Дрянные Деньки были похожи на расстревоженный муравейник. То тут, то там собирались кучки людей, о чём - то ожесточенно перешептывались и размахивали руками. Микитку, молодого усача, главного вдохновителя бунта, арестовали за нарушение самоизоляции. Это новость облетела всю деревню и стала той самой искрой, которая зажгла пламя карантинного неповиновения.
В центре Дрянных Деньков была площадка, широкая, неправильный круглой формы. С краю площадки поставили трибуну, вокруг которой собрались все заинтересованные деревенские жители.
На трибуну поднялся Гриша Опилкин - один из соратников Микитки, деревенский библиотекарь, хорошо сложенный мужик лет сорока, с резкими чертами лица и злыми черными глазами. Толпа местных жителей возбуждённо переговаривалась, но стоило Грише поднять руку, как все замолчали.
- Вы знаете, что в России тысячи людей гибнут от вируса, не смотря на самоизоляцию. - ровным голосом заговорил Гриша. - Это значит, что она ни черта не помогает и это ясно нашему Правительству. Возникает вопрос: почему эту бесполезную меру не заменяют на более действенную? Ответ прост: самоизоляция никак не связана с вирусом. Пандемия лишь предлог держать нас на коротком поводке. Диктаторам прошлого такого и не снилось: идеальный предлог изолировать людей друг от друга, раздавить по одиночке. Это целое поле не паханное для злоупотреблений! Любую смерть теперь можно списать на вирус, любой арест - на нарушение самоизоляции. Стоит ли говорить, что число жертв непосредственно от вируса преувеличенно? К началу карантина сколько было мирных жителей в нашей деревне? 54. А сейчас сколько? 56. Вот. Нужно ли ещё объяснять? Референдум перенесли, что бы все граждане могли проголосовать. Вы в это верите? Я - нет! У Большого Брата есть в запасе 4 года для обнуления срока. Демократия - липа! Мы ничего не решаем. Нас считают маленькими детьми, которые не способны на самостоятельные решения. Я не собираюсь это терпеть. А вы? К оружию, товарищи! Мы будем биться за право выбора до последнего патрона, до последнего солдата, до последней капли крови. Вперёд, к оружию, товарищи! Долой президента и его проворовавшуюся шайку душителей народной свободы и права на выбор! Долой, товарищи!
- Долой! - эхом отозвалась толпа.
Опилкин, николько не заботясь о том, что во всей деревне, даже у полиции, нет огнестрельного оружия, уступил место на трибуне гориллообразному коренастому верзиле, заросшему черными волосами. Это был Фрол Филиппов, друг Опилкина и ещё один соратник Микитки.
- Республика сгнила. - глухо заговорил он. - Правительство ведёт страну в пропасть, но Дрянные Деньки вовремя спрыгнут с этого бешеного состава. Нам не нужна республика, нам нужна идеальная форма правления, при которой Россия процветала тысячелетие. Нам нужно монархия. А монархии нужен царь. Близкий к нам и благородного рода. Я предлагаю избрать царём Дрянных Деньков Микиту. Наш человек и голубой крови. Есть возражения?
- Есть!
На трибуну взобрался человек в возрасте и заголосил:
- Моё имя: князь Пётр Антонович Мыж-Мыжгородский, я Рюрикович и мой дед владел этой деревней. Так что я имею на царский титул гораздо больше прав, чем ваш Микита.
Филиппов схватил неожиданного претендента за шиворот, поднял его над землёй и повернул лицом в толпе.
- Товарищи! Этот подонок, пользуясь смутой и отчаянием в наших сердцах, пытался вновь надеть на нас ярмо помещиков и эксплуататоров! Позор ему, позор!
- Позор! - эхом отозвалась толпа.
Филиппов швырнул князя в толпу, откуда его вытолкнули пинками и кулаками. Опилкин поднялся на трибуну к Филиппову и они хором прокричали:
- Да здравствует государь великий царь Микита всея Дрянных Деньков!
- Да здравствует царь! - нестройным хором повторила толпа.
Гриша, заметив приближение всей деревенской полиции, снова взял слово:
- Наш царь в руках врага. Вперёд, товарищи, освободим Микиту из рук президентских кромешников! Ура!
- Ура - а - а - а - а! - прокричала толпа и поднялась как один.
Без особого труда смяв всех деревенский полицейских - всего 15 человек! - деревенские жители полезли штурмовать дом местной администрации, который когда - то был семейным гнездом князей Мыж-Мыжгородских.
Штурмом руководили Опилкин и Филиппов. Первый ворвался в кабинет через окно, а второй должен был ворваться через дверь, но не получилось - дежуривший у кабинета начальника прапорщик полиции оказал сопротивление. Он был единственным во всём задании, кто оказал сопротивление.
Начальник, увидев, как через закрытое окно к нему в кабинет запрыгнул Гриша, вооружился алюминевой вилкой и нервно спросил:
- Бунт?
- Нет, товарищ, это революция! - с пафосом гаркнул Гриша, и, сорвав со стены портрет президента, обрушил его на голову начальника.
Тем временем возня за дверью прекратилась - прапорщик мощным ударом выбил Филиппову правый глаз и отправил его в нокаут. Теперь же прапорщик ураганом ворвался в кабинет, но Гриша ловко прибил его дверью.
Захватив дом местной администрации и власть над Дрянными Деньками освободили из заключения отца Прокопия и царя Микиту, томящихся там из - за неуплаты штрафа. Священник вернулся к себе в церковь, а Микиту на руках принесли на трибуну. Рядом с ним на трибуне встали его верные соратники: Гриша Опилкин и пришедший в себя Фрол Филиппов. Микита, выдержав небольшую паузу, спокойно заговорил:
- Товарищи! Дамы и господа! Братья и сёстры! К вам обращаются я, благодарный за доверие, что вы мне оказали. Обещаю, что оправдаю ваши чаяния и надежды. Вирус, который захватил мир, ринулся на нашу всеми любимую Родину. Но, замоченный в хлорке, раздавленный русским матом, сдохнет он на зорьке, под забором, со словами: "Я здесь больше не могу". Властью, данной мне народом Дрянных Деньков, я объявляют о полном государственном суверенитете нашей деревне и торжественно отменяю режим самоизоляции!
Под громогласное "ура!" шапки полетели вверх. Бывшее правительство деревни вместе со всеми полицейскими, по совету Гриши Опилкина, палками изгнали из Дрянных Деньков - что бы зря не кормить их, дармоедов.
