С эволюционной точки зрения музыкальное поведение, такое как игра на инструменте, может рассматриваться как часть ухаживающего поведения индивида. Игра на музыкальном инструменте или пение могут выполнять функцию, аналогичную функции цветных перьев птицы: привлекать внимание. Поэтому музыканты могут быть оценены как более привлекательные, чем не музыканты. В ходе онлайн-опроса 137 добровольцев (95 женщин) в возрасте от 16 до 39 лет оценили привлекательность вымышленных лиц противоположного пола, описанных в коротких вербальных профилях. Эти профили различались в зависимости от того, исполнял ли описываемый человек музыку или нет. Кроме того, профили музыкантов различались в зависимости от того, играл ли описываемый человек музыку или пел на публике или только в частном порядке. Результаты показывают, что профили музыкантов обычно не оценивались как более привлекательные, чем у не-музыкантов, но привлекательность варьировалась в зависимости от обстановки: частные музыканты оценивались как наиболее привлекательные, за ними следовали не-музыканты и публичные музыканты. Кроме того, результаты показывают, что участники, которые играли на музыкальном инструменте или пели сами, давали более высокие оценки профилям музыкантов. Но для участников, которые сами не занимаются музыкой, были найдены более высокие рейтинги привлекательности для музыкантов, играющих на инструментах или поющих в приватной обстановке. Эти результаты указывают на то, что впечатление об общем интересе (создание музыки) и, кроме того, создание музыки в частных инструментальных условиях, по-видимому, делает людей привлекательными для других людей. Современные результаты не дают никакой дополнительной поддержки гипотезам полового отбора для эволюции музыки. Музыкальный статус исполнителя влияет на его суждения, и музыканты оценивают других людей как более привлекательных, если они разделяют общий интерес к созданию музыки. Не демонстрация того, что ты музыкант, по-видимому, имеет решающее значение для оценки привлекательности, а воспринимаемое или воображаемое сходство между ними, создаваемое информацией о музыкальности, способствующей теоретическому значению коммуникативного аспекта музыки.
Вступление.
Музыка сопровождала людей с самого начала зарождения человечества. Флейта, сделанная из кости крыла гусиного грифа, которая была найдена в швабском Альбе в 2009 году и которой, по оценкам, около 40 000 лет (Adler, 2009), считается самым древним доказательством человеческого музицирования. Наскальные рисунки того же возраста, изображающие танцоров и ударные инструменты, служат дополнительным доказательством музыкальной деятельности наших предков (Миллер, 2000).В современном мире музыка настолько вездесуща, что ее назначение в повседневной жизни не ставится под сомнение. Однако мало что известно о происхождении и функциях музыки (Mosing et al., 2015; Киллин, 2018). Почему наши самые ранние предки вкладывали свои драгоценные ресурсы в музыкальную деятельность? Один из возможных ответов состоит в том, что музыка служит эволюционной цели, увеличивая репродуктивный успех человека.
Эволюция музыки.
Эволюционная теория предполагает, что поведение, приводящее к долгосрочным репродуктивным преимуществам, сохраняется на протяжении поколений, в то время как те, кто имеет низкую выгоду, исчезают, позволяя максимизировать относительный репродуктивный успех на фоне ограниченных ресурсов (Darwin, 1871; Euler, 2014).
Для того чтобы поведение рассматривалось как сложная биологическая адаптация, оно должно соответствовать определенным критериям (Symons, 1990). Во-первых, это должно быть межкультурное явление, имеющее исторические следы раннего развития человечества. Кроме того, она должна следовать одному и тому же стандартизированному процессу развития от одного индивида к другому. Кроме того, каждый индивид потенциально должен быть в состоянии научиться такому поведению, и должны быть доказательства генетической предрасположенности и наличия определенной ответственной области мозга (Miller, 2000; Schmitt and Pilcher, 2004).
Музыкальное поведение соответствует этим общим критериям. Во-первых, музыка, несомненно, является межкультурным феноменом. Он служит средством эмоционального выражения во всех частях мира и во всех культурах (Dissanayake, 2006; Altenmüller and Bernatzky, 2015; Mehr et al., 2019). Еще до того, как доисторические музыкальные инструменты были вырезаны из костей животных, существовал высший музыкальный инструмент-человеческий голос (ср. Юэнс, 1995; Фоули, 2012). Благодаря своему широкому спектру звуков и тонов – от глубокого гудения до высоких свистков, человеческий голос способен передавать эмоции и поэтому поддается созданию бесконечных мелодий и песен. Кроме того, исследования показали, что музыкальные способности, такие как двигательные музыкальные навыки (Gilbert, 1980) и временная точность (Smoll, 1974), улучшаются с хронологическим возрастом, что предполагает стандартизированный процесс развития.
Далее, практически любой человек может выучить мелодию или спеть на мотив своего любимого рекламного ролика. Что касается пятого критерия-наследственности, то Trehub (2001) продемонстрировал, что дети уделяют больше внимания пению своей матери, чем ее говорящему голосу, и недавнее открытие дало некоторые доказательства генетических процессов в музыкальном поведении (Mehr et al., 2017). Наконец, Перетц и Заторре (2005) обнаружили связь между музыкальной активностью и активацией определенных областей мозга. Они показали, что звуковые (мелодические) аспекты музыки преимущественно задействуют правую слуховую кору, тогда как извлечение временных механизмов (ритмов) рекрутирует более широко распространенные и двусторонние нейронные сети. Но в мозгу нет никакого” музыкального центра", скорее всегда есть много областей мозга, вовлеченных в сложную обработку музыки. Исследование Перетца и Заторре (2005) является примером доказательства того, что существует нейрофизиологическая основа для восприятия музыки.Музыка, таким образом, выполняет все предпосылки для того, чтобы считаться результатом сложной биологической адаптации (Дарвин, 1871; Миллер, 2000; Молино, 2000).
Продолжение в части №2
Источники: https://doi.org/10.3389/fpsyg.2019.02627