Думаю, меня закидают какашками, но я всё же скажу.
Мне не нравится идея «Бессмертного полка». Мне не нравится память напоказ. Я рос в СССР. Если показухой можно было бы устилать дороги - у нас были бы самые лучшие в мире. Когда смотрю на эти выверты идеологии – меня подташнивает. Будто снова окунулся в мир детства и юности. Времена фальши и лжепатриотизма.
Поэтому не хожу на парад. Не смотрю его по ТВ. Не бухаю в этот день. Дед не пил. И этот праздник для меня - в память о нём. Дед был крут. Нереально крут. Он ушел на фронт в 44 году. Ему было 14 лет. Приписал себе пару годов. Его взяли, так как он выглядел старше. И это не считалось героизмом. Так поступали многие.
Он был физически крепким до самой смерти. Ушел скоропостижно, быстро и внезапно. Никогда не надевал свои награды и не ходил на парад. Я спрашивал, почему. «Делать там нечего», - говорил он. И мы либо копались в огороде, либо ехали на рыбалку. У него не было ветеранского удостоверения. Хотя бабушка его часто просила сделать, чтобы можно было без очередей, и получать какие-то льготы. Он не хотел. «Живой. Руки-ноги целы. Вот мои льготы», - отмахивался он от бабули, и она замолкала.
Когда я просил, он никогда не рассказывал про войну. Одну историю услышал, когда к нему приехал однополчанин. Это был огромных размеров мужик. Даже рядом с дедом, который тоже малышом не был. Помню, меня это поразило. На моей памяти дед не пил до этого дня ни разу. Этот день был исключением. Однополчанина звали Василь. Они привёз два трёхлитровых баллона домашнего вина. Наливал в гранёные стаканы просто взяв банку одной рукой. Не за горлышко, нет. Просто за тело банки. В его руке банка казалась удобным графином. Иногда вспоминаю эти моменты и пытаюсь повторить, но безуспешно.
Меня, конечно же, прогнали с кухни, но через время я вернулся. Втиснулся рядом со столом и не отсвечивал. Деды вспоминали.
История первая. Без подробностей. Дед служил в артиллеристской разведке. Ночью им нужно было взять «языка». Причём, нужен был офицер. Можно было младших чинов, но офицер. Они перешли линию фронта. Из окопа утащили «языка». В темноте перепутали. Это оказался ефрейтор. Они пошли второй раз. Привели офицера.
Вопросов была масса. Как можно увести или унести взрослого человека из своих окопов? Узнать, что принесли не то, что нужно, и пойти второй раз. Возможно, там его уже ищут? Возможно, все уже на ушах? По мне - это как второй раз лезть в рассерженный улей.
- Он не сопротивлялся? – спросил я у Василя.
- У твоего деда не забалуешь, - они переглянулись, улыбнулись и выпили ещё.
В тот вечер узнал, что после войны дед был чемпионом дивизии по рукопашному бою. После окончания войны он ещё воевал на Карпатах, гоняя бандеревцев. И что домой вернулся только в 47 году. Ему, как ветерану, разрешили в ближайшем лесу собирать хворост, чтобы топить печь. Остальные сушили кизяки. Советская власть заботилась о ветеранах.
Советской власти стали нужны бесплатные руки, а попросту рабы, работающие за еду. Через год за пять поднятых с земли колхозных яблок ему дали 5 лет. Он строил дорогу Трансмонгольскую железную дорогу Улан-Удэ – Улан-Батор. Привёз оттуда много замечательных поговорок монгольских надсмотрщиков. Одна из них «хутга мах идэж», что значит «нож есть, мясо ешь». В общем котле варили взорванные кости конины. Жилы были жесткие, прожевать было очень сложно. Глотать непрожеванным – опасно: легко заработать заворот кишок. Никаких овощей, хлеба, каши. Пустой бульон. Если нечем отрезать кусок жилы - спишь голодным. Ножей у ЗЭКа не было.
Каждый волен хранить память о своих предках как захочет, но я не люблю «Бессмертный полк» и показушную истерию. Мне не нравится, что из Дня победы сделали очередной инфоповод для поднятия патриотизма. Георгиевские ленточки, Спасибодедузапобеду, Можемповторить, дети одетые в гимнастёрки… Очень сдерживаюсь, чтоб никого не оскорбить, поэтому умолкаю.
Лишь бы не было войны.