История началась весело. Дело было 3 января 1924 года. Братья Гершвин отдыхали. Джордж играл в бильярд с другом, а Айра просматривал газету The New York Herald. На её страницах Айра обнаружил объявление о концерте 12 февраля под названием «Эксперимент в современной музыке» (An Experiment in Modern Music) с участием джазового коллектива Пола Уайтмана. В концерте примут участие и те, кого можно назвать "ху из ху" в мире классической музыки, в том числе композитор и пианист Сергей Рахманинов, дирижер Леопольд Стоковски и скрипач Яша Хейфец с демонстрацией своей новой музыки, вдохновленной джазом. И вот тут, к своему удивлению, Айра прочитал, что основным моментом шоу будет новый «джазовый концерт» Джорджа Гершвина.
Как оказалось, Джордж Гершвин полностью забыл об этом концерте, оставалось чуть больше месяца и через четыре дня он начал сочинять то, что станет Rhapsody in Blue (Рапсодия в стиле блюз).
Тем не менее, позже он рассказывал, что уже занимался проработкой большей части пьесы в своей голове в течение предыдущего месяца. Гершвин поведал, что ему пришла в голову интересная идея. В то время было очень много разговоров об ограниченности джаза... Многие воспринимали джаз, как музыку с очень строгим однообразным ритмом. Люди, мыслящие так, очевидно не слышали ничего кроме простенького ресторанного свинга. Джордж Гершвин:
И я решил разрушить эти заблуждения одним сильным ударом. Вдохновленный этой целью, я приступил к сочинению с неожиданной быстротой. У меня не было четкого плана, никакой структуры, которой будет подчиняться моя новая музыка. Рапсодия началась как цель, а не как план.
На этой стадии создания новой пьесы Джорджа вызвали в Бостон на премьеру Sweet Little Devil. Он ехал в Бостон в поезде, с его жесткими ритмами, его грохотом и шумом, которые часто вдохновляют композиторов…. И там он внезапно услышал - и даже увидел на бумаге - полное построение рапсодии, от начала до конца. Никаких новых тем ему не пришло, но он работал дальше над тематикой уже в своем уме, пытаясь представить композицию в целом.
Я слышал это как своего рода музыкальный калейдоскоп Америки - нашей неиссякаемой национальной бодрости, нашего блюза, нашего городского безумия.
К тому времени, как Джордж добрался до Бостона, у него был полностью готов сюжет нового произведения, но пока что без реального содержания.
Промежуточная тема для композиции возникла у Гершвина совершенно неожиданно, он рассказывал,что так бывало с ним не раз (видимо, и не только с ним). Это было в доме его друга, сразу после того, как он вернулся в Готэм.
Гершвин: "Ну вот, я гремел за роялем, не думая о рапсодиях в синем, голубом или любом другом цвете (здесь имеет место игра слов: blue - синий, голубой, лазурный; в то же время всё, что связано с музыкой в стиле блюз часто произносят не blues, а blue, сокращая одну букву, например, блюзовые ноты называют "blue notes"). Внезапно я услышал, как играю тему, которая, как бы преследует меня внутри, ища выход. Едва из моих пальцев выскользнуло это, как я понял, что нашел…. "
Через неделю после возвращения из Бостона Джордж закончил Rhapsody in Blue.
В 25 лет Гершвин уже был большим человеком на Бродвее. Сын русско-еврейских иммигрантов, в детстве Гершвин брал уроки игры на фортепиано в Нижнем Ист-Сайде Манхэттена. После того, как он бросил школу и стал исполнителем песен на Tin Pan Alley, он получил свое первое бродвейское шоу в 20 лет и начал стремительно расти как один из ведущих американских авторов песен. Однако его амбиции простирались далеко за пределы Бродвея; Гершвин всегда интересовался классической музыкой и даже присутствовал на нью-йоркском представлении авангардного цикла песен Шенберга Pierrot lunaire.
Хотя позже Гершвин утверждал, что в тот момент его знания теории музыки могли уместиться на почтовой марке в три цента, он, тем не менее, написал культовое произведение, которое было и остается вехой в истории музыки. Спорной с первого взгляда Rhapsody in Blue он разрушил представления о различиях между классической и популярной музыкой. Относительно свободная форма нового произведения бросала вызов симфоническим традициям, и возможно, самое главное - она сочетала в себе свежесть и оригинальность с абсолютно неотразимой доступностью. Немногие другие чисто инструментальные произведения такой продолжительности столь успешно удерживают внимание даже непосвященных слушателей от его первой ноты до последней.
Строение рапсодии нельзя назвать полностью традиционным для произведения классической музыки. В соответствии с практикой бродвейских композиторов того времени, Гершвин написал пьесу в короткой форме для двух фортепиано, одно из которых солирует. В качестве аранжировщика он привлёк композитора Ферди Грофе, который неоднократно делал уже аранжировки для культового в то время ансамбля Пола Уайтмена.
Гершвин также написал знаменитую теперь партию для кларнета, использующего глиссандо в интро рапсодии; оно приняло свою незабываемую окончательную форму, когда кларнетист группы Росс Горман сыграл его в таком стиле в шутку на репетиции.
Название пьесы изначально было American Rhapsody (Американская рапсодия). Rhapsody in Blue предложил его брат Айра, который как автор песен Джорджа всегда умел находить слова, которые полностью совпадали с музыкой его брата. Возможно, Айра был вдохновлен названиями пьес Джеймса Макнил Уистлера “Symphony in White” (Симфония в белом) или “Nocturne in Blue and Silver” (Ноктюрн в голубом и серебряном).
Когда наступил этот холодный февральский день, концерт начался в 14:45 и продолжался до 17:00. Пол Уайтмен, лидер группы, вспоминал, что «шел снег, но люди боролись, чтобы войти в дверь, толкая и ругая друг друга, как обычно это бывает на бейсбольном матче или в метро».
После двадцати одного выступления наконец-то наступил момент для Rhapsody in Blue, предпоследней части программы.
Олин Даунс, уважаемый музыкальный критик New York Times, рассказал об этом в своем обзоре: «Затем на сцену вышел застенчивый худой молодой человек - Джордж Гершвин. Он должен был сыграть партию фортепиано в первом публичном исполнении своей Rhapsody in Blue для фортепиано с оркестром. Аудитория была возбуждена, и многие закаленные концертные зрители были взволнованы присутствием нового таланта. Композиция мистера Гершвина вызвала бурные аплодисменты».
Со времени безвременной кончины Гершвина в возрасте 38 лет, его самая известная композиция редко звучала в оригинальной форме, которая так восхитила слушателей на премьере. Даже в течение его жизни ранние записи этого произведения неизменно резко сокращали, чтобы они подходили под тогдашний формат грампластинок. Примером может служить вот эта запись, которую он сделал с группой Пола Уайтмена вскоре после премьеры в 1924 году.
Еще в 1926 году Грофе переаранжировал композицию для более распространённого тогда театрального оркестра, а его версия для полного оркестра 1942 года стала стандартом. Далее приведено исполнение New York Wind Orchestra 2017 года.
Опубликованное в 2018 году новое критическое издание, подготовленное Райаном Раулем Баньягале, восстанавливает не только оригинальную оркестровку джазового оркестра Грофе, но также и различные сокращения и изменения, внесенные Гершвином в сольную партию фортепиано в последующие годы. Это издание послужило основой для выступлений Хьюстонского симфонического оркестра в 2019 году и возможно, это было ближе всего к тому, что зрители действительно услышали в тот снежный день в 1924 году.
Подписаться!
Читать также:
- Иэн Гиллан: ‘Jesus Christ Superstar’