После этого Микита, сопровождаемый новоявленными подданными, прошёл в церковь, где провозглашенный патриархом отец Прокопий увенчал его позолоченной жестяной короной - нехватка средств давала о себе знать - и опоясал ржавым мечом, который нашли на складе металлолома. В его рукоятку вставили изумруд, отобранный у князя Мыж-Мыжгородского. Тут же, в церкви, Микита l возвёл Гришу Опилкина в нисходящее графское достоинство, а Фрола Филиппова, за потерянный глаз - в нисходящее княжеское.
После этого всё работоспособное население разделилась на две группы. Первая группа ставила на площадке стулья, столы, женщины их накрывали. На месте трибуны поставили подмост с навесом, на который вогрузили роскошное кресло, которое прихватили из между делом разгромленного домика князя Мыж-Мыжгородского.
Вторая группа за считанные часы возвела вокруг деревни мощный частокол - линию границы нового государства. К воротам прибили различные таблички: "Выкусите!", "Карантин? Нет, не слышали!", "Кто не с нами - тот против нас.", "Мы вас в сортире замочим!". Позднее к ним присоединились и другие таблички: "Хватит кормить Москву!", "Ай эм нот алхоголик.", "Се ля ви...", "Наш дом - Дрянные Деньки!", "Лепреконь"...
По окончанию этих дел было назначено правительство, председателем которого стал царь. Граф Григорий Матвеевич Опилкин получил портфель министра культуры, образования и народного просвещения, а князь Фрол Степанович Филиппов - канцлера. Наш знакомый любитель посиделок на жёлтой скамейке Иван Петров стал министром иностранных дел, так как мог бегло изъясняться по-татарски. Бывший ефрейтор русской армии Семён Блудов стал министром обороны, перелетев в генералы от инфантерии. Не без колебаний на пост министра внутренних дел был назначен второй и последний священник местной церкви отец Лука - решили, что человек он умный, положение в деревне знает если не отлично, то очень хорошо, да и вообще кипрский архиепископ Макариос дважды становился президентом страны.
Так же в правительство ввели главсекретаря - лучшего друга Микиты Шуру Шурупову, секретаря - белобрысого Стаса Ладкина и деревенского старосту - немца Эйзеркоха. Секретари были самыми молодыми членами правительства: Шуре было 19 лет, Стасу - 16.
По окончанию этих формальностей поставили трон во главе стола и теперь на него сел царь. На нём был золотой халат с огнедышащеми рыжими драконами, отобранный у многострадального Мыж-Мыжгородского, подпоясанный алым поясом. Из рукавов халата выглядывали манжеты черной рубашки, а из ворота - её ворот и черный галстук. Через правое плечо была перекинута синяя муаровая лента. На царе были фиолетовые шаровары в вертикальную белую полоску, а на ногах - красные сапожки с лихо закрученными носками. На голове позолотой блестела жестяная корона.
Начался пир. Будучи ещё в трезвом состоянии, Микита возвёл Шуру Шурупову в личное княжеское достоинство с титулом светлости, а потом, будучи уже под градусом, даровал ей звание генерала бронетанковых войск, что было, по меньшей мере странно: в Дрянных Деньках бронетанковых войск не то, чтобы отродясь не было, но и не предвиделось.
Как было сказано выше, во главе стола сидел царь. По левую руку царя сидели министры и канцлер, по правую - главсекретарь, секретарь и Эйзеркох. Впрочем, Стасу-секретарю довольно быстро надоело сидеть среди взрослых и он пошёл к молодёжи. Вскоре его примеру последовала и Шура Шурупова.
Молодежь праздновала отдельно от взрослых. На отшибе стояло длинное двухэтажное каменное здание с треугольной крышей. К этой крыше шли два маленьких одинаковых балкончика, чьи лестницы смотрели друг на друга. Левый балкончик был завешен бельем, а на правом стояли три стула, облезлая кровать и низкий стол. На всём этом сидела молодежь, слушала музыку, баловалась вином, пивом и шампанским. Некоторые покуривали. Стас-секретарь с друзьями постарше даже притащил на балкончик кальян. Всем места на балкончике не хватило, и другая часть молодежи разместилась под ним, но занималась она абсолютно тем же, разве что кальяна у них не было.
Взрослые тоже не брезгали пивом, но предпочитали водку и самогон. За их столом слышались шутки, тосты, смех, песни. Микита пил и пел вместе со всеми, шутил и так же со всеми вместе стучал гранёным стаканом по столу и кричал: "Пей до дна! Пей до дна!".
Потом пошли танцевать. Царь сначала сидел на своём троне, закинув ноги на стол, и фальшиво подпевая, но потом не удержался и сам пустился в пляс, исполнив какую - то дикую смесь джиги и победного танца африканских людоедов, махая при этом своей короной. Ему аплодировали, а вместе с этим послышались ругательства и смех: князь Филиппов проиграл в карты графу Опилкину жену.
Трезвых людей теперь в деревне можно было пересчитать по пальцам одной руки. Одним из них был князь Мыж-Мыжгородский, не приглашенный на праздник. Сидя на крыльце своего разграбленного жилища, он жаловался на свою горькую судьбу часовщику Прохорову. Прохорова пригласили на праздник, но он изрядно выпил и решил просвежиться.
- Ты посмотри что это делается! - ныл князь. - Совсем сума посходили со своим Микиткой - накидкой!
- Вот услышит он тебя... - начал было Прохоров, но князь его перебил:
- Помилуй, дружище, ты же не донесёшь?
- Как можно! Мы же с тобой на один горшок ходили! Кстати, о горшке: мне нужно отлить.
Прохоров встал и скрылся в кустах. Князь стал его ждать, но это довольно быстро надоело ему и он крикнул:
- Прохоров! Давай вылезай уже, скоро деревню затопишь!
Через полминуты из кустов и вправду вылез Прохоров. А за ним шёл начальник службы царской безопасности Матренов - донёс. На ночном фоне черный мундир Матренова, с густо замазанными гуталином знаками различия, был почти не видим. Казалось, что в воздухе сама по себе летает лысая голова.
Князь вжал голову в плечи, а Матренов, дыша перегаром и трехэтажно матерясь, схватил его за шиворот и потащил во Дворец.
В дверь с медной табличкой "царь" Матренов вломился без стука и бросил несчастного князя к ногам Микиты. Микита от этой картины скривился.
- Вот, плел заговоры против вашего величества. - бодро отрапортовал Матренов. - А ещё обозвал вас накидкой.
Микита скривился повторно и сказал:
- Да отпусти ты старика, Андрей Михайлыч! У нас свобода слова, пусть говорит, что хочет.
- Слушаюсь! - гаркнул Матренов и с поклоном вышел, ведя за собой князя. Доведя до крыльца, он прошептал ему в ухо:
- Его величество сегодня добрый, но если ты хоть раз скажешь про нашего царя что - нибудь плохое...
