ночи.
– Но как же сон?
– Я могу не спать одну ночь, если я этого хочу. А могу не спать вообще, но я этого не хочу.
– Ты будешь уставший.
Ответом стал смешок и тишина. Ровно две минуты мы молчали. Мне становилось неуютно. Что-то спросить или рассказать?
– Я пойду, – произнес Валерий. – Спасибо тебе. Не уверен, что смогу позвонить завтра. Но у меня будет к тебе одна просьба.
– Я слушаю.
– Ты сможешь в субботу в 21:20 встретить меня в Шереметьево?
– Да, – кивнула я, хотя прекрасно знала, что он меня не видит. Внутри все заполыхало. – Но как же твоя семья?
– Их там не будет.
– Точно?
Валерий вздохнул:
– Меня никогда не встречают из командировок. Точно.
От обреченности в этой фразе мне захотелось плакать.
– Встречу, – глаза уже предательски наполнились слезами, а голос дрожал. Что же со мной происходит?
– Спасибо. Прощай.
– Пока.
Но он уже сбросил вызов не выслушав моего прощания. Повисла томящая тишина. Я забралась с ногами на подоконник и уткнув нос в колени тихонько заплакала.
