Жук бежит по изюму чернозёма. Почва напоминает потрескавшиеся толстые губы человека, что измучен жаждой. Но она не просит воды. Она знает, что дождю быть. Жук бежит стремительно. Может быть, он тоже знает о скором ливне. Может быть, он спешит к своим детям. Может быть, он одинок и вышел из дома-расщелины, чтобы найти чем поживиться. Может быть, движение его бесцельно, и он просто ползёт, просто вперёд, просто…
Его лапки ускоряют бег по почве-изюму. Ещё быстрее движутся пальцы, преследующие его. И вот уже первая капля ударяет засохшую корку планеты «Земля». Дождю быть! Вторая разбивается об указательный палец, практически догнавший жука-загадку. Жучковый сталкер отвлекается от преследования. Смотрит в небо. Кап… Кап… Кап-кап-кап-капкакакккпмсстрквмщчшчшшшшшшшшшшшш… Чечётка капель на крышах частных домов ускоряется. Капли ползут гроздьями по лицу девочки. Оранжевый свет закатного солнца-прожектора светит в лицо маленькой чудачки. Она не спешит скрыться от дождя. Лежит, распластавшись на земле, как морская звезда, под небесным душем. Тёплые капли освежают летний душный воздух и нагретое южным солнцем лицо чудачки. Чувствуется запах свободы, который, бывает, ощущаешь после дождя в середине весны. Вдыхаешь его полной грудью и понимаешь, настало время открывать окна-затворы на встречу теплу, лету и очередной надежде, что с этой весной вся жизнь изменится.
Поворот, и вот уже редкие примятые травинки-иглы, растущие из расщелин, становятся свободными. А маленькое тело чудачки катится кубарем с небольшой горки.
— Юл-ля! Ю-юля! — пронёсся голос мимо чётко выбиваемой дроби капель-танцоров.
Юля подняла голову от земли. Кричал я, ещё юный, ещё ребёнок. Теперь эти воспоминания всё дальше уходят в мясорубку памяти. В обломках можно разглядеть только обрывки фраз, куски ярких вспышек-картин.
— Теб-бя ищет ба-а-абушка! Пошли с-с-скорее! — встревожено произнёс я, как всегда, заикаясь.
Смешок, прикрытый рукой. Юлю веселило выражение моего лица, когда я начинал заикаться. Бабушка много раз объясняла, что смеяться над этим неприлично, но маленькая Юля не могла ничего с собой поделать. Подёргивание мышц моего лица её забавляло так же, как смех дятла Вудди на заставке диснеевского мультфильма. Чудачка знала, что я расстраиваюсь, когда кто-то смеётся над моей манерой речи. Особенно братья Шижирь, Рома и Табеш. Помню, я долго молчал после наших встреч-столкновений с ними, так что Юле приходилось смешить меня, чтобы я переставал строить из себя расстроенного бяку, и мы снова могли играть в жизнь по её правилам. Память выкидывает щепки воспоминаний тех лет, но одно никак не хочет превращаться в строительный материал для полок в головном архиве. Дело было в пекарне. Пекарней, конечно, это сложно назвать. Скорее такие магазинчики существуют в каждом #посёлкегородскоготипа на постсоветских пространствах, а если обходить стороной желание как-то приукрасить словесами действительность, то просто забытом Богом и Государством куске земли. Такой магазинчик взрослые называли «ларёк» - маленький вагончик, стоящий на четырёх каменных блоках и высохшей светло-коричневой земле. Там продавался свежеиспечённый хлеб, булочки и жаренные пирожки. Юле больше всего нравились с капустой. Она не помнила точного момента / дня / месяца, когда воскресный поход в ларёк за пирожком стал постоянным событием, но то, что он трансформировался в обряд, было очевидно. Жертвой были всего лишь мука, немного соли, сахара и час из целой жизни повара. Когда в наш посёлок-сити приезжал я на летние каникулы, за пирожками ходили вдвоём. В тот день мы тоже пошли вместе. Зашли в ларёк, поздоровались с тётей Леной – так её называли все юные жители и гости одноэтажного района посёлка. Тётя Лена продавала выпечку, казалось, всю жизнь и представить её вне ларька было невозможно. Она была таким же обязательным предметом интерьера (если внутреннее убранство ларька можно назвать интерьером) как прилавок, старые торговые весы и запах ванили. Если бы тётя Лена не вышла на работу в один из воскресных дней, а вышла бы её сменщица, то, непременно, чему-то в маленьком мире Юли пришел бы конец. Но тётя Лена была на месте, а значит миру за розовыми очками-шорами обеспечено существование, по крайней или не по крайней мере, до выхода из деревня-стайл-пекарни. Мы уже собирались уходить как в ларёк с гоготом, матами и велосипедом ворвались братья Шижирь — близнецы из большой цыганской семьи, что обитала в самом конце переулка, где сразу же простиралось выжженное белым диском солнца поле. Любезность была не их сильной стороной, в принципе, как всё, что требует немного мозга.