Огромный, пахнущий табаком кулак Матренова отказался у носа князя. Убрав кулак, Матренов продолжил шептать в ухо:
- Не думай, что при следующей оплошности ты останешься жив. Несчастный случай: упал с лестницы, разбился насмерть, или утонул, купаясь в реке... Ты меня понял?
Князь судорожно сглотнул.
- Ты меня понял?!
Князь кивнул.
- Так - то лучше. Знаешь, какая она, прошлая жизнь?
- Какая?
- А такая: вы, барины, нас, мужиков, в тюрьмы сажали. А знаешь, что значит "революция"?
- Что?
- А то, что теперь мы, мужики, вас, баринов, в тюрьмы сажаем! - рявкнул Матренов князю в ухо и отвесил ему волшебный пендель. Князь полетел в грязь.
- Если разбил подбородок, то не волнуйся: у тебя их два. - издевательски произнёс Матренов и вернулся к пиршеству.
Празднование Дня Независимости затянулось не просто до утра, оно продолжилось и на следующий день. Но Микита решил потратить этот день на государственные дела, поминутно морщась от головной боли.
Первым делом он учредил флаг Дрянных Деньков - коричневатое полотнище, сверху - пена из ваты. Он посадил за работу всех местных швей и уже вечером над Дворцом (бывшее здание деревенской администрации) были спущены российский триколор и районный флаг, а вместо них торжественно подняли флаг Дрянных Деньков.
Вторым делом он утвердил герб деревни: щит, на нём - его собственный профиль, повернутый вправо на бело - черном фоне.
Третьим делом он вырезал гербовую печать и, обмачив в чернилах, стукнул по патентам на дворянство и титул Шуруповой, Опилкина и Филиппова, по манифесту о суверенитете Дрянных Деньков, об указе о на назначениях в правительство, о присвоении Семёну Блудову звания генерала от инфантерии. Немного подумав, он печатью подтвердил принятое в нетрезвом состоянии решение о даровании Шуре Шуруповой звание генерала бронетанковых войск.
Четвертым делом он объявил песню Григория Лепса "Стаканы" временным государственным гимном, пока он не напишет постоянный.
Пятым делом он вызвал к себе местного скульптора, у которого была непереносимость алкоголя. Бедняга был вынужден отказаться даже от кваса и кефира.
- Сможешь сварганить памятник Григорию Лепсу в три метра без постамента? - спорил Микита.
- Дайте мне четыре дня, ваш величество - будет готово. - ответил деревенский скульптор.
- Хорошо. Не буду тебя отвлекать от работы. Вот тебе мой царский указ о том, что ты строишь памятник Григорию Лепсу по моему решению. - сказал Микита, подписал указ, стукнул по нему печатью и протянул его деревенскому скульптору.
Взяв указ, скульптор с поклоном вышел из царского кабинета.
Шестым делом он учредил деревенскую газету (благо макулатуры хватало) - "Вестник Дрянных Деньков". Её главного редактора назначил в правительство.
Последним делом ему принесли почту, которая состояла из одного единственного письма, из Больших Лошар. В нём сообщалось, что большелошарцы, вдохновлённые примером дрянноденьковцев, сами свергли своё деревенское правительство и во главе деревни встал лидер их революции, самопроизведенный адмирал-фельдмаршал. Он слал царю Дрянных Деньков свой пламенный привет и сообщал, что послезавтра приедет с визитом. Микита написал ответное письмо, в которой поздравлял его с победой, написал, что с нетерпением ждёт его визита и надеяться на дальнейшее плодотворное сотрудничество и укрепление добрососедских отношений.
На следующий день в кабинете с медной табличкой "царь" собралось правительство, которое сидело за длинным, поперёк комнаты столом, с левой стороны - министры и канцлер, с правой стороны - секретари, деревенский староста и главный редактор "Вестника Дрянных Деньков". К этому столу примыкал стоящий поперёк царский стол, а за этим столом в кожаном кресле (единственное на всю деревню) сидел Микита.
Ровно в час дня в царский кабинет ввалился Матренов, как всегда, без стука, абсолютно трезвый, свежевыбритый, пахнущий одеколоном и встал у двери.
- Ну, Андрей Михайлыч, докладывайте, что произошло в нашей деревне за прошедшие три дня? - спросил Микита.
Чуя материал, главный редактор приготовил блокнот и карандаш. Матренов скосил на него взгляд и деловым тоном сказал:
- Даша Ордова сломала Максимову руку. Он посмел до неё дотронуться.
Микита откинулся в кресле и закрыл глаза. Даша Ордова, миловидная блондинка с серыми глазами, была ярким примером того, что внешность обманчива. Вроде худенькая, пополам сломать можно, но фиг вам называется, руку сломала Максимову, здоровенному деревенскому кузнецу. Вообще, Даша хороший человек и отличный друг. Если, конечно, её не трогать. Буквально. Да и кому понравится, когда тебя трогают без твоего на то разрешения?
Микита вернулся в прежнее положение и сказал:
- Сам виноват - сказано было: не трогай! А сколько лет Даше? 17?
- 18 лет будет в следующем месяце, ваше величество.
- И она единственная из всей молодежи Дрянных Деньков, кто не употребляет спиртного?
- Так точно, ваше величество!
- Надо будет наградить её медалью "За трезвость". - задумчиво сказал Микита. - Этим вопросом займусь лично. Что у нас дальше, Андрей Михайлыч?
- Князь Филиппов проиграл в карты графу Опилкину жену.
Все посмотрели на канцлера. Под левым глазом у него был большой "фонарь", а на голове красовалась не менее большая шишка. От устремленных на него взглядов он потупился. Граф Опилкин хихикнул.
- Это мы уже знаем. - махнул рукой Микита. - Давай дальше.
- Семён Блудов, будучи в стельку пьяным, вломился в дом нашего когда - то единственного генерала, выгнал его из Дрянных Деньков, отобрал мундир с орденскими планками, но и этого ему показалось мало: он нацепил на себя все его ордена и медали.
Теперь все перевели взгляд на министра обороны. Он действительно сидел в мундире генерала авиации Советского Союза красный от стыда. На его груди блестели советские и российские ордена и медали.
- Не хорошо, товарищ, не хорошо. Выговор тебе. - погрозил Блудову пальцем Микита. - Есть ещё новости?
- Одна: изгнаное нами бывшее правительство и полицейских приютило пропрезидентское правительство Больших Лошар.
- Ну и лошары. - отозвался граф Опилкин. - Пусть теперь они кормят этих дармоедов.
- Раз это всё, то можешь идти, Андрей Михайлыч, но не далеко: я тебя сегодня ещё вызову.
Матренов неуклюже отсалютовал шпагой и вышел.
Микита порылся в ящичке стола, достал письмо из Больших Лошар и передал его правительству.
- Это письмо я получил вчера, значит, адмирал-фельдмаршал прибудет уже завтра. Отец Лука - Миките всё же было неудобно приказывать священнику - не могли бы вы распорядиться, что бы построили вторые ворота, а от них причал к реке - вдруг адмирал-фельдмаршал прибудет к нам по воде. Ещё пусть кузнецы сделают из бронзы медаль "За трезвость" - тут Микита начал что - то писать на листе - к этому вечеру. И ещё: надо подготовить площадку к сегодняшнему награждению. Управитесь?
Отец Лука кивнул.
- Вот описание медали и её габариты. - Микита закончил писать и протянул листок министру внутренних дел. Тот сразу же начал его изучать.
- Иван Тимофеевич, вам следует к завтрашнему дню подыскать подходящую кандидатуру на пост посла Дрянных Деньков в Больших Лошарах, а после отправить ко мне на консультацию и утверждение.
- Будет сделано, ваше величество.
- Что ж, это всё на сегодня. Есть вопросы, предложения, комментарии или возражения? Нет? Ну тогда это точно всё на сегодня. До свидания. И позовите, пожалуйста, Андрея Михалыча, пусть войдёт.
Едва правительство успело выйти, как зашёл, опять без стука, Матренов и подошёл прямо к столу. Микита указал на первый стул справа и пригласил:
- Садись.
Матренов сел.
- Не буду ходить вокруг да около, перейду сразу к делу, Андрей Михайлыч: мне нужен охранник. Телохранитель. Вдруг на меня кирпич упадет? Или ещё что похуже?
Заметив в глазах начальника охраны огонёк, Микита счёл нужным заметить:
- Это не намёк, Андрей Михайлыч.
- Я понял, ваше величество.
- Раз понял, то свободен.
Матренов снова отсалютовал шпагой, но в этот раз немного ловчее, и вышел.
К вечеру подмост с троном временно заметили на трибуну. Вечером, когда вокруг нее собрались жители деревни, на трибуну поднялся Микита, откашлялся и заговорил:
- Товарищи! Мы все собрались здесь ради нашего общего друга. Он, а точнее она, показывает нам пример, которому мы не следуем. Я никого не укоряю, ибо сам не без греха, но устоять перед соблазнами зелёного змия в нашей деревне - это подвиг. Именно за этот подвиг, а не за то, что она сломала Максимову руку (так ему, дураку, и надо), я награждаю Дарью Владимировну Ордову медалью "За трезвость"!
Под гром аплодисментов смушеная Даша Ордова поднялась на трибуну, где царь пожал ей руку и лично приколол медаль на белой колодке к её груди. От речи она отказалась и спустилась вниз.
- Детский алкоголизм это, конечно, плохо, но дети не спиваются. - закончил свою речь Микита и сошёл с трибуны. Деревенский народ тож разошелся по своим делам.
Микита оказался прав: адмирал-фельдмаршал прибыл по воде. Уже с утра по реке Безымянной плыл флот Больших Лошар - пять лодок, несколько плотов, а во главе всего этого плыл старый катер. Было слышно, как на этом флоте нестройно (и явно по бумажке), поют "Коль славен наш Господь в Сионе".
Микита с правительством лично встречал делегацию. Когда катер причалил, из него выскочил адмирал-фельдмаршал - здоровенный огненно-рыжий детина с солидным брюшком, в ослепительно белом жабо, босой, в бежевых кюлотах, а на голове у него сидел мятый картуз.
"- Интересно, а откуда он взял кюлоты и жабо?" - продумал Микита, но вслух об этом не спросил.
После приветствия, к вторым воротам подкатили телегу, стилизованную под карету XVIll века, которая доставила двух правителей во Дворец. В Большой Гостиной они обменялись послами (послом Больших Лошар в Дрянных Деньках оказался второй любитель посиделок на жёлтой скамейке Сидор Колпак), подписали в двух экземплярах договор о дружбе и сотрудничестве, скрепили оба экземпляра договора своими печатями, после чего телега-карета доставила их на площадку, где всё было готово к пиршеству. Оно затянулось до позднего вечера, и лишь ближе к полуночи адмирал-фельдмаршал отбыл к себе домой.
Весь следующий день народ был в трезвом и весёлом состоянии. Он готовился ко Дню Победы - варил, чистил, драил, вытряхивал, убирал, приводил в порядок портреты отцов, дедов и прадедов, а также единственного на всю округу ветерана Великой Отечественной, 92-летнего гвардии капитана Виктора Вредного, партизаневшего в лесах Белоруссии.
Микита, не жалея сил, трудился вместе со всеми, и теперь, ощущая приятную усталость, шёл в кабинет с медной табличкой "царь", мечтая, как он разложит раскладушку, ляжет под прохладное одеяло... Но все эти мечты разбил неожиданный сюрприз: в его кабинете, на царском столе, сидела его давняя знакомая и одноклассница Катя Жиркова.
Сказать, что Микита удивился, значит, ничего не сказать. Он остолбенел, застыв в дверях.
Катя, услыхав шаги и скрип двери, обернулась и, увидев Микиту, вздрогнула и опустила глазами, густо покраснев.
- А уж думал, что сюрпризов не будет. - выдавил из себя Микита. - Привет, Катя.
Катя училась с ним в одном классе и была дочерью обыкновенного мусорщика и русской княжны (когда-то давно, когда голова была пуста и думать было не о чем, Микита задала вопросом: "- А как такой союз вообще оказался возможен?", но Катю он об этом не спрашивал), и от своей матери она получила только самое лучшее: прекрасную фигуру, стройные ноги, удивительно белую кожу, чистое, безо всяких морщинок, прыщей, веснушек и родинок лицо с правильными чертами, изящный рот, бездонные голубые глаза и золотистые локоны.
Одета она была в белую футболку без рисунка, узкие синие джинсы, на ногах были сандали на босую ногу, а на голове разместилась черная кепочка. В ушах у неё висели серёжки в виде буквы "Е".
- Привет, Бархат. - наконец совладала с собой Катя. - Сколько лет, сколько зим не виделись!
- Шесть лет. - сказал Микита, тяжело плюхнувшись в кресло. Только тут он заметил в её руках "кольт", отчего у него внутри всё похолодело. - Ты похорошела за эти годы.
- Чего не скажешь о тебе. - улыбнулась Катя, обнажив ровные белые зубки и они оба рассмеялись (шутка была настолько острой и уместной, что Микита на мгновение забыл про пистолет).
- Дурак ты, Бархат: все люди в Москву бегут, а ты из Москвы. - продолжила Катя.
- По твоей логике и ты дура, раз из Москвы бежала.
