Попытка сайлона имела два последствия для афинской истории. Первое несомненно, но случайно: последователи Сайлона были преданы смерти предательским и кощунственным способом, который, как считалось, инкриминировал его убийц, в частности, Мегаклса, представителя рода Алькмеонидов. Загрязнение, привлеченное таким образом, является скользким замыслом; оно может пробудиться или заснуть, как выразился Эсхил. Это специфическое загрязнение свойственно даже людям, не принадлежащим к родам алкмеонидов по отцовской линии, таким как великий вождь V века Перикл, и обычно "пробуждавшимся" в преднамеренных и политических целях.
Другое последствие может быть вовсе не следствием, а совпадением во времени. Спустя не так много лет после дела Сайлонов афинский законодатель Драко дал городу свой первый всеобъемлющий свод законов (возможно, 621 год). Из-за крайней жесткости кодекса имя Драко стало синонимом правовой дикости. Но кодекс (чисто политические черты которого безвозвратно утрачены до настоящего времени, за исключением некоторых удачных надписей), несомненно, должен был определить и таким образом смягчить условия; афинские эквиваленты "взяткопоглощающего базилика" стихотворения Боеотского Хесиода все еще могли бы раздавать грубую, но уже не произвольную справедливость. Кроме того, это небезопасно; кодекс Драко, как и кодекс государственного деятеля и поэта Солона (ок. 630-560 гг.), был разрушен антидемократами в конце V века. Подробная конституция, навязанная Драко, сохранилась в трактате под названием "Конституция Афин", приписываемая Аристотелю и найденная на папирусе в 1890 году. В этом документе много говорится о психологии 411 г. до н.э. и мало говорится о ситуации в 621 г. до н.э.
Какой бы ни была связь между Сайлоном и Драком-и надо остерегаться ловушки, которая приведет все скудные факты об архаичном периоде в соответствие друг с другом - более веские основания для постулирования экономических и социальных волнений в Аттике конца VII века, можно найти в поэзии Солона. Солон - первый европейский политик, который обращается к 21 веку личным голосом (Тиртаев отражает идею и эпоху). Как и другие упомянутые архаичные поэты, Солон писал для симпозиумов, и его более легкомысленные стихи не должны упускаться из виду в связи с тем, что он писал в самооправданиях. Он был человеком, который наслаждался жизнью и хотел сохранить, а не уничтожить.
Законы Солона, принятые в 594 году, были ответом на кризис, который должен быть восстановлен в значительной степени от его ответа на это. Большинство ученых считают, что законы Солона оставались доступными для ознакомления в V и IV веках; что (как отмечалось выше) не предотвратило искажения и манипуляции. Во всяком случае, к IV веку, к эпохе таких трактатов, как Конституция Афин и другие сочинения местных историков Аттики ("Афидографов"), многое о раннем Аттике было забыто или неправильно понято. Прежде всего, было решающее непонимание иждивенческого статуса тех, кто работал на земле Аттики до того, как Солон отменил этот статус, который задумывался как своего рода обязательство или долг; эта отмена, или "избавление от бремени", была самым важным, что сделал Солон. Если разделить работу Солона, как это будет сделано здесь для удобства, на экономическую, политическую и социальную составляющие, то можно не осознавать, что существовало единое видение, организующее все это, и что в этом смысле ни одна реформа не имела первостепенного значения. Возможно, стихотворение Солона, наилучшим образом подводящее итог тому, за что он стоял, является относительно запущенным и нелегко объясняемым, но, тем не менее, важным, в котором он, похоже, утверждает, что никто другой не мог бы сделать то, что он сделал, и до сих пор "держит сливки на молоке". То есть, по крайней мере, его намерение было, по крайней мере, более справедливым, но все еще стратифицированным обществом, которое стремилось сохранить сотрудничество со своей элитой.
Солон списал весь "долг" (как было заявлено, это еще не может быть долг, возникший в денежной форме). Он также отменил порабощение за долги, подтягивая пограничные знаки, или горои, что указывало на некое обязательство. Акт подтягивания гороя был знаком того, что он "освободил черную землю". Мужчины, чьи земли были обозначены этим гороем, назывались "шестью четвертями" (hektēmoroi), потому что они должны были передать одну шестую часть своей продукции "немногим" или "богатым", которым они были в некотором смысле обязаны. Солон изменения были ретроспективными, а также перспективными: он вернул людей из заморского рабства, которые больше не говорили на чердачном языке (это доказательство, намекнул выше, за то, что думал, что проблемы, стоящие перед Солон вернулся, по крайней мере, поколение, в период Драко или даже Сайлона).
Порабощение за долги не было повседневным явлением в мире Аристотеля или Плутарха (хотя это понятие никогда не исчезало полностью в древности), и они, похоже, неправильно поняли природу долга или обязательства, на которые указывал часовой. Не только Аристотель и Плутарх озадачили ситуацию. Современным ученым показалось странным, что простое невыполнение обычного долга должно привести к потере личной свободы. Следовательно, они были загнаны в гипотезу о том, что земля в Архаичной Греции была в сильном смысле неотчуждаема и, таким образом, недоступна в качестве обеспечения кредита (возможно, семенной кукурузы или других товаров в натуральной форме). Только личность "должника" и членов его семьи могла быть поставлена как вид обеспечения. Однако невосполнимый ущерб этой общей теории был нанесен в результате независимого демонтажа любой идеи о том, что земля в Архаичной Греции на самом деле является неотчуждаемой (такие греческие запреты на отчуждение, о которых мы слышали, как правило, исходят из поздних и полумифических контекстов, как литературная переработка традиции о Спарте в IV веке или из постархаичных колониальных контекстов, в которых объектом равноправных и неделимых земельных абортов как раз и являлось недопущение несправедливости и скупки и изъятия имущества, оставленного дома).