Действительно, во время рождения Анюты я сумела побывать сразу в двух роддомах.
– Как это у тебя получилось? – спросите вы. Сейчас расскажу.
Сначала мой муж меня привез в 5‑й роддом, что находится по месту жительства. И до того, как он меня туда привез, в принципе, со здоровьем у меня все было достаточно хорошо. Точно так же было все и во время первой беременности, с Ваней. В начале беременности я не чувствовала вообще никаких проблем со здоровьем – ни токсикоза, ни какого‑то особого желания съесть те или иные продукты, которое так часто возникает у беременных, что порой им ночью хочется персиков или мороженого, а через пару часов – соленых огурцов и пива. Все это знаю только понаслышке, ни разу ничего такого у меня не было.
Зато к концу обеих беременностей начинались проблемы с отеками, повышалось давление, и меня клали в роддом на сохранение. И оба раза выходила я оттуда уже с детьми. С Ваней все это было в меньшей степени, с Анютой все было гораздо сложнее, врачи в 5‑м роддоме провели всю необходимую в таких случаях терапию для снижения давления и… испугались… Испугались последствий. И быстренько договорились с соседним 7‑м республиканским роддомом, чтобы меня взяли туда. Объяснив это тем, что там детская реанимация лучше. Уже тогда я заподозрила что‑то неладное.
***
Персонал в седьмом роддоме был очень хороший. Соседок своих по палате не помню, зато хорошо помню, как приехали из Перми мама и брат. Мне стало хоть чуть‑чуть, но полегче, когда приехала мама. Все‑таки поддержка близкого человека очень много значