Предисловие
Взгляд на будущее – самое непостоянное явление в жизни.
Отдельный человек может даже не представлять, что будет с ним завтра, и далеко не каждый способен составить план собственного развития на месяцы и годы вперед. Если такие планы и есть, то никто не гарантирует, что обстоятельства не разрушат или, хотя бы, не скорректируют их. Что же тогда говорить о том, каким станет будущее целого общества, страны и всего мира? Тем не менее, люди издавна пытаются представить себе, какой станет жизнь их потомков через века.
Первые «глобальные» предположения о будущем государственном устройстве, быте и нравах, возникли уже среди античных философов (Платон: «Государство»). Примерно до ХѴІІ-ХѴІІІ веков в этих взглядах практически отсутствует элемент технического прогресса (например у Т. Мора в «Утопии» господствует ручной труд).
В последние два века «техническая» составляющая будущего начала заметно расти, привлекая к себе всё большее внимание. Прогресс в технологиях стал достаточно прочно ассоциироваться с грядущими временами. В ХІХ веке появились произведения В.Ф. Одоевского («4338-й год: Петербургские письма») и Жюля Верна («Робур-Завоеватель», «Двадцать тысяч льё под водой»), где описаны прототипы современных средств связи и иных механизмов. В начале ХХ века Герберт Уэллс уже показывает мировую войну с применением ядерного оружия («Мир освобожденный»).
В течение ХХ столетия прогресс шел настолько быстро, что художественные описания будущего за ним иногда просто не успевали. Перфокарты в 3000 году? Бред! Ведь уже сегодня есть дискеты. Как устарели?! Ну а лазерный диск… Ах, компьютеры уже выпускаются без подходящих дисководов.
Первая четверть ХХІ века оказалась не такой, какой ее рисовали художники и описывали писатели последней четверти ХХ столетия. На Марс до сих пор никто не полетел, даже пилотируемые пуски к Луне прекратились, едва успев начаться. Зато видеосвязь в различных проявлениях уже существует, причём иной раз даже возникает сожаление по этому поводу: сколько странных личностей засоряет просторы всемирной сети бессмысленными видеозаписями с пищей, местами отдыха и какой-нибудь еще ерундой. Тем не менее, технический прогресс есть и даже продолжается.
Если обратиться не к технической стороне будущего, а к общественно-политической, то здесь гораздо меньше подвижности. Разные учения, которые раньше казались прогрессивными, сегодня могут восприниматься, как устаревшие и нелепые. Новых предложений в этой области почти не появилось, либо под «новым» подается симбиоз старых концепций, которые раньше считались совершенно несовместимыми.
Предложения «бороться за свободу/нацию/класс/что угодно» интересуют людей всё меньше и меньше. Слишком много войн, революций и прочих потрясений, которые не привели ни к чему, кроме замены одних объектов ненависти на другие. Теперь есть интерес к избеганию проблем, а не к сражению с ними. Именно не к мирному решению конфликта, а к его обходу. Зачем мне какая-то там «классовая солидарность», «права серо-бурых-в-крапинку граждан» или «национальное самосознание», если мне интереснее, чтобы меня, наконец, уже не трогали всем этим, а просто дали возможность строить мир вокруг себя. И пусть все (да-да! непременно все!) займутся тем же, чтобы мне не мешать! Другими словами, есть запрос на «коллективную самодостаточность».
И «бунтари» и «консерваторы» могут упоминать «самодостаточность», как важный элемент своей системы, но, так или иначе, ее нет у обеих сторон. По крайней мере, она не на первом месте. Если говорит представитель условно «социалистического» крыла, то он ругает капитализм, который, дескать, должен отдать всё народу (в лице государства, если не считать анархизм), и тогда каждый человек сможет сам построить свое благо. Если говорит «либерал», то будет ругань в адрес государства, которое должно всё отдать… народу (но т.к. этот народ – «быдло», то надо его сначала поучить, «как правильно кашу кушать», а до времени всё раздать «нашим соратникам» в управление), и тогда каждый человек сможет сам построить свое благо.
Ни одно из масштабных общественно-политических учений так или иначе не выдвинуло на первый план принципа «я смогу сам и не помешаю другим», в той или иной форме декларируемого, но на деле всегда второстепенного. В тех концепциях, где схожий принцип есть, обычно всё сводится к форме «имею право быть, каким захочу, и никто не воспретит», выливающейся в конфликт интересов между индивидуальностями, руководствующимися этой формой. Либо происходит так: все уже равны, но вот некие группы «серо-бурых-в-крапинку граждан» хотят быть «равнее». И снова конфликты, которые всем осознанно или неосознанно надоели…
И всё же сегодня, во многом благодаря техническому прогрессу, есть настоящая возможность перехода к новому типу общества, в котором индивидуальность будет самодостаточной, но не потеряет связь с окружающим коллективом и, главное, будет иметь возможность не вступать в конфликт интересов.
Невозможно точно сказать, когда это произойдет, и как именно будет выглядеть, но представить себе модели нового общества можно, исходя из складывающихся сегодня предпосылок. Настало время для нескольких умозрительных конструкций, которые можно представить себе в виде художественного произведения.