- Дурак ты, Бархат. Сейчас наоборот, все умные люди из Москвы бегут, так как она рассадник заразы.
- Но ведь полиция никого не выпускает из города!
- Дурак ты, Бархат. Не выпускают лишь больных и подозрительных, а здоровых людей гонят в шею. Мои родители слегли с вирусом, а меня отправили на дачу к бабушке. Знаешь, у неё столько разных заболеваний, что, если она и подцепит вирус, то ему придется встать в очередь.
- Ну, хорошо. А как ты узнала, где меня искать?
- Случайно подслушала, как полицейский, вызванный из Дрянных Деньков рассказывал про усатого очкарика, который курсирует из Дрянных Деньков в Большие Лошары, из Больших Лошар в Дрянные Деньки... Все приметы совпадают, фамилия твоя очень редкая, а на даче очень скучно, из - за этого проклятого карантина ни с кем гулять нельзя, вот я и дала деру и направилась на твои поиски.
Да, эта была всё та же авантюристка Катя Жиркова, собирающая на задней парте самодельное взрывное устройство, рисуя подорвать к чертям собачим не только себя, но школу со всеми находившимися там людьми. Но, как любила (да и сейчас наверняка любит) повторять она, кто не рискует - тот не пьёт шампанское. А выпить Катя любила.
- Я скучала, Бархат.
Микита сделал вид, что не расслышал последнее предложение и спросил:
- А на какие средства ты добралась до Дрянных Деньков?
- Продала оптом подарки своих бывших. А у тебя есть бывшие?
- Откуда? У меня никогда не было девушки. Я вне вкуса.
Катя звонко рассмеялась:
- Ах, ты мой бедный дворянчик...
- Я не твой дворянчик... - было перебил Катю Микита, но она наставила на него "кольт", отчего он побледнел.
- Я боялась, что ты это скажешь. - тяжело вздохнула Катя, загрустив.
- То есть, ты бежала из Москвы, чтобы жить и убивать? - попытался пошутить и разрядить наряженную атмосферу Микита.
- Дурак ты, Бархат. Не "и", а "чтобы".
Она соскочила со стола и встала напротив него, держа на мушке.
- Ты в моей полной власти. Захочу - будешь мне чечётку каблуками отстукивать, захочу - сделаешь это.
Катя показала.
Микиту от этого жеста передёрнуло и едва не стошнило, но повезло - тошнить было нечем.
- Придя в деревню, я сильно удивилась, узнав, что ты теперь - царь. Спустя полчаса встретила начальника твоей охраны. Как там его? Матрёшкин?
- Матренов.
- Не суть. Увидев столь прекрасную барышню, он отсалютовал мне своей кривой шпагой и похвастался своей высокой должностью и сказал мне, по секрету, о важном задании, которые дал ему ты - найти тебе телохранителя. Ну, я и предложила свою кандидатуру. В его глазах блеснул недвусмысленный огонёк и он сразу же назначил меня твоим телохранителем. Так я и попала в твой кабинет, благо он был не заперт.
"- Надо бы уволить Андрея Михалыча. - с неудовлетворением подумал Микита. - Доверил коту охранять сметану."
Катя сладко зевнула:
- Я устала и хочу спать. Пустишь меня к себе под одеяло?
- Нет. - ответил Микита, со страхом поглядывая на "кольт".
- Пожалуйста.
- Вдвоём на раскладушке тесно. И убери пистолет, пожалуйста.
- В тесноте, да не в обиде! - воскликнула Катя, но пистолет не убрала. - Я же замёрзну!
- Начихать.
- А если я уберу "кольт"?
- А толку? Ночью меня пристрелишь, а я, может, жить хочу.
- Не пристрелю, Бархат, обещаю!
- Катя, рядом с этим кабинетом есть уютная комната с шикарной кроватью. Выгони оттуда князя Филиппова и спокойной ночи.
Катя вспыхнула.
- Ну хорошо, Бархат, я тебе это ещё припомню. Ты ещё пожалеешь, что не пустил меня под своё одеяло!
И ушла, хлопнул дверью.
"- Вот живёшь себе, живёшь, и не знаешь, когда на на твою голову свалиться Катя Жиркова и приставит пистолет к твоему горлу." - подумал Микита, ложась спать.
В соседней комнате послышались голоса, возня, а потом всё стихло, а затем отворилась дверь в кабинет с медной табличкой "царь" и заспанная физиономия канцлера проснулась в щель.
- Караул, ваше величество. - сказала физиономия. - Сногсшибательная красотка, угрожая мне огнестрельным оружием, выгнала меня из комнаты. Извольте...
- Пошёл вон!!! - неожиданно для себя закричал Микита.
Канцлера как ветром сдуло. Проклиная опасную красотку, князь Филиппов поплелся к себе домой. Оттуда его выгнала уже собственная супруга. Не желая рисковать репутацией (который очень дорожил), он не стал ломиться к друзьям и соседям, а уснул на сеновале.
На следующий день подготовка к наступающему празднику прошла уже без Микиты, от которого ни на шаг не отходила Катя Жиркова со своим "кольтом". Ночью она пыталась пробраться в кабинет с медной табличкой "царь", но, предвидевший такое развитие событий, Микита запер дверь изнутри (она только изнутри и запиралась) и подпер ручку стулом, на случай, если Катя воспользуется отмычкой (а она воспользовалась). Теперь за это она ограничила ему время провождения в уборной.
Во всей деревне только и говорили, что об охраннице царя. Мужчины, будь то стар или млад, засматривались на неё, но подходить опасались - уж очень грозно эта амазонка смотрелась с огнестрельным оружием. К тому же, у неё оказался не один "кольт", а два.
Лишь вечером Миките удалось ненадолго побыть в одиночестве. Он зашёл в библиотеку и засел за роман. Катя быстро заскучала, походила среди полок, потрогала корешки книг, некоторые перелистала, но скука взяла вверх и она вышла на улицу, оставив Микиту наедине с романом. Правда, не надолго: уже через пятнадцать минут она вернулась, злая, как чёрт, и, угрожая оружием, выгнала Микиту из библиотеки, которому ничего не оставалось, как захватить роман с собой.
Они вернулись во Дворец. Предугадав, что она опять попытается узурпировать его раскладушку, Микита вбежал в свой кабинет раньше неё, запер дверь и подпер ручку стулом. Как бы Катя не ломилась в дверь, как бы не грозилась, как бы не уговаривала, дверь осталась запертой.
А пока она ломилась, Микита подручными средствами заколотил окно, вполне справедливо решив, что, раз через дверь не получилось, Катя обязательно полезет в окно. Только когда окно было наглухо закончено, Микита лег и уснул спокойно.
