Начало здесь - Далеко, далеко и еще дальше.
Проснувшись утром, одна, в незнакомом доме, в незнакомой кровати, я испугалась. Елки-палки, нам же надо валить отсюда! Я никогда так быстро не одевалась, и кубарем скатилась вниз. Лешка был на кухне, спокойный расслабленный, неторопливый... И солнце светило так ярко, и кажется, светило оно ото всюду.
- Ну вот, значит, завтрака в постель не получится. Не торопись, мы все успеем... Садись.
Я села. Лешка шуровал у плиты, что-то нарезал, смешивал, переворачивал на сковородке... Он очень по-свойски здесь орудовал, знал, где что лежит. Он был так уместен во всем вот этом антураже, на этой дачной домашней кухне, в этом солнечном утре... Он как-то неуловимо изменился, это место делало его расслабленным, плечи развернулись, всегда немного сутулый, как и все высокие парни, сейчас расправился, будто еще чуть подрос. Это место делало его другим.
Лешка перемешал кусочки грудинки на сковородке, потом добавил помидоров, лука, чеснока, болгарского перца, вылил по одному яйца, посолил-поперчил, добавил каких-то непонятных приправ, то, это, пятое, десятое - как в калейдоскопе. Я смотрела на него обалдело. Такого Лешку я еще не знала. Даже не подозревала, что он может быть таким...
Через 5 минут Лешка поставил передо мной тарелку с яичницей. Это была какая-то странная яичница, я никогда такой не видела, не то, что пробовать... Всю жизнь провела в детдоме, понимаете? Там таких яичниц не готовили. И все мои друзья были такими же. И если мы и зависали у кого-то на квартире, то никто ничего не готовил - максимум чай и бутерброды. Чипсы, сухарики, роллтон запарить, бульон из кубика...
- Свет, это надо есть, а не смотреть. Это вкусно. Глазунья по-деревенски.
Это было не вкусно. Это было очень вкусно. Когда мы позавтракали, Лешка вздохнул так, как будто кто-то умер. А потом кто-то умер еще раз. А потом очень грустно, так безнадежно-грустно вывалил:
- Свет... мы оба должны быть здесь, а не... там, - он с такой холодной ненавистью произнес "там", что у него самого по рукам пошла дрожь. - Мы будем здесь, но нам надо подождать. Еще три года. Можно было бы подождать всего только год, но у нас не хватит денег на все это... Я примерял, и так и эдак... даже если ты залетишь, и мы поженимся, Майя тебя не выпустит - жилья и работы у тебя нет. Она уперлась, как баран, её не сдвинуть. Говорит, чтобы я эмансипировался сам, без тебя. А тебя она не может выпустить в 16, не имеет права... А брать над кем-нибудь опеку она не хочет, её муж категорически не согласен. Ушлёпок... У меня тоже вряд ли найдется такая работа, чтобы все было официально, и с достаточной зарплатой, но можно подсуетиться, у меня есть знакомые. Да и тебя можно пристроить, выкрутились бы. Но для тебя жилье мне никак не выкрутить, понимаешь? Даже драный угол в драной коммуналке, даже фиктивно... А без жилья тебя никто не эмансипирует... Давай мы просто подождем, Свет?
Вы представляете себе моё выражение лица в этот момент? Вот, это самое выражение лица, "что происходит вообще???" у меня не исчезает до сих пор. Вы понимаете, как трудно, но офигительно интересно жить рядом с вот этим мужиком, который никогда ничего не объясняет, не делится мыслями, а потом ни с того ни с сего выдает тебе что-то наподобие этого? И ждет от тебя какого-то ответа еще к тому же...
Что за жилье? Здесь это где? Там это где? Какие три года, почему год? Чего ждать? Какие 16 лет? Какая беременность? Какая Майя? Что за ушлепок? Какая эмансипация? При чем тут Лешка? Что происходит вообще? А???
И снова замолчал. Я сидела и смотрела на него даже не офигевшими глазами. Я вообще не могла собрать в кучку свои мозги.
Единственное, что я могла выдавить из себя в тот момент, а вернее, просто банально повторила за ним последнюю фразу:
- Давай подождем, Леш...
Хитрый план Лешки
Оказывается, у Лешки был план. Вот эта дача, куда мы так долго ехали - это его наследство от родителей. Родных нет, а наследство - вот. На этой даче Лешка провел все свое детство, пока родители не умерли, а его не отправили в детский дом. Он на этой даче бывает иногда, тайком. Дача опечатаная стоит и ждет, пока Лешке стукнет 18. Поэтому Лешка лазает к себе домой через окно. Ну прикольно, чо. Приезжает - когда два раза в году, когда три. Очень редко. Я даже представить себе не могла, насколько сильно он ненавидит детдом. Все время, пока там жил, ненавидел. Так ненавидеть, наверное, можно только концлагерь. Не людей конкретно, а быт, порядки, общажность, казарменность всю эту. И с первых дней в детдоме мечтал оттуда выбраться. Вместе со мной. Не сбежать, потому что найдут, поймают, и посадят в психушку.
Сбегать из детского дома без возможности спокойно жить на даче Лешке не подходило.
А выбраться законным способом можно было только по достижении совершеннолетия. А совершеннолетним признают только в 18 лет, или в 16, после процедуры эмансипации. Признать 16-летнего совершеннолетним можно при условии, если ребенок имеет жилплощадь пригодную для жилья (у Лешки была эта дача), и работу - официальный доход, с которого Лешка платил бы налоги государству (работу такую он надеялся найти к 16-летию). Все, только так можно было выйти из детдома кратчайшим путем. Все это Лешка изучил, когда ему было 12 лет. Не зря умные книжки читал, ага. И у него не получается эмансипироваться в 16 лет, потому что у меня, у Светы, нет никакого жилья. А приобрести для меня хоть какой-то угол у 15-летнего мальчишки не было денег. Вот поэтому Леша тем утром уговаривал меня подождать три года - до моего 18 летия. Грустно так ему было при этом, представляете?
Занавес.
Это вот все мне по полочкам разложила Пчелка Майя, когда я к ней пришла поговорить после этой поездки.
И вот все вот это вот, что я только что написала - Алексей свет Александрович на голубом глазу и на полном серьезе, с возмущением даже, считает, что это все он мне рассказал в нашу первую встречу. Знаете, каким образом? Словами: " Мы оба не должны быть здесь". То есть вот из этой краткой фразы я тогда, в 12 лет, забинтовывая побитые ребра мальчишке, которого вижу впервые в жизни (ну ладно, во второй раз!) я должна была понять не только весь грандиозный Лешкин план с эмансипацией и жизнью на даче, но и то, что он меня себе выбрал на всю жизнь. Мощно, да?
В этом весь Лешка. Так мы и жили с ним. Лешка глубокомысленно молчит, строит глобальные планы, уже даже реализует их даже, а Светка периодически охреневает от происходящего в её жизни и отращивает себе умение читать мысли и догадливость.
Через много-много лет я его все-таки спросила:
Ты так мечтал вырваться из детдома... дни отсчитывал. Почему ты все-таки не эмансипировался в свои 16 лет, как Майя советовала?
На что Лешка искренне удивился:
А смысл? Ты ведь тоже не должна была там быть...
Лишние два года в месте, которое ненавидишь всей душой. Которое считаешь своей тюрьмой. В месте, которое тебя угнетает...
Это больше, чем все "Я люблю тебя, Светка" - сказанные и несказанные им...
Это еще только начало истории, и до развода я доберусь, как Лешке обещала. Просто чтоб вы понимали, что это за человек такой - Лешка...