Казалось бы, роман Мэри Шелли, знаменитый “Франкенштейн” и так, сама по себе, вещь самодостаточная и имеющая глубокий философский подтекст. Но Нику Диру, автору пьесы, написанной по мотивам (очень близким, впрочем) романа, этого было недостаточно, и он вплел в канву повествования множество считываемых отсылок к мировому культурному наследию. “Франкенштейна”, уже культовый спектакля Дэнни Бойла, можно снимать слой за слоем и обнаруживать на каждом новые залежи сокровищ, но мы коснемся только верхнего - названного нам - слоя под названием “Потерянный рай” Джона Мильтона.
Эпическая, культовая для британской литературы поэма была написана в конце 17 века, за столетие до “Франкенштейна” и посвящена, как нетрудно догадаться, истории сотворения мира, грехопадения людей и появлению ада.
Поэма Мильтона - сама по себе работа очень примечательная. Хотя автор бесконечной саги о войне Всевышнего и Сатаны и об изгнании из Рая Адама и Евы был пуританином и фанатично религиозным человеком, благодаря написанной им психологической картине битвы добра и зла, неба и ада, на свет появился романтический образ демонических сил, который позднее вознес Байрон (вот нам и прямая связь с Мэри Шелли, да). Кстати, Мильтон надиктовал свой “Потерянный рай” во время карантина.
Прежде чем читать дальше, мы очень советуем вам посмотреть спектакль. Потом интереснее будет находить параллели. С теми же, кто уже видел “Франкенштейна”, погружаемся дальше.
И начинаем с внешнего вида сцены. (Здесь и далее курсивом цитаты из “Потерянного рая”)
Созвездья лампионов, гроздья люстр,
Где горные горят смола и масло,
Посредством чар под куполом парят,
Сияя, как небесные тела.
Ничего не напоминает? Нет, небесный свод из лампочек у Бойла это скорее "Боги электричества и газа", о которых позднее говорит Виктору его невеста, но может и намек на подобие "храма", созданного изгнанными, тоже не случаен.
Череда смыслов, конечно, лежит на поверхности. Родитель, отказавшийся от своего ребенка и низвергнувший его в монстры своей нелюбовью, ответственность породившего и ответственность ученого, право выбора отвечать Злом на зло и Добром на зло, умение любить и чувствовать как признак наличия души, Создатель и его творение.
Главный герой истории - Создание. Авторы спектакля всеми силами избегали слова Монстр и на репетициях и обсуждениях особое внимание уделяли тому, когда и при каких обстоятельствах это слово возникало в их речи. Герой же истории слышит это слово почти сразу после рождения, когда, брошенный своим создателем, оказывается среди людей.
Из мрака, хаоса и вакханалии зарождающейся индустриализации новорожденный попадает в царство природы. И здесь отправная точка истории. Эдем, в котором он Адам. Так говорит нам ремарка в пьесе.
Адам, к которому весь мир жесток. Пока на его пути не встречается Де Лейси, слепой старик - отчасти намек и на самого Мильтона, который был слеп и зашифровал эту свою беду в тексте поэмы.
Наступают каждый год
Весна и лето, осень и зима,
Но никогда не возвратится день
Ко мне. Я не увижу никогда
Блаженных смен восходов и закатов,
Ни вешних цветников, ни летних роз,
Ни тучных стад, ни дивных лиц людских.
Подобно туче, беспросветный мрак
Меня окутал.
Де Лейси пережил войну, потерял зрение, привычную жизнь и любимую работу, но не утратил веру в людей. Он, вероятно, был очень хорошим профессором: привык учить, а не поучать, умеет заставить учиться, но не отвратить от знаний, и, главное, дает ученику выбор. Вот перед тобой разные теории, разные пути, что ближе тебе - тебе и решать. И вот всерьез встает первый моральный вопрос истории: создавая с нуля представления о мире, о том, что такое хорошо и что такое плохо, что важно, а что второстепенно, должен ли учитель императивно насаждать ценности? Де Лейси дал Созданию огромный пласт знаний, но не дал такой оценки этим знаниям, которая могла бы служить табу для определенных поступков, или сценарием для его действий.
Ты создан праведным, но сохранить
В себе добро — ты властен только сам
В каком-то смысле Де Лейси и его книги для Создания - тот самый запретный плод.
Зачем ревниво запретил Господь
Познанье людям? Разве может быть
Познанье преступленьем или смерть
В себе таить? Неужто жизнь людей
Зависит от неведенья? - говорит Сатана у Мильтона.
До встречи со слепым проводником Создание жил инстинктами и простыми желаниями, умел радоваться малому, но настоящему. Ворох обрушившихся на него знаний принес с собой и страдания, и вопросы. Теперь он может облечь в слова и мысли то, что происходит с ним. Теперь он знает, что его ненавидят и ненавидят лишь потому, что он другой. Он еще никому не причинил зла, но уже отвергнут. Красота музыки, поэзии, философии, красота природы, одиночество луны и трели соловья: как все это соотнести с побоями и руганью, с тем вечным насилием, что сопровождает человеческий род всю его историю? Да, тут есть противоречие - соглашается Де Лейси. И покорно принимает это противоречие. Но Создание не принимает противоречий, как любой ребенок, любой ученик, он хочет точных ответов на вопросы, но не знает ответа даже на самый главный для него вопрос: кто он, откуда, почему он такой, где тот, кто создал его, почему он его покинул? Чем больше познает, тем мучительнее воспринимает мир вокруг.
Но среди мучающих его вопросов есть и прекрасный. Есть мечта, сон Адама о Еве. О возлюбленной, с которой они танцуют в райском саду.
Все сцены общения Создания с Де Лейси - это тысячи замечательных фрагментов, которые невозможно пересказать, но хочется перебирать в памяти. Это единственная, первая и последняя тихая гавань в жизни Создания, это история становления человека, это поиск себя где-то между Адамом, счастливо принимающим мир вокруг, и Архангелом, ощущающим себя равным Создателю и поднимающим бунт за свободу. И вот здесь, мне кажется, весьма существенна разница между тем, что играет Джонни Ли Миллер, и тем, что играет Бенедикт Камбербэтч. Создание Джонни - человек, с вполне узнаваемыми чертами и юродивого, и физически немощного, с ясным умом, но такой - которого жалко. Создание Бенедикта жалеть - вот именно так жалеть - не хочется. Во время всего процесса познания он - уже мятежный дух, у которого вопрос Почему я не король? звучит уместно. Он видит себя равным, а то и превосходящим многих. Ему можно сопереживать, но жалеть - нет.
Де Лейси совершает страшную ошибку: он берет на себя право предсказывать поступки других людей, пусть и близких, он берет на себя право обещать то, чего не может знать наверняка. И случается непоправимое: изгнание из рая. Создание прогоняют, жестоко и обидно, и сила его отчаяния так велика, что впервые ставит его перед настоящим нравственным выбором.
Воистину глаза прозрели наши,
Добро и Зло познали мы; Добро
Утратили, а Зло приобрели.
Тлетворен плод познанья, если суть
Познанья в этом.
Ремарка в пьесе гласит "От гнева Создание теряет способность внятной артикуляции. Он исполняет танец войны". Да, конечно, гнев. Но гораздо сильнее - невыносимая боль, все, что он вложил в крик Ты же обещал!!!
Создание сжигает дом Де Лейси с обитателями внутри, он мстит и не принявшим его молодым, и старику, не сумевшему сдержать слова. И нам в эту секунду до такой степени жаль Создание, и один, и второй актер выдают здесь такую бездну отчаяния и горя, что следующий его шаг - схватить факел и бежать мстить - кажется чуть ли не единственным возможным ответом. Это конечно не так. Конечно, у него был выбор, он получил за этот год все возможные знания о мире и применил их так, как посчитал правильным применить.
Я благим
Его и чистым создал; волю дал
Свободно Зло отвергнуть или пасть.
Таков закон для сотворённых Мной
Эфирных Сил и Духов; как для тех,
Что пали, так для тех, что Мне верны
Остались. Преступить ли, устоять -
От них зависело.
Этот момент - точка невозврата. Точка сделанного выбора.
Прощай,
Надежда! Заодно прощай, и страх,
Прощай, раскаянье, прощай, Добро!
Отныне, Зло, моим ты благом стань.
В руках у Создания дневник Виктора Франкенштейна. И он отправляется искать своего создателя.
Встреча на леднике, куда выманивает Создание своего Творца - одна из самых сильных сцен спектакля.
Боже мой, оно говорит! - восклицает Виктор. Да, Франкенштейн, ОНО говорит - кричит Создание Бенедикта. Да, Франкенштейн, оно ГОВОРИТ - кричит Создание Ли Миллера.