На следующий день в кабинете вновь собралось правительство. Вновь в час дня в кабинет с медной табличкой "царь" без стука вошёл Матренов с докладом, но теперь с боку от кресла с хищной улыбкой стояла Катя Жиркова с пистолетом наготове.
- ... Блохин напился до белой горячки и ему мерещатся розовые слоны, синие мыши, арабская ночь и летающие чайники. - бубнил Матренов.
- Только этого нам не хватало. - проворчал Микита. - Пусть им займутся врачи. Давай дальше.
- Памятник Григорию Лепсу завершён. К завтрашнему дню будет готов постамент и будет можно устанавливать.
- Это хорошо. - на пасмурном лице Микиты мелькнула улыбка. - Дальше?
- Подготовка к Дню Победы, который состоится послезавтра, завершена.
- И это хорошо. Продолжай.
- Катя Жиркова отстрелила Сухарину...
На этом месте Матренов специально закашлял и все поняли, что Катя отстрелила Сухарину.
- Этот алкаш ко мне домогался. - спокойно объяснила Катя.
Матренов подошёл к царю и сунул ему в руку клочок бумаги и спешно отошёл на своё место. Катя это заметила и шепнула Миките в ухо:
- Дай почитать.
Микита заупрямился. Тогда Катя прижала "кольт" к его шее и выстрелила.
То ли пули в пистолете не было, то ли отсечка произошла, но Микита, как и все в кабинете, отделался тяжёлым испугом, едва не поседев. Но зато беспрекословно вручил ей бумажку.
Катя её развернула и прочитала:
"Мало нам было Дашки Ордовой, так ещё Катька Жиркова нарисовалась. И подумать только: это моя вина!"
- Мне нужно поговорить с директором моей охраны. - сказал Микита, встал с кресла и вместе с Матреновым вышел за дверь. Катя ему препятствовать не стала.
Оказавшись с Матреновым в коридоре, Микита зашептал:
- Андрей Михайлыч, я просил найти мне телохранителя, а не киллера!
- Простите, ваше величество, я подумал, что это намек, и когда вы сказали, что это не намёк, я понял: это намёк!
Микита ущипнул себя за переносицу и сказал.
- Ладно, Андрей Михайлыч, иди, пока я тебя не уволил.
Матренов отсалютовал шпагой и ударился. А Микита вернулся в свой кабинет.
Весь следующий день был пасмурный и скучный. Единственным стоющим событием было открытие памятника Григорию Лепсу, на котором Микита присвоил певцу звания заслуженного артиста Дрянных Деньков. После открытия памятника, Микита оторвался от Кати и поднялся на колокольню местной церкви.
С её площадки открывался захватывающий вид на утопающию в багряных лучах заходящего солнца деревню. Смотря вперёд, можно было увидеть отшиб, где у каменного здания веселилась молодежь, справа возвышалась громада Дворца, рядом с которым стоял вызваюший у большинства жителей деревни лишь недоумение памятник Григорию Лепсу, а в центре, как на ладони, была площадка, окружённая домами. В северо - западном углу можно было заметить неказистый Дом Культуры. Где - то среди домов затерялась школа.
Смотря на это нетронутое великолепие с высоты птичьего полёта, казалось, что вирус - это чья - то злая шутка. Микита никак не мог поверить, что где - то сравнительно неподалеку гибнут люди, что вирус забирает всё больше жизней, что за не ношение масок штрафуют... Дрянные Деньки, затерянные на простора нашей необъятной Родины, вирус обошёл стороной. Жители не любили покидать свою любимую деревню, активно общались лишь с жителями Больших Лошар, которых считали своими. Дрянные Деньки и Большие Лошары были собственным маленьким замкнутым мирком, и прибытие человека из Большого Мира было целым событием, так откуда же здесь взяться вирусу! Поэтому решение старого деревенского правительства о введении самоизоляции и ношении масок, в которых ни покурить, ни выпыть (да и не подышишь в этих масках нормально), было принято в штыки: оно нарушало привычный образ жизни, переворачивало всё с ног на голову.
- Вот ты где, Бархат. Обыскалась тебя уже! - прервала ход его мыслей Катя, поднявшись на колокольню. - Я тебя по всей деревни искала, Матрёшкина твоего на уши проставила, до смерти перепугав: потерял, балбес, царя! Потом на колокольне тебя увидела, подумала, что ты прыгать собрался. Я тебе помахала, а ты не заметил. Или сделал вид, что не заметил?
Микита не обратил на неё внимания, продолжая зачарованно смотреть на завораживающий вид.
- Ау, ваш величество, ты меня слышишь? - Катя помахала рукой у его лица и щёлкнула пальцами.
- Посмотри, как красиво! - выдохнул в ответ Микита.
Катя, подошла к краю, посмотрела сначала вниз, потом на Микиту. В её глазах блеснул игривый огонёк и она толкнула его вниз.
Микита закричал, взмахнул руками и уж точно бы свалился с колокольни, ели бы Катя не схватила его за пояс и не дёрнула на себя. Микита налетел на Катю, они по инерции сделали пару шагов от края. Катя сильно обняла Микиту со спины и крепко поцеловала его в щеку.
- Ты что?! С ума сошла?! Лобызаться здесь! Это же колокольня, церковь! Богохульница!
- Ой, ладно, Бархат, я же знаю, что тебе понравилось.
- Ты в Господа Бога не веришь?
- Да верю я в твоего Бога...
- Он не мой.
- Бархат, не зуди, я этого не выношу! Пошли уже отсюда, завтра важный день, 9 мая и всё такое, тебе выспаться надо, ты же царь. И за поцелуй я даю тебе бонус: сегодня можешь не запираться, ломиться не буду.
И, схватив Микиту за рукав, заливаясь смехом, она шустро побежала по лестнице вниз. Микита не поспевал за ней, спотыкался и падал, пытался высвободить рукав, но Катя не сбавляла скорость и цепко держала рукав.
На девятое мая на площадке поставили второй стол, для молодежи, но царь сидел во главе стола для взрослых. Но молодежь, как всегда, была сама по себе: прихватив всё с собой, она ушла на свой балкончик и под него.
Даша Ордова с аппетитом ела белый рис, который почему - то многие не выносили и считали противным. На узкой скамейке сидели два вечно весёлых и улыбающихся, будто под кайфом, Ильи, Медяков и Иголкин. Медяков был похож на лохматого черногривого льва и выглядел гораздо старше своих 15 лет. Бледно-рыжий и тощий, как жердь, Иголкин тискал Дуньку, называя её лупоглазой, а она норовила плюнуть ему в лицо.
Тут же вспомнила, как когда - то Анка Фомкина, будучи ещё ребенком, отведала на юбилее самогона и потом 6 дней от него отходила. Сидевшая вместе с молодежью Анка тоже с улыбкой вспомнила это событие и уплетала сырные багеты. Ей было 20 лет и она уже по праву считалась лучшей швеей не только в деревне, но и во всём районе.
За столом взрослых слышались фронтовые песни, тосты, здравицы, слушали рассказы Виктора Вредного... Но Микита не пил и не веселился вместе со всеми. Вручив Виктору Вредному медаль "75 лет Победы над гитлеровской Германией" (от генеральского звания ветеран отказался), и произведя графа Опилкина в фельдмаршалы (для фельдмаршальского жезла у кресла из дома князя Мыж-Мыжгородского отвинтили ножни из красного дерева, сложили их вместе, украсив резьбой и имением владельца), он сидел туча тучей, так как у него над душой стояла Катя со своим пистолетом.
В самый разгар веселья Микита покинул свой трон и пошел в кабинет с медной табличкой "царь". Катя неотступно следовала за ним, так что в царский кабинет они зашли вместе.
Катя изнутри заперла дверь. Заметив это, Микита принялся с ожесточением отрывать доски с заколоченного окна - что бы было куда бежать. Катя следила за его действиями с обворожительной улыбкой.
- Дурак ты, Бархат. Думал, что сможешь от меня сбежать?
- От тебя хрен сбежишь, ходишь за мной, как тень. - ответил Микита, отрывая последую доску. - Интересно знать: почему?
Катя подошла к нему и нежно шепнула:
- Не ужели ты ещё ничего не понял, дурачок?
Она схватила его за плечи, повернула к себе лицом и бросила в кресло. Позолоченная корона упала на пол. Она наклонилась к нему. Катя взволнованно дышала, их губы были в сантиметре друг от друга. Микита почувствовал на своём лице её жаркое дыхание. Он взглянул ей в глаза и всё понял. Но поверить в это отказался. Это было невозможно.
- Не бойся, Бархат, я не кусаюсь. Сегодня мой, наш День Победы!
Надо было что - то предпринять и Микита предпринял. Он замахнулся на Катю. Она удивилась, что Микита вообще собирался ударить девушку и отшатнулась. Но Микита и не собирался её ударять, ему надо было, что бы она отшатнулась. Между ней и креслом образовался проём. Микита вскочил с кресла, протиснулся в этот проем и выпрыгнул в окно.
Два фонаря слабо освящали памятник Григорию Лепсу. Разбив стекло, Микита отделался парой царапин. Выпрыгнув из окна, он сразу же пустился бежать, ведь за ним в погоню устремилась Катя.
Схватив на бегу беспризорную лестницу, Микита мечтательно подумал:
"- Эх, вот бы этой лестницей Кате по башке звездануть!"
Приложив лестницу к частоколу, он мигом оказался на его верхушке. Микита собрался было перекинуть лестницу через границу Дрянных Деньков, но не вышло: по лестнице карабкалась Катя. Пришлось ему прыгать с частокола.
Начался ливень. Микита лишь не намного отбежал от частокола, как рядом с ним что - то рвануло и изрыгнуло пламя. Он сразу же оказался в свободном полете.
"- А, чёрт, кто дал этой падле гранаты?! Это же полный Мортал Комбат! " - невесело подумал Микита, а вслух спросил:
- Катерина Александровна, может, поговорим и договаримся?
Ответа не последовало, а, может, она и не услышала вопроса из - за шума дождя.
Микита довольно удачно приземлился в лужу, но сразу вскочил и побежал, не разбирая дороги. Гранат у Кати больше не было, но зато она начала палить сразу из двух пистолетов.
Никогда не хочется жить так сильно, как на краю гибели. До этой пробежки Микита и не догадывался, что можно так сильно хотеть жить.
Микита бежал зигзагом, а за ним быстром шагом шла Катя - настоящим ангелом смерти, вылитым терминатором. Одна из пуль оцарапала Миките плечо.
- А, с..ка, бл...дь, как же.. - закричал Микита, но тут же упал с обрыва, и поехал вниз, но успел зацепиться за что - то. По обрыву мощным потоком текла жидкая грязь.
Катя, заметив, что Микита куда - то провалился, решила, что это его хитрый план и осторожно подошла к краю обрыва. Но даже осторожность не спала её: она сорвалась.
Съезжая вниз, она умудрилась уцепиться за сапожок Микиты. Тот едва не сорвался, но сапожок стал потихоньку соскользовать с ноги.
- Врёшь, не уйдет, бесславный уб... - сказала Катя, но тут модный грязевой поток залепил ей рот, сапожок соскользнул с ноги и она с большой скоростью поехала на дно оврага.
Возвращаться Миките пришлось через главные ворота, ключ от которых был у него в кармане шаровар. По пути во Дворец он встретил Шуру Шурупову.
- Где ж тебя черти носили? - спросила она, увидев внешний вид царя.
- Если б они. - ответил Микита. - Мне нужно привести себя в порядок. Через час я тебе расскажу, где и с кем меня носило.
- Буду ждать тебя и твоего рассказа в своем кабинете. - сказала Шура и они вместе дошли до Дворца.
Внешний вид царя и правду был непрезентабелен: грязный и мокрый, в одном сапожке, без китайского халата с алым поясом, который он потерял в состоянии свободного полета, в синяя муаровая лента болталась на шее.
Царь первым делом помылся и обработал свою царапину (- Не хватало ещё от заражения крови умереть!), а потом переоделся.
Из прежнего гардероба на нём остались только чёрные рубашка с галстуком, синяя муаровая лента и фиолетовые шаровары в вертикальную белую полоску. Китайский халат он заменил на черный пиджак, а обулся в красные мокасины. В таком виде он и направился к двери с медной табличкой "главсекретарь" - беседа с лучшим другом должна была скрасить этот испорченный праздник.
Ходя из угла в угол, соединив руки за спиной, он рассказал Шуре о случившемся. Шура же сидела за своим главсекретарском столом и красила ногти. На нём стояла колонка, из которой лилась татарская песня.
- Ну, и что ты об этом думаешь? - спросил Микита по окончанию своего рассказа.
- Надеюсь, она сдохла.
Микита даже встал на месте, как вкопанный, от столь неожиданного ответа.
- Да я шучу, Никитос! Конечно, это безумие.
- И не говори.
Он продолжал ходить из угла в угол, существо даже не из прошлого, а из позапрошлого столетия, с плохо гнущимися в коленях ногами, костлявый и бледный, как смерть, лишь совсем недавно перешедший из разряда отстающих в разряд догоняющих. Корона съехала на бок. Микита снял с себя очки и принялся протирать их стекла.
- Никитос, я хотела спросить, что ты будешь делать, когда твоё карантинное неповиновение будет подавлено?
