Когда я решила в конце 7-го класса поступать в гимназию (их в Москве в 1990 году было три), родителям пришлось выдержать настоящий бой. Документы просто не хотели отдавать! Директор бодалась с моими родителями, пыталась их усовестить, норовила применить моральный шантаж вроде «мы дали ей тут все, всему научили, ведём как будущую медалистку, а она...!». А она хотела учиться в другой школе. Предстояло сдавать не только языковой экзамен, экзамен по истории и писать сочинение, но также и проходить собеседование по итогам экзаменов. Несмотря на результаты экзаменов, итог кастинга их мог перечеркнуть.
Я сдала все экзамены на отлично и в назначенный день явилась на кастинг. Меня встречали три пары очков и располагающие выражения лиц. Это были мои будущие учителя истории, русского и литературы. Я в свои 13 конечно многого не знала и не читала, не отличала Порше от Ницше, но уверенности мне было не занимать. И вот когда меня спросили о русской литературе, я в лоб залепила интервьюерам чистую правду - я не люблю русскую литературу, кроме романа «Анна Каренина», чистосердечно брякнула я.
Три пары очков недоуменно уставились на меня. Тот, что сидел по центру, осторожно спросил - и какая же литература тебе нравится? Я как раз начиталась Гюго и ответила - французская. В ответ прилетел вопрос - с чего начинается книга «Собор Парижской богоматери»? Ну это было ещё ничего, у других спрашивали, с каких строк начинается «Илиада». После кастинга, ожидая результатов, мы познакомились и на всю жизнь подружились с одной хорошей девочкой. Так и дружим, хотя она давно уже живет в другой стране. Мы обе были приняты в гимназию и 1 сентября 1990 года сели за одну парту.
А тот, что сидел по центру, оказался ещё и нашим классным. Он и правда был классным. У нас в школе была театральная студия гуманитарных классов (мы были «В», и про нас в школе говорили, что это значит «выпендрёж во всем»), он был одним из режиссеров. Главные роли обычно доставались ученикам и ученицам 10-11 класса, а мы приплясывали в кордебалете и припевали в хоре (гитара и фортепиано были свои, и желающих музыкально сопровождать спектакль хоть отбавляй). Но я и тому была рада. Потом стала получать маленькие роли, переживала. Классный говорил: нет маленьких ролей - есть плохие актеры. Однажды мне досталась роль учителя танцев королевы Франции с одной-единственной репликой, повторяемой в разное время с разными интонациями. Потом я узнала, что классный эту реплику придумал сам, её не было в пьесе - роль была бессловесной. Специально для меня придумал, чтобы я не расстраивалась.
Он научил нас чувствовать всю красоту и мощь родного языка, разбираться в нюансах, правильно формулировать и выражать мысли. Он оказывал влияние на формирование нашего художественного вкуса. Он ездил с нами в каникулы по разным городам, ел с нами сгущёнку и пел с нами песни под гитару. Иногда нам казалось, что он слишком с кем-то вредничает, чересчур явно кому-то симпатизирует, но в целом нам казалось, что он очень классный.
Когда мы закончили школу, то поступили в вузы и разлетелись кто куда. Появились новые друзья, стали общаться реже. А как забрезжило впереди 20-летие выпуска, то сразу все передружились в соцсетях, выбрали кабак, назначили дату. И пригласили Классного.
Те же ёмкие чеканные формулировки, та же форма оправы, то же выражение лица. Только волосы совсем седые. Мы загалдели, стали рассказывать, кто да как да кто кем стал. А потом начал рассказывать он. И вот ведь как - мы сами все эти случаи уже давным-давно позабыли. А он их помнил. Собираясь уходить, он сказал - вы были моим любимым выпуском.
Теперь мы встречаемся чаще и всегда приглашаем Классного. Иногда, выслушав от кого-нибудь из нас интересное суждение или острое замечание, он одобрительно кивает головой и говорит - я учил вас не зря.
