Эта история является жизненным опытом женщин во время их поездок на здоровье. Пожалуйста, всегда консультируйтесь со своим врачом с личными проблемами или вопросами.
На каждом дородовом приеме, на который я ходила, медсестры спрашивали, планирую ли я кормить грудью. Я бы всегда говорил «да». Мне было ясно, что это был единственный приемлемый ответ, но это также было правдой. Я не видела никакой реальной причины, почему я бы не стала. Одна медсестра спросила меня: «Итак, вы можете сказать мне три преимущества грудного вскармливания?»
Часть меня закатила глаза при обращении со мной, как со студентом. Но я всегда была хорошим учеником. Я всегда хотела, чтобы учителя нравились мне и давали золотую звезду. Я перечислила три преимущества, и она кивнула в знак одобрения. Я чувствовала, что получил А.
В первую ночь жизни моей дочери все прошло по плану. Через несколько часов после рождения она спокойно кормила грудью, когда в комнату вошла медсестра. «Вы оба делаете очень хорошую работу», - сказала она. Я снова почувствовала, что получаю золотую звезду.
Но на следующий день все началось. Когда я пыталась кормить грудью своего ребенка, она плакала и выгнулась ото всех сил своего крошечного тела. Я пыталась снова и снова. Пришел консультант по грудному вскармливанию и сказал, чтобы я снял ее сундук, чтобы иметь контакт «кожа к коже». Но все же она выгнулась и закричала. Эта агония продолжалась часами. Та же самая медсестра, которая похвалила меня прошлой ночью, вошла и обнаружила, что моя дочь и я рыдаем.
"Что случилось? У тебя все было хорошо!" сказала она, ее голос острый с неодобрением. Я чувствовала, как ребенка ругают. Мы попросили формулу, но она отказалась, так как у нас ранее была «хорошая защелка». После смены мой муж уговорил другую медсестру неохотно дать нам какую-то формулу. Моя дочь счастливо выпила половину бутылки, и ее крик прекратился.
Но ее крики, казалось, перевернули мой мозг, лишенный сна. Несмотря на то, что я знала, что мы должны были отказаться от формулы, как только она не была охлаждена в течение 2 часов, я спрятал полбутылки под кровать. Я боялась, что они не дадут мне еще один, и я не смогу остановить ее голодные крики. Я знала, что это рассуждение не имеет никакого смысла, но я чувствовала, что плыла над собой, наблюдая, как я теряю контроль.
Как только мы вернулись домой, панические чувства не утихли. Самое безумное было то, что грудное вскармливание иногда срабатывало - достаточно, чтобы заставить меня продолжать пытаться. На каждом свидании мне говорили, что проблем не было: мой запас был хорошим, мой ребенок набирал вес.
«Но часто она кричит, когда я пытаюсь ее накормить», - сказала я. Ни у кого не было никаких предложений для этого. Вместо этого они неоднократно говорили мне, что важно продолжать пытаться кормить грудью.
Иногда, когда я смотрела вниз на ее красное, кричащее лицо, я чувствовал этот интенсивный, горячий гнев. Я чувствовала себя запертой в битве с ней. Я не могла замедлить свой мозг настолько, чтобы хорошо спать, даже когда она спала. У меня бы вспыхнули мысли о том, чтобы причинить ей боль: я вижу, как бросаю ее на балкон, позволяю коляске катиться в пробку. Я не хотела делать такие вещи - я был в ужасе от того, что мой мозг мог их представить - но они были там. Я также постоянно, почти изнуряюще чувствовала, что она умрет.
Когда моей дочери было около 9 месяцев, я отказалась от грудного вскармливания. Мне казалось, что я был в игре в перетягивание каната и бросил свой конец веревки. Моя дочь счастливо ела бутылки с твердой пищей и молочными смесями, и часы крика прекратились. Примерно в то же время я прочитал эссе об опыте другой матери с послеродовой тревогой (PPA). Я не знал, что PPA существует как диагноз, отдельный от послеродовой депрессии. Но список симптомов звучал знакомо: мчащиеся мысли, постоянный страх, неспособность спать даже когда спит ваш ребенок. Знание, что причина моих чувств была в том, что это было не просто «новое материнство», помогла мне начать искать выход. Я никогда не обращался за помощью к PPA, главным образом потому, что к тому времени, когда я понял, что происходит, мои симптомы начали уменьшаться. Я выздоровела полностью без лечения.
Моей дочери сейчас два с половиной года, и когда я пишу о тех мрачных днях ее молодости, мне кажется, что я пишу о ком-то еще. Я хотела бы, чтобы в эти первые месяцы я мог путешествовать во времени, чтобы увидеть разговорчивого, радостного ребенка, которым она стала. Но я также хочу путешествовать назад во времени: чтобы ее младенчество снова занялось, чтобы увидеть, как бы это было, если бы я меньше заботилась о том, чтобы получить знак одобрения для кормления грудью, и больше о том, что было правильным для нас обоих. Если есть серебристая подкладка к темным девяти месяцам, я осознаю, что мое собственное одобрение - и мое дочь - это то, что действительно имеет значение.