- Извечный русский вопрос, Шуруп: что делать? Лично я собрался ударится в бега. Ищи тогда ветра в поле, крота под землёй.
- И бросить всех нас?
- Ну, Шуруп, не говори так, а то мне становится стыдно.
- Ох, Никитос, Никитос! Заварил же ты кашу и не хочешь её расхлёбывать.
- Мне просто не охото сидеть в тюрьме 15 суток без права переписки. Мне ведь уже 18.
- Будет.
- Через два месяца. Но на это наша районная полиция точно внимания не обратит.
- Эх, Никитос, видел бы ты себя со стороны: так поступают только безумцы.
- Как так?
- Устраивают нелепые бунты против правительства одной деревни, вместо того, чтобы поднять весь русский народ и идти на Москву.
Микита улыбнулся этой мысли, но заговорил немного о другом:
- Это революция наоборот. Обычно революции свергают монархию и устанавливают республику, а наша революция, наоборот, свергла республику и установила монархию. Не понимаю только, чем им президент - то не угодил? Нормальный человек и сильный политик. Нельзя ему сейчас уходить с поста, хоть ты тресни, потому что опять к власти придёт какой - нибудь идиот и всё развалит. В 2024 году я буду голосовать за него.
- За идиота?
- За президента. Если, конечно, у меня к тому времени появится паспорт.
- Ладно. Хватит уже про политику болтать, Никитос. Лучше посмотри, как я красиво ногти накрасила.
Микита подошёл и с неподдельным интересом принялся рассматривать её ногти.
На следующее утро царь встал рано. По привычке задрал майку и перечитал рёбра.
"- Жрать бы начать. - мелькнуло в голове. - Хотя.. чёрт с этим."
Микита присел на раскладушке, опустив босые на пол и заботливо накрыл белокурую девицу одеялом.
В этот момент, как всегда, без стука, в царский кабинет зашёл Матренов, но, увидев своего царя в одних трусах и майке, да ещё и с девицей на его раскладушке, сконфузился и поспешно ретировался. Микита поморщился и принялся одеваться.
Когда он вышел из кабинета в коридор, Матренов сразу же бросился к нему:
- Целый взвод российской армии уже приближается к нашей деревне, ваше величество!
- Так быстро?!
- Сам в шоке, ваше величество. Да, и... у них танк.
- Как скоро они прибудут сюда?
- Часов через восемь - девять, ваше величество.
- Немедля собери всё население деревни на площадке и замени подмост на трибуну.
- Слушаюсь, ваше величество.
Никогда ещё царь не собирал народ так рано. Пошёл слух, что случилось что - то неприятное. Взволнованный вид правителя укрепил этот слух. А когда он заговорил, этот слух подтвердился. Но не только дурной слух занимал местных жителей. Одна швея сочувственно сказала Анке Фомкиной, что царь, судя по его новому наряду, совсем лишился вкуса. Анка же ответила, что случилась беда и царю сейчас не до вкуса.
- Товарищи! Вынужден сообщить вам, что часы нашей вольницы подходят к концу: на нас идёт целый взвод президентского Правительства. Для решения этой проблемы я созываю экстренное заседание правительства.
На экстренное заседание правительства был приглашен и начальник службы царской безопасности. На заседании было принято решение отправить к командиру взвода делегацию для переговоров.
В состав делегации, помимо прочих людей, вошли два члена правительства: министр иностранных дел Иван Тимофеевич Петров и Стас-секретарь. Вертлявый и умный не по годам Стас-секретарь был назначен главой делегации.
Уже через полтора часа пришло сообщение от главы делегации: вся делегация арестована, командир взвода сержант Михин настаивает на безоговорочной капитуляции и движется гораздо быстрее, уже восстановив федеральную власть в Больших Лошарах. Адмирал-фельдмаршал попал в плен.
На новом заседании правительства царь отказался от эвакуации и решил выступить с ещё одной речью, чтобы объяснить народу сложившуюся обстановку.
- Товарищи! Взвод под командованием сержанта Михина движется быстрее, чем мы думали, и уже в течении часа будет здесь. Сопротивление мы не окажем, ибо они вас не тронут. Им нужен я.
После того, как царь произнёс речь, трибуну вновь заменили на подмост с троном, на который сел царь Микита l всея Дрянных Деньков в ожидании незваного гостя. Граф Опилкин сбегал домой и спрятал свой фельдмаршалский жезл под матрас, а в подворотне два Ильи, Медяков и Иголкин, пинали, как мешок с шерстью, по ребрами лежащего на животе князя Мыж-Мыжгородского, на спине которого сидела Дунька и вырывала ему волосы. Князь уткнулся расцарапанным лицом в пухлые ладони и выл, а вокруг него холил Матренов, но уже не в мундире, а в серой футболке, и покрикивал:
- Так его, так! Только попробуй что - нибудь кому - нибудь вякнуть!.. Ты меня знаешь... Что? Лежачих не бьют? Правильно, лежачих добивают. А ну, поддайте ему, парни!
Когда к главным воротам подошёл взвод с танком, на воротах сидел деревенский староста немец Эйзеркох и болтал ногами.
- Дрянноденьковцы, сдавайтесь! - крикнул сержант Михин.
- Дрянноденьковцы не сдаются! - ответил Эйзеркох с чисто волжским выговором.
Михин дал знак и танк пальнул по воротам. Деревенский староста описал дугу и, пробив крышу, приземлился на сеновал. Слава Богу, остался жив.
Михин вскочил на танк и на нём въехал в Дрянные Деньки. За ним зашёл взвод солдат, прошлое деревенское правительство и деревенские полицейские.
Оказавшись с этой силой на площадке, Михин соскочил с танка и зычно крикнул:
- Выходи, царь, и никто не пострадает!
Взвод навёл оружие на деревенских жителей. Они ахнули, вскрикнули, из толпы послышались ругань и угрозы.
Тогда Микита встал с трона, спустился к сержанту и вытянулл руки.
- То - то же. - одобрительно сказал сержант и надел Миките наручники.
Задом подъехал полицейский УАЗик и раскрыл задние двери. В Микита шагнул в машину, но зацепился короной об крышу и она упала грязь.
Сержант закрыл дверцы и отдал приказ:
- Разворачиваемся!
Когда взвод с танком и полицейским УАЗиком удалился восвояси, а старое правительство под охраной полиции вернулось во Дворец, граф Опилкин достал из грязи корону, тщательно вытер её рукавом и сказал.
- Он вернётся. Обязательно вернётся. Не может такого быть, что бы не вернулся.
Как тут не вспомнить слова Хильдур Бок из советского мультфильма "Карлосон вернулся": "- Он улетел, но обещал вернуться!", или, как говорят гордые сына Рима, ut finis.