— О, привет, ошибки природы! — сказал Рома, проходя мимо остановившихся нас от неожиданности и страха. Но, видимо, из двух названных чувств последнее испытывал только я в нашем дружном дуэте. Походка и выражения лица Ромы больше напоминали уверенного и хищного царя зверей, чувствующего превосходство над беззащитными травоядными, если учесть тот факт, что Юля купила пирожок с капустой.
— Рома, отстань от нас. Дурак! Дай пройти! — прокричала Юля, пытаясь обойти Рому, загородившему руками проход.
— Ты можешь идти, а вот ты — нет. — сказал с едкой улыбкой Рома и кивнул в мою сторону. — Слышь, малый, скажи полотенце! Только без запинок!
— Отстань от него, Рома.
— Ой, смотри, Таб, защитница нашлась. Что это ты его так защищаешь? Может хочешь вместо него быть жертвой?
Рома громко засмеялся, поглядывая на брата, который тоже начал ржать как конь. Ситуация напоминала частую картину, которую можно увидеть по нейшенл джеографик. Наш скромный провинциальный зоопарк разыгрывал показательную сценку из серии «Естественный отбор. Выживут только сильнейшие». Я уже готовился подчиняться и получать щелбанов, но Юля решила нарушить шаблонных ход истории. Она наклонила подбородок и стрельнула на Рому яростью глаз. Её злость была искренней и сильной, как, впрочем, и любое чувство, которым она когда-либо была охвачена. В её глазах будто блеснула молния, предназначавшаяся Роме Шижирь. В момент я понял, что сейчас должно произойти что-то резкое, внезапное и в какой-то мере революционное. Юля хотела ударить царя зверей и не видела препятствий. Мозг на автопилоте разжал кулак, на автопилоте поднял руку, на автопилоте замахнулся… Шлепок. Рука Ромы быстро хватается за щёку-огонь. И пока он осознаёт неожиданный сюжетный поворот, Юля берёт меня за руку, и стремительно тянет к выходу. Метровыми прыжками выбегаем из дверей ларька и сразу сворачиваем направо. Юля в беге отпускает мою руку. Смотрю на свои раздолбанные кроссовки, очень раздолбанные. В любой другой ситуации я не решился бы бежать в них кросс, но меня подгонял страх. И, признаться честно, в том возрасте эти два ублюдка не нравились мне настолько, что я был готов бежать от них босым, если бы такая возможность представилась.
— Кирилл! Давай быстрее! — прокричала Юля, оборачиваясь на меня, бегущего немного сзади. Её лицо улыбалось и смотрело на меня. Смотрело на меня и улыбалось. Видимо, она радовалась, что в этот раз стычка может закончиться нашей победой или ей просто нравилось стремительно бежать. Но вдруг её уголки рта упали. Я повернул голову назад. Братья несли на своём велике на скорости ахулиард километров в час. Табеш сидел на сидушке, Рома ехал прицепом, на багажнике, растопырив ноги в стороны, так что мы видели подошву его сланц.