Вступление
Билет в один конец. Спальное место предусмотрено
− Ну что же, начнем, господин Макиавелли… − начал человек в белом халате, раскрывая перед собой досье. – Я правильно произнес фамилию?
− Да, доктор Хаймен, но можете звать меня просто Джованни или Джанни, − ответил темноволосый человек в зеленом комбинезоне, непринужденно развалившийся в кресле перед столом.
− Я вижу, вы хорошо осваиваетесь, − сказал Хаймен, глядя на собеседника. – Везде так раскрепощены или специально поработали над собой перед тем, как попали к нам?
Джовани Макиавелли пожал плечами и посмотрел в окно. За стеклом пестрели цветами аккуратные клумбы, насаженные вдоль дорожки, протянувшейся от главного входа циклопического сооружения исследовательского центра к парку для отдыха сотрудников. Он заметил, что цветы высажены в виде числа «333», повторяющегося на всей протяженности дорожки, каждый раз новым цветом, резко контрастирующим с предыдущим и с последующим.
− Эта черта выработалась у меня давно. Еще когда я работал на Ближнем Востоке.
− Хорошо, Джанни. Итак, вы один из тех, кто прошел отбор…
Доктор Хаймен полистал досье.
− Мне приятно, что команда добровольцев столь разнообразна. Вы – журналист-международник, Коллинз – пилот, Скотт – океанограф, Прингл – врач. Конечно, хотелось бы, чтобы и представители других профессий поучаствовали, но «Трибитс»* и так выделила много средств на этот проект.
− Я думаю, что четырех человек вполне хватит, доктор, − ответил Джованни. − Хотя всё-таки это втрое меньше, чем команда, достигшая Марса.
− Да, но экипажу Юрия Титова пришлось выполнять много разных дел в пути, а также совершать посадку и взлет почти без контроля со стороны Земли. А вы, Джанни, и ваши спутники, в своем, если так можно выразиться, «путешествии» будете лишь спать.
* Большинство из упоминаемых в тексте организаций являются вымышленными, но у них есть прототипы. Какое число в двоичной системе состоит из 333 бит, читатели могут посчитать самостоятельно.
Макиавелли улыбнулся.
− Но доктор, по прибытии к «месту назначения», у нас будет много дел. Понадобится ознакомиться с новыми условиями жизни. Ведь мы, в отличие от Титова и его спутников, назад не вернемся.
Доктор Хаймен вздохнул.
− Да, там у вас будут дела, о которых я уже не узнаю.
− А может всё-таки узнаете? Хоть одним глазком, да увидите? – спросил Макиавелли.
− Вы верите в загробную жизнь? А в досье сказано, что вы – агностик.
− Вот именно. Я не знаю, что будет после смерти, но и не отрицаю.
Доктор Хаймен улыбнулся, закрыл досье и посмотрел в окно, на клумбы и деревья парка.
− А я думаю, что стану всем этим, что нас окружает, когда мое сердце перестанет биться…
− Ну, тогда вы тоже будете иметь шанс узнать, какое оно, это самое будущее.
− Пожалуй, вы правы Джанни. И всё же вернемся к нашему главному вопросу дня, ради которого я вас позвал. Вы допущены к эксперименту наравне с тремя другими кандидатами. Вас выбрали из нескольких десятков тысяч и затратили сотни миллионов долларов на подготовку. Сегодня вы должны дать ответ: согласны ли вы идти дальше? Конечно, даже если вы откажетесь в самый последний момент, мы не будем препятствовать вам уйти, но тогда плановые сроки начала эксперимента будут сорваны, так как нам придется перебирать заново кандидатов, которых вы обошли на последнем этапе. «Трибитс» не хочет лишних расходов, поэтому мы просим всё взвесить и принять решение сегодня.
Макиавелли посмотрел на свое досье. Он долго ждал этого дня и был точно уверен, что не поддастся сомнениям. Он вздохнул. Доктор пристально глядел ему в глаза.
− Как вы знаете, я свободней, чем ветер, дующий над Атлантикой. Родители давно умерли. Брат всегда был самостоятельнее меня. Он счастлив в браке, вдобавок его семья получит мой гонорар от «Трибитс». Я холост и бездетен. Повидал почти всю планету за двадцать семь лет. В Королёве и Хьюстоне мне предлагали место во второй марсианской экспедиции, но я выбрал предложение вашего центра. Да! Я иду до конца.
Доктор кивнул.
− Хорошо, Джанни. Итак, тогда обратный отсчет начался. Остальные участники тоже выразили согласие. Так вот, напомню вам, что процесс, которому подвергнетесь вы и каждый участник, состоит не в том, чтобы просто заморозить вас в гробу со сжиженным газом и вернуть к жизни, когда наука научится оживлять трупы. Вы будете спать. Именно спать, но при этом будете живы. Системы жизнеобеспечения устроены таким образом, что вы не погибнете от переохлаждения. Низкотемпературная среда снизит ваш метаболизм, но вы будете дышать, хотя и чрезвычайно медленно. Ваше сердце будет сокращаться, но, разумеется, не с такой скоростью, как сейчас. Периодически наши сотрудники будут вводить в вашу кровь препараты, предотвращающие разрушение сосудов.
