Найти тему
Понемногу обо всем

Как я был Страдивари или «Звучи, звучи, моя гитара»!

Лет,этак, … дцать назад, будучи еще десятиклассником, решил я научиться играть на гитаре. Забегая вперед, скажу, что так и на научился, зато стал свидетелем и обладателем настоящего чуда.

Проверка на вшивость

Это не я, это фото из Сети
Это не я, это фото из Сети

Своего инструмента у меня не имелось, но приятель, занимающийся в частном порядке, заверил, что его преподаватель имеет в запасе несколько штук как раз на такой случай. Меня это мало обнадежило, поскольку я знал понаслышке, что для достижения хоть какого-то прогресса занятий на курсах мало и нужно упражняться в любое свободное время. Конечно, для того, чтобы выучить так называемые «три блатных аккорда», таких усилий не требовалось, но я хотел большего. Я даже знал, что хотел сыграть в финале своего обучения Мексиканцы из группы «Los Lobos» с их композицией из фильма с Антонио Бандерасом были в моем рейтинге стартовой позицией. Испанская школа игры на гитаре привлекала меня так же, как вызывала отвращение цыганская манера исполнения. Перефразируя известный афоризм, скажу, что мне хотелось заставить гитару гореть, а не плакать. На втором месте в моей шкале музыкальных ценностей стоял блюз, который каким-то странным образом оттеснил любимую рок-музыку. В общем, с таким вот сумбуром в голове я пришел на первое занятие. Преподаватель выслушал меня, покивал головой, оценил блеск глаз и выдал даже на мой неискушенный взгляд самый-самый простенький инструмент. На нем я осваивал постановку пальцев, флажолеты, арпеджио и еще много премудростей. Насколько освоил, судить не мне, но уже через четыре месяца препод сказал, что я «вырос из этой гитары». В качестве зачета, я сыграл несколько тактов гитарного переложения «Лунной сонаты» и как дополнение – песню «Моя любовь» группы «Би-2». Хотелось ее и спеть, но следить одновременно за голосом и переборами струн было выше моих тогдашних сил и умений. О том, что нужен был новый инструмент, я и вообще молчу – денег на подобное приобретение не было. Но в окончательное уныние впасть не дал мой гитарный сэнсей. «Подшаманим твою балалайку, – сказал он. – Сможешь на следующее занятие принести две тысячи? И гитару свою пока здесь оставь».

Таинство

нечто подобное я увидел в доме маэстро
нечто подобное я увидел в доме маэстро

Сумма, озвученная маэстро, была на то время почти астрономической для меня. Шутка ли – школьный обед обходился мне всего в 150 узбекских сумов. Благо, учитель вошел в мое положение и согласился принять оплату за преображение моего инструмента частями. Правда, за это я обязался помогать ему в работе. О чем, кстати, до сих пор не жалею. Александр Львович, как звали преподавателя, много чего рассказал об устройстве гитар. Например, то, что она состоит из нескольких видов древесины было для меня откровением. Попутно он рассказывал мне о знаменитых гитаристах. По мере рассказа он шлифовал шкуркой грифы и вклеивал порожки в лады, а я занимался странным делом. То есть перетирал в большой ступке некий порошок. Помню, поначалу в нем виднелись кристаллы, которые «по ходу пьесы» становились все менее прозрачными и искристыми. А на мои вопросы о том, что это может быть, мастер отвечал лишь «а вот увидишь». И я увидел.

«Галатея»

после ремонта
после ремонта

Придя в очередной раз к Львовичу, я едва не заплакал. Нет, честно, было неприятно увидеть свою гитару расчлененной. В прямом смысле, она была разобрана подетально. Уныния добавлял и резкий запах вареной рыбы. Зато я узнал, что моя гитара имеет имя. С оборотной стороны нижней деки (кто не знает – это «стенка» гитарного корпуса) было выжжено имя «Galatea». Соответствующую легенду об оживленной статуе я читал, но вот какое отношение она имеет к моей гитаре? Объяснение не заставило себя ждать. Львович, до того момента, скрывавшийся на кухне (забыл сказать, что мастерская по ремонту музыкальных инструментов располагалась в его доме), вынес две больше консервные банки с каким-то варевом. От первой из них как раз и несло ненавидимой мной вареной рыбой. Запах второй – идентификации не поддавался.

Коротко, но радушно поздоровавшись, учитель дал мне кусок шкурки и попросил пройтись ей по всем деталям гитары с внутренней стороны. Чем я и занялся. А Львович, тем временем взял банку, куда я пересыпал порошок, который перетирал, и принялся смешивать с этой мерзко-рыбной гадостью. Опускаю некоторые подробности, которые ничего не добавят к рассказу, но вскоре я подавал учителю зашкуренные детали, а тот аккуратно, мягкой кистью, покрывал их своей загадочной смесью. Вот смазана последняя деталь и поставлена на просушку, рядом с остальными. Засим работа была окончена, и мне было предложено зайти через пару-тройку дней. Для заключительного, так сказать, аккорда.

Через неделю

Фламенко - как много в этих звуках...
Фламенко - как много в этих звуках...

Вырваться к учителю я смог гораздо позже назначенного срока, и моя гитара все уже дожидалась меня склеенной. Внутренняя поверхность дерева, покрытая смесью не пойми чего с порошком, выглядела матово-уныло. Мастер встретил меня и сразу же предложил приступить к финальным работам. Кстати, я заметил, что он заменил бридж (подставка, на которой крепятся струны на верхней деке) и теперь первая и вторая струны будут спаренными. А затем Львович достал откуда-то мечту моих последних месяцев занятия игрой на гитаре. Это были металлические струны в серебряной оплетке, подходящие и для аккустических, и для электрогитар. Натяжка, настпройка и – просто невероятное явление! Моя гитара зазвучала абсолютно иначе: выражение «звон гитары» перестало быть для меня отвлеченной метафорой. Инструмент откликался доселе не слышанными мной звуками. Даже пресловутые «блатные аккорды» звучали благородно и как-то по-испански. Когда я пригасил восторженный блеск глаз и приладил на место отвалившуюся челюсть, учитель сказал:

– Ну, Рома, если ты теперь не сыграешь фламенко, я на тебя обижусь!

P.S. Я его сыграл, но, к сожалению, Львовича уже не было в живых. За пару дней до его кончины от инсульта, я был у него в гостях, и он, шутя, назвал меня «своим личным Страдивари». Оказывается, секрет так изменившегося звучания заключался в покрытии клеем из разваренных рыбных голов и порошка, что я перетирал. Интересно, угадает кто-нибудь, что это было? Даю подсказку: подобный способ обработки музыкальных инструментов изобретен во времена Екатерины Второй, описан Валентином Пикулем и применен моим учителем. Жду вариантов ответа.

И напоследок пара видео: