Желтая, потрескавшаяся кисть руки, иссеченная темно-синими жгутами вен, схватилась за ржавую трубу сваренного на скорую руку ограждения. Крест, прищурившись выцветшими глазами, всматривался в подернутую рябью водную гладь. Что же это всё-таки такое? Труба, свая, часть металлической опоры?
Каждое свое дежурство на Заставе, как они называли корявое металлическое нагромождение труб, уголков, швеллеров и всего, что получилось натаскать с мостоотряда, перегораживающее обе проезжие части Президентского моста, Крест начинал с осмотра непонятной штуковины, торчащей из воды в километре от его поста. Вот и сегодня, сменив Рафа, и услышав от него очередной свежий пахабный анекдот - не понятно, откуда он их только теперь берет - он ухватился за бурую от ржавчины трубу, чтобы не свалиться в темнеющую далеко внизу воду, и всматривался в то скрывающуюся за волнами, то снова появляющуюся на поверхности штуковину.
Его напарник - Гаго Сочинский, с которым они жили в соседних бараках на Зоне общего режима №8, стоял за разделительной оградой, и плевал шелуху от семечек в бурлящие под опорами моста волжские волны. Крест покосился на синего от татуировок кента - вот бы и ему быть, как эти блатные! Ни забот, ни хлопот, как будто и не было никакой пандемии, превратившей в кровожадных монстров знакомых зеков, тюремного бунта… Стоять бы и лузгать семки, да почесывать волосатый живот, нависающий над адидасовскими трениками.
Крест снова для успокоения совести попытался рассмотреть мелькающий в воде кусок прошлого, естественно, снова не понял что это такое, сплюнул и пошел в развалочку к массивному шлагбауму, сваренному из здоровенного швеллера.
- Эй, Гаго, - позвал он ереванского авторитета, попавшего в Ульяновскую зону по статье 228.
Тот искоса посмотрел на Креста, продолжая неспешно опустошать синий пакетик “Белочки”.
- Щьто тэбэ? - голос уголовника был низким и блеклым.
- Тебе пахан патронов сколько сегодня выдал? - Крест старался, чтобы его голос был небрежным.
Гаго сплюнул прилипшую к нижней губе кожурку и похлопал по “укороту”, висящему на объемном волосатом боку:
- Достаточно.
- А мне только половину магазина, - Крест не мог сдержать волнения в голосе и мысленно отругал себя за это, понимая, что опустился в глазах блатного уголовника еще на несколько пунктов.
- Значит, тэбэ тоже достаточно, - хохотнул татуированный армянин и снова потерял интерес к бывшему зоновскому механику, попавшему в тюрьму по глупости - выносил с мастерской запчасти, не заметив глазка видеокамеры, установленной накануне.
Глупым, да еще и нефартовым - таким он и мотал свой срок, вплоть до метяжа на “восьмерке”, поднятого после того, как полуторатысячный контингент заключённых уполовинился в результате вспышки китайского макароновируса. Организаторы бунта положили на алтарь победы еще порядка трёхста зеков, но сумели-таки перебить всех “дубаков” и администрацию зоны, и, завладев оружейным складом, заняли Президентский мост, организовав платный проезд через водохранилище. Перегородили самодельными металлическими заслонами с обоих сторон мост, выставили вооруженных бандитов и все - ООО “МОСТ” заработало. План оказался на удивление хорошим. Второй, Императорский мост, был разрушен в результате крупной аварии железнодорожных составов, по вине никому неизвестного озомбевшего стрелочника, а желающих переправиться с левого берега на правый и наоборот, было невпроворот. Благосостояние мятежников росло, как на дрожжах, пока тубанов еще было гораздо меньше, чем живых. Но когда зимняя паника сменилась весенним мертвым, в прямом смысле этого слова, сезоном, желающих переправиться стало значительно меньше.
Зато появились ДвестиСорокЧетвертые.
Так их назвали по статье - надругательство над трупами. Ничего себе надругательство! Труп он и есть труп - полеживает себе в своих шести досках, червиё кормит, никому не мешает. А тут - хлоп, хвать тебя за жопу и на шконарь. Час-другой и ты такой же, мычишь как недоумок и ищешь кого бы сберлять по-тихому. ДоСоЧки стали проблемой. Даже не так - ПРОБЛЕМОЙ. Главшпаны понимали, что бросать стратегическую высоту нельзя, но и содержать пятьсот бунтовщиков на голодном пайке самоубийственно - окажутся на месте вертухаев, которых сами же и подняли ранее на ножи. Авторитеты быстро отделились от обычных и политических ЗэКа, и классовое расслоение позволило поддерживать хрупкий баланс сил. Вооруженное до зубов меньшинство “авторов”, не давало поднять голову обделённому большинству “лохов”.
Крест попал во вторую группу и считал, что ему еще повезло - многим из его касты огнестрел вообще не полагался, они пользовались холодным оружием или вообще арматурой или дубинками. Он же был специалистом-механиком, сварщиком, а такие люди преступному сообществу были нужны. Так что автомат он на посту получал, но патронов стали выдавать минимум. Да и в напарники всегда ставили блатных.
Крест проглотил унизительный смех Гаго и вернулся на свой закрытый с трех сторон от пронизывающего ветра пост.
Тощий зек поежился - фуфайка быстро впитывала влагу, и он начинал замерзать. Посмотрел на часы - смена будет только через три с половиной часа. Натянув поглубже вязанную шапку, Крест шагнул к двухсотлитровой бочке, в которой караульные жгли костёр - угли были еще красные. Пахнуло живительным теплом. Он поднял несколько палешек, сложенных под жестяным навесом сбоку от караулки, и блаженно протянул озябшие руки к взметнувшемуся пламени.
- Лубищь мэдок - луби и халадок, - услышал он коверкающего Великий и Могучий армянина.
Он, вздрогнув, посмотрел на выросшего у него за спиной Гаго. Вот ведь, черт, не зря говорят, что с ними лучше в баню не ходить - мелькнула мысль.
- Чего это? - осторожно спросил Крест, хотя в душе зародилось тоскливое подозрение.
Гаго махнул дулом автомата в сторону темнеющих на берегу деревьев.
- Братва драва на общаг гатовила. Сагрелся? Тепер давай тащи суда дэрэвящка.
Крест от обиды вспыхнул, став из желтого ярко-оранжевым. Он понимал и знал, что Гаго тоже знает, что он знал, что дрова заготавливают только они - зеки второго сорта. Но ставшая второй натурой покорность перед Силой, которую олицетворяли на Зоне блатные авторитеты, быстро погасила праведный гнев в зачатке. Воронённая сталь дула автомата, поблескивающая в неровном, колышащемся на ветру огне костерка, заставила его покорно кивнуть и шаркающей походкой тронуться в сторону берега.
Крест шёл по асфальту, ощущая между худых лопаток насмешливый взгляд Гаго. До деревьев был почти километр. По спине пробежал холодок страха.
- А вдруг там ДвестиСорокЧетвертые? А у меня только пятнадцать патронов.
Мысли колючей проволокой стягивали виски и грудь Креста. Сердце колотилось под мокрой фуфайкой, дыхание сбилось и он остановился.
- Фраер, ты че, обосрался там? - донёсся до него грубый смешок Гаго.
Ну уж нет, такого удовольствия я ему не доставлю.
Крест выдохнул, унял дрожь в коленях, сплюнул на сырой асфальт и, втянув шею в плечи, быстрым шагом потопал в сторону ближайших берёз.
Автомат больно ударял по пояснице, и когда Крест дошёл до перелеска, спина ныла, как после “тёмной” в камере.
- Проклятье! - Крест не подумал о топоре, лежащем возле поленницы на посту, - чем же я буду рубить дрова?
Он тоскливо посмотрел в сторону металлической баррикады, кажущейся отсюда гигантским богомолом.
Гаго лопнет от смеха, если я вернусь за топором. А назавтра вся банда уже будет ржать над ним. Прозвище придумают какое-нибудь обидное. Дровосек-гомосек, или что-то в этом роде.
Крест с опаской посмотрел в перелесок. Было темно и тихо. Волоски на спине непроизвольно поднялись, кадык дернулся, руки сжали автомат. Зек осторожно двинулся вперед, вглядываясь в темноту между деревьями и под ноги, надеясь увидеть на земле сломанные ветки, и опасаясь столкнуться нос к носу с ожившим полусгнившим трупом.
Из темноты выплыли очертания вывороченной с корнем раскидистой осины. Крест с облегчением выдохнул, закинул автомат за спину и шагнул к мертвому дереву. Чья-то широкая ладонь накрыла его рот, и к горлу прижалось лезвие ножа.
- Пикнешь - умрешь, - услышал Крест тихий, но жесткий голос и почувствовал, как в штанах стало горячо и мокро.