Ты был формулой, уравнением, я признаю! - какое живое существо захочет услышать этого от создавшего его? И вдобавок к этому: ты - ничтожество, ты - куча гнили, ты - никто, ты - раб!
Никак, ты о свободе хочешь в спор
С Творцом вступить, который сотворил
Тебя, каков ты есть?
И здесь Создание открывает нам то, как сформировалось его мировоззрение. Он был создан Адамом, но обречен стать Сатаной - изгнанным из рая. За что? Спрашивает Создание. И повторяет вслед за сверженным Архангелом "я не раб, я - свободен!"
Почему
Им — счастья полнота, мне — вечный Ад,
Где ни любви, ни радости, одно
Желанье жгучее.
Фактически он повторяет слова, вложенные Мильтоном в уста падшего Архангела.
Да, разговор на леднике это практически битва титанов. Сыгранная очень по-разному (взять хотя бы такую деталь: Ли Миллер Виктор стоит и ждет удара, предложив Созданию пытать его для достижения своей цели, Создание держит бритву, но потом отбрасывает ее, он не хочет добиваться своего силой, он знает, что силой не добьется уважения, он все еще хочет показать создателю, что им можно гордиться. Виктор Бенедикта бросается на колени и протягивает Созданию бритву: ну же, покончи со мной, ибо:
Куда, несчастный, скроюсь я, бежав
От ярости безмерной и от мук
Безмерного отчаянья? Везде
В Аду я буду. Ад — я сам.
И все же. Все же. Заключение соглашения не зря показано так, как оно показано. Виктор справа, Создание слева, разжав рукопожатие, они касаются кончиками пальцев, почти так как на знаменитой фреске Микеланджело. Это твой мир, не мой, ты привел меня сюда и бросил, как ты смеешь жалеть меня, бросив, оставив там, где должен был защитить? Ты не имеешь права оставить меня здесь одного! Хочет того Виктор или нет, Создание - его Адам, тот, кому он дал разум и свободу воли. И он должен своему Адаму его Еву.
***
Когда создатель обманывает Создание и убивает его Еву, история несется к закономерному финалу как тот паровоз, что открыл спектакль. Полубезумный от сознания собственных ошибок, Виктор возвращается домой, за ним следует и Создание. Но атакует не обидичка напрямую, а отвечает ему той же болью, что была причинена ему самому.
Разговор между Элизабет и Созданием это почти размышления Сатаны, впервые увидевшего Адама и Еву:
Пусть растрогала меня
Беспомощная ваша чистота,-
А тронут я взаправду, — но велят
Общественное благо, честь и долг
Правителя расширить рубежи
Империи, осуществляя месть,
И, миром этим новым завладев,
Такое совершить, что и меня,
Хоть проклят я, приводит в содроганье".
Оба они потрясены. Элизабет живым подтверждением гения Виктора, Создание тем, что она воспринимает его как человека. И ей, именно ей Создание открывает то, что можно было бы назвать основной темой спектакля "Монстр не появляется сам по себе, он отражение того, чем живет мир вокруг". I am good at the art of assimilation говорит Создание. Я учился, смотрел, запоминал. И научился разрушать, ненавидеть, унижать. И главное, чему я научился у ног моего хозяина, то, чем не владеют никакие другие живые существа на планете, я научился лгать.
Пусть победа
Немыслима, зато возможна месть.
Да, эта мысль, двигавшая Падшим Архангелом, теперь движет и Виктором. Больше ему в жизни ничего не осталось. А Создание? Создание всего лишь хотел любви того, кто его создал. Не всего мира, а лишь одного человека. Того, кто позволил себе тягаться с Богом и нарушил естественный порядок вещей. В пьесе есть монолог Создания, опущенный в спектакле: он мечтает о том, как Создатель мог бы научить его жить, рассказал бы каких ошибок избежать, как ухаживать за женщиной... За этим я пришел к нему, но он меня отверг.
Чему мог бы научить его Виктор? Чему вообще может научить один человек другого? Как жить? Как избегать ошибок? Как любить?
Я не знаю, что есть любовь, говорит Виктор. Я научу тебя! - говорит Создание. И в этот миг они меняются местами. Виктор слева, Создание справа, касание пальцами, Микеланджело.
Нет, все крупицы живого тепла разбиты вдребезги. Им остается только идти друг за другом и вечно задаваться вопросами, на которые нет ответов.
Рок обрёк
Его на казнь горчайшую: на скорбь
О невозвратном счастье и на мысль
О вечных муках.