− Будут реставрировать меня, пока я лежу в музейном запаснике, для выставок будущих столетий, − усмехнулся Макиавелли.
− Именно, Джанни. Но вот, самое важное, станете ли вы для будущего живым «экспонатом» или…
− Или из меня набьют чучело! – со смехом перебил Макиавелли.
− Может случиться и так, − улыбнулся доктор Хаймен. – Кто знает, какими морально-нравственными принципами будут руководствоваться потомки через двести пятьдесят лет.
− Надеюсь, меня выставят в Лувре или в Эрмитаже!
− Скорее в Национальном музее естественной истории при Смитсоновском институте. Ведь мы с вами в Америке. Но вернемся к процессам вашего длительного сна.
Лицо доктора стало серьезным.
− На сегодняшний день наш метод позволяет затормозить жизнедеятельность человека лишь на пять-шесть месяцев, чтобы при этом испытуемый остался жив после пробуждения…
Макиавелли молча кивнул.
− Это подтверждено экспериментами на крупных животных. При более длительном сне наступают необратимые изменения в разных органах, гарантированно приводящие к летальному исходу при пробуждении. Мы можем сохранять тело спящего десятилетиями и даже веками, но средств для восстановления его здоровья после окончания эксперимента у нас пока нет. Мы уверенно движемся в направлении создания препаратов и устройств, позволяющих сохранить человека живым и здоровым, пробудись он хоть через десять тысяч лет, но… Когда же, наконец, мы получим эти средства, не скажет пока никто. Может быть уже завтра, а может через сто лет.
Журналист поерзал в кресле и оправил рукава комбинезона.
− Да, всё это я помню с самого начала подготовки. Я надеюсь, что к концу эксперимента ваши коллеги найдут способ, благодаря которому я выпью кофе за утренней газетой.
− Рад вашему позитивному настрою, Джанни! – сказал доктор. – Теперь отдыхайте. До девяти вечера можете путешествовать по нашему центру или погулять с вашими спутниками, которые сопроводят вас в Будущее!
Четверка участников эксперимента встретилась в парке при научном комплексе «Трибитс». Лётчик ВВС США Коллинз что-то рисовал веткой на земле. Океанограф Скотт задумчиво глядел на облака, а темнокожий врач Прингл весело жонглировал тремя шишками.
− Если через два с половиной столетия люди вылечатся от всех болезней, то буду развлекать их в цирке, − говорил он. – Не пропадать же умению!
− Главное, чтобы роботы и там человека не подвинули, − усмехнулся Скотт. – Блин! Коллинз, у тебя одно на уме! Нет, ну гляньте: и тут голую бабу нарисовал!
− Отвали, что ты понимаешь?! – отвечал на выпад пилот, закончивший рисунок. – Я люблю не только женщин, но и живопись!
Макиавелли разглядел на земле старательно выведенный женский силуэт, стоящий на гигантской раковине моллюска.
− О, узнаю земляка Ботичелли! – заметил он. − «Рождение Венеры».
− А скажите лучше, − обратился ко всем Скотт, − только я один такой, что в банке счет на будущее открыл?
− И я открыл! – ответил Коллинз.
− А я в хедж-фонд положил на особых условиях, − сказал Прингл.
− И я открыл счет, − произнес Макиавелли. – Даже два. В Америке и на родине, в Италии. Главное, чтобы деньги к тому времени были в ходу.
− Ага, и чтобы вклады не похудели от инфляции, − заметил Коллинз. – Эх, сигару на сохранение не положил, чтобы выкурить через двести пятьдесят лет, а то вдруг их не будут выпускать…
День прошел незаметно. Несмотря на то, что Макиавелли был тверд в своих намерениях, некоторое тревожное чувство всё же не покидало его. Тем не менее, он спокойно уснул в этот вечер, чтобы на следующий день погрузиться в более глубокий сон, который станет путешествием в будущее. В утопию или антиутопию – он еще не решил.
В назначенное время четыре участника расположились в своих камерах, напоминавших не гробы, как отчего-то называл их руководитель эксперимента, доктор Хаймен, а, скорее, на гильзы гигантских снарядов, как заметил пилот Коллинз.
Через разъемы на красном «спальном» комбинезоне, в который его переодели из повседневного, к Джованни Макиавелли присоединили кучу трубок и проводов. Он ожидал, что кто-нибудь из руководителей еще скажет прощальное напутствие, но все сотрудники «Трибитс» лишь обменивались рутинными медицинскими и техническими фразами. Несколько раз попросили закрывать и открывать глаза. В очередной раз Макиавелли зажмурился по приказу сотрудника и стал ждать, но тут слова окружавших его людей стали сливаться в однообразное бормотание и его будто понесло по волнам.
Во сне Джованни ненадолго почувствовал неприятное ощущение, похожее на тошноту, но всё прошло. Бормотанье людей словно усилилось. Вернее, ему показалось, что оно скорее возобновилось после некоторой паузы. Затем звуки опять пропали, лишь что-то постукивало.
Продолжение: Картина первая. Глава 1