1769 год
Хоть мне еще не так много лет, но бессчетные беды и лишения окрасили мои волосы в белый цвет. Во всем я стал походить на старца. Ввиду сего обстоятельства барин освободил меня от труда в полях, а за мои трудовые заслуги перед ним даже назначил мне жалованье. Оно хоть и мизерное, но хоть какая-то копейка. Теперь я могу больше времени уделять домашним заботам, подсоблять своей брюхатой жене. Только и доход вкупе с тем я утратил. Но ничего, как-нибудь протянем. Скоро сыновья станут деньги зарабатывать. Авось, не дадут старику с голодухи помереть.
От старшего сына Василия весточка с фронта приспела: коротенькое письмецо в несколько строчек и две фотокарточки. На второй карточке Вася шагает первым. Слава Богу, жив и здоров! Но война еще не закончилась, поэтому мы с Катериной продолжаем молиться за Ваську, да и вообще за здравие всех наших отпрысков.
Мы купили корову, посадили небольшой огород. С голоду нынче не умрем. Ежели год будет урожайным, земля-матушка нас накормит, буренушка молоком напоит, а ежели засуха загубит весь урожай – пеструшку на мясо заколоть доведется, дабы и семейство прокормить и скотину не изводить. Ее-то ведь тоже кормить чем-то надобно.
Дочь Глашу я выдал замуж за конюха Елисея Лопатина. Свадьбу сыграли не хуже, чем в других крестьянских семьях, и приданое получилось вполне приличное. Да будет им счастье!
1770 год
Горести и отрада сменяют друг друга – так было испокон веков, так продолжается и по сей день. Этот год принес в нашу большую семью невосполнимую утрату. Горькими слезами мы оплакивали Ефрема. Молодой организм не справился с оспой, но память о сыне будет жить вечно.
* * *
Позже Всевышний подарил нам мальчика и девочку: Прохора и Прасковью. Радость от новорожденных омрачало лишь одно – мальчик появился на свет с врожденным недугом, справиться с которым не под силу ни одному человеку на селе. Никто даже не может сказать, что с ним. Наш местный знахарь сказал, что во всем виновата моя кровь, которая когда-то была отравлена во время возделывания грядок барина. Люди стали шушукаться за нашими спинами, избегать. Не знаю, долго ли проживет Прохор, но мы будем любить его не меньше, чем любим всех остальных своих детей, ведь он нам – такой же родной. Но, как бы мы ни старались, особенность Прохора, несомненно, наложит отпечаток на всю его жизнь, да и на всю семью тоже.
* * *
Одна особенность Прохора стала заметна уже в скорости после его рождения: малыш подрастал не по дням, а по часам. Ну и, конечно, он, как и я, тоже во многом похож на растение – ему не требуется материнское молоко, как и вообще любая другая пища. Вместо этого ему подавай только солнце и воду.
* * *
Наверно, Создатель решил наградить меня за испытания, которые выпали на мою долю. В один из дней, когда я собирал урожай картофеля – второго хлеба на Руси – я наткнулся на сундук с кладом. Сперва я подумал, что лишился ума, и сокровища мне чудятся. Но прибежавшая на мой зов Катенька подтвердила, что передо мной настоящее богатство. В сундуке оказалось много золотых и серебряных монет, несколько украшений и разные ценные безделушки.
Прохор развивается с несусветной быстротой. Он уже посчитай нагнал своего старшего брата Федю. В то время как Прасковья еще не вылезла из пеленок, Проша уже вовсю распевает детские песенки.
В конце года мы получили известие о том, что Василий геройски пал на поле битвы. Вот так за один год мы утратили двух сыновей. Это была для нас самая тягостная пора.
1771 год
У Глафиры после замужества стал дурной нрав, она даже прилюдно с родной матушкой огрызалась. И что на нее нашло? Ужели мы плохо дочь воспитали, не достаточно строго с ней обходились?
Пелагея и Агафья до сих пор детьми не обзавелись. Муж Пели возил ее к лекарям заграничным, они заявили, что виной всему обморожение, которое она в детстве пережила, но удостоверили, что исцелят. Токмо кошель им надобно поувесистее пожаловать – эдакий, что и клада бы моего не хватило расплатиться. Но ведь и Агаша тоже застывала. Вот как аукнулась мое ротозейство. Вот она – расплата за родительские огрехи. Пелагея еще может уповать на зажиточность супруга, да на милость Всевышнего, а Агафье остается только молиться.
* * *
Пелечка забегала к нам гащивать давеча. Вид у нее был совсем хворый и бледный. Исхудала, бедняжка. Но зато одеяние было на ней, точно бы для самой императрицы пошито. А с благоверным они примирились. Дочка больше не серчает на меня за то, что я ее замуж силком выдал. То-то же!
Как я уже упоминал ранее, сон мне не требуется, а посему ночами я стою за гончарным кругом и леплю из глины посуду. Выходит вполне по-божески. Может статься, когда-нибудь я открою лавку и стану торговать горшками и тарелками.
1772 год
Федор заработал свои первые деньги, играя в школьном театре. Учителя говорят, что у него талант. Не ведаю, может статься и эдак, я в том ничего не разумею. Лишь бы учился ладно. В неуспеваемости Федю нельзя укорить, ибо он учится недурно, а пущего пока от него и не требуется. Театр – это токмо увлеченность, игра.
* * *
Иной раз у меня опускаются руки. Не хочу ничего делать, ничто меня не утешает. Видать, усталь, скопленная за все житье, дает о себе знать. Я уже почитай старец, но продолжаю гнуть спину в огороде и у гончарного круга. А иначе мне нельзя. Сыновья еще малы, дабы без меня прокормить экую большущую семью. Вот и приводится выбиваться из последних сил.
После я уразумел, что это не усталь, а нехватка солнечного света. Днем и вечером я чувствую себя распрекрасно, после захода солнца жизнь мало-помалу уходит из моего бренного тела. К утру я еле живой. Всегда под утро я силюсь достичь улицы, дабы тут дожидаться первых лучей солнца (если я останусь в доме, то сил выйти потом на улицу у меня уже не останется). И тогда, возлежа на спине совсем без движения, я безотрывно слежу за окоемом*…
______________
* горизонт