Новое прочтение старого, как бакенбарды Роберта Редфорда сюжета. Глубокое мировоззренческое и политическое высказывание о природе человека и человечности, что дремлет внутри него.
Терренс Малик впервые явил свою гениальность как кинорежиссёра в далеком 1973 году, когда на экраны вышел ныне культовый фильм «Пустоши». С тех пор его почерк не изменился, он все ещё кропотливо выстраивает мизансцены, особое внимание уделяет трогательной истории и визуальную составляющую ставит во главу угла. Столь же рьяно он орудует в монтажной, кромсая пленку без сожаления, выбрасывая как ненужный хлам груды реплик, а порой и целые арки второстепенных (иногда и центральных) персонажей. Малик всегда ищет что-то новое, что-то безусловное и неотчуждаемое, без чего его картина не сможет существовать как целостное произведение, при этом всегда, без мнимой деликатности избавляясь от излишеств.
Но за последнее десятилетие, Малик словно утратил чувство баланса, он перестал замечать грань между формой и содержанием. Все чаще рука постановщика лепит библейские сюжеты, бессвязные и хаотичные философские трактаты и исторические эпосы, но магия мастера не сопутствует ему как прежде. По крайней мере, до последних лет.
/ Источник
«Тайная жизнь» единственный шедевр позднего Малика. Он безмолвен и при этом кричаще красноречив, он скромный, аскетичный, но при этом завораживающе-прекрасный. Это вольный пересказ истории Франца Егерштеттера, австрийского фермера, из соображений совести, воспротивившегося службе Вермахту. Антология его жизни и смерти, но лишенная всяческой назидательности и морализаторства, Малик впервые за долгое время отказался от прямых христологических референсов, его почерк стал изящным вновь, исчезли искусственность и столь приевшийся кинокритикам пафос. «Тайная жизнь» не вопит, не размахивает крестом, не читает псалмы и не взбирается на Голгофу, подобно «Новому Свету» или «Рыцарю Кубков». Фильм тихо шепчет, читает молитву о трагическом фатуме совести в нашем мире и вместе с тем, поёт торжественную оду смелости.
Отдельной похвалы заслуживает Аугуст Диль (внимательно пересмотрите «Бесславные ублюдки»), сумевший перевоплотится в живого святого, решившего пойти против своих интересов, интересов родной деревни и даже благополучия собственной семьи. Диль вжился в роль безупречно, что особенно радостно, учитывая бесчисленное количество ярлыков, которыми обросла его карьера с 2009 года (хороших немецких актеров чересчур уж часто клеймят свастикой).
/ Источник
За небесно-голубым взглядом Диля неотрывно следует виртуозная кинокамера Йорга Видмера, и под ее проницательным и дрожащим взором слепое убеждение Егерштеттера наложить кровавые стигматы на свои невинные ладони, кажется ещё более неминуемым. Особую роль в картине исполняет идиллический австрийский пейзаж, своей хрупкой красотой, создающий необходимый контраст между «красной» и «синей» таблетками (то есть желанием остаться в пассивном неведении и стремлением поступить исходя из убеждений). Таким образом демонстрируется тяжесть бремени, что легло на плечи Франца и соблазн, который он сумел превозмочь.
И все же, Малик не изменяет своей многолетней менторской особенности, он продолжает задавать зрителю сложные вопросы: Разве можно сознательно пожертвовать Эдемом? Могут ли нравственные принципы человека превалировать над его базовой потребностью? Дорожи ли они счастья?
/ Источник
Но данный фильм, вопреки уже устоявшейся художественной привычке режиссера, не даёт четких ответов. Он лишь повествует и делает это чертовски убедительно. Главный герой на протяжении достаточно внушительного времени (хронометраж фильма составляет 2.54 минут) ищет опору для претворения своего непростого решения в жизнь. И находит ее, но отнюдь ни в величественных церковных сводах или чреве благодатной природы. Поддержку, которая в итоге и сподвигнет его на столь храбрый поступок, Франц познает в лице своей любимой супруги (невероятная работа Валери Пахнер). Испытания выпавшие на долю Фани Егерштеттер ни чем не уступают стенаниям главного героя. Вполне сознательное истязание на которое ее обрёк муж, чуть ли не более беспощадно чем пытки, которым подвергают нацисты своих пленных. Оставленная в полном одиночестве Фани, вынуждена была приспособиться к жизни полной оскорблений и лишений, но главное, она должна была смирится с тем что ей не суждено снова вспахать землю вместе с любимым, не суждено вместе дождаться жатвы или встретить полдень за обеденным столом.
«Тайная жизнь» есть летопись мученика, хроника его последних страстей. И очень вероятно, что эта тихая драма, не обременённая долгими диалогами и динамикой станет самым громогласным гимном гуманности и своеобразной реинкарнацией Терренса Малика в новой, но столь же очаровательной киноэпохе.