— Кирюха, тормози, друг! — заорал Рома на весь переулок.
Тормозить я не собирался, а даже наоборот набрал скорость. Мы бежали с Юлей очень быстро, но понимали, что это отчасти бессмысленно, так как впереди был тупик. Братья нас догнали. Юлю они трогать не хотели и не стали бы. Обычно, мои с ними «встречи» происходили в отсутствие моей смелой подруги, поэтому она не видела, что братья иногда придумывали для совместного времяпрепровождения со мной. Но после пощёчины её ждало кое-что похуже, чем закидывание грязью и пара весёлых подзатыльников.
Велосипед остановился. Табеш опустил ноги, а Рома, опираясь одной рукой на сидение, перенёс правую ногу через заднее колесо. По мере того, как Рома приближался, ненависть и страх росли во мне с одинаковой скорость. У моей подруги росло только первое.
— Не п-п-подход-ди к ней… — сказал я робко, но с некоторой мужественностью в голосе, которую я почувствовал тогда впервые.
— О, посмотри, как заговорил! Шо ты мне сделаешь? А! — бросил Рома мне в лицо и подошёл ко мне настолько близко, что я чувствовал его дыхание на щеке. Я замялся и не знал, что сказать. Стоял, опустив глаза на грязные пальцы старшего Шижира, и будто бы проглотил язык.
— Соревнование… Велосипедное соревнование. — выпалила Юля, с явным волнением— Давайте устроим соревнование на велосипедах. Если выиграем мы, то вы к нам больше не пристаёте… А если вы..
— А если мы — подхватил Табеш — то твой Кирилл пробежит голым по полю 3 круга.
В тот день мы шли домой гордые. Но, во всяком случаи, я. Юлю будто бы волновало что-то совсем другое. Для неё это было: а) забавно; б) увлекательно. Её не волновало, выйдем ли мы из велосипедного боя победителями, и придётся ли мне раскрывать свои телеса навстречу позору. Она была вся в азарте. Глаза бегали и обдумывали план. На велосипеде кататься из нас двоих умел только я, но она настояла на том, чтобы во время гонки она рулила, а я, подобно Роме, сидел на багажнике. Я одолжил ей своё транспортное средство, и с того дня мы с самого утра и до глубокой ночи наматывали круги на поле. Она училась кататься. Сначала просто держать равновесие на коне, который явно был не для её роста, а затем уже, через пару дней, её худые ноги крутили педали так, что те не успевали прокручиваться.
В тот день, когда пошёл ливень, меня не было с ней на поле. Меня задержал дед. Ему нужно было помочь с покраской дверей в гараже. Я пытался закончить быстрее, поэтому набирал много краски на кисть, так что она текла реками по нижней части двери. Когда в очередной раз кисть с океаном краски плюхнулась на металл, я услышал голос бабушки Юли. Она звала её. Их участок был за нашим разваливающимся забором, так что наши отношения можно назвать соседскими. Я объяснил тёте Кате, что внучка её ушла кататься на поле рано утром. Тётя Катя была чем-то расстроена, даже немного больше, но я не сразу придал этому значение. Она любезно, как всегда, попросила меня сбегать за Юлей. Не думая, я выпалил «Да!» и швырнул кисть в банку. Дед не успел даже понять, что произошло, как я уже скрылся за воротами.
Мы с Юлей ехали по мощённой дороге домой. Она на сидушке, а я на багажнике. Её светло-русые локоны-волны, выпавшие из самостоятельно заплетённого хвоста, подхватывал ветер. Она была вся в скорости. Ей нравилось гнать. А мне нравилась она.
В этот день Юля узнала, что её отец умер. А я узнал, что, кажется, влюбился.
To be continued…
Следующая глава 07.05.20 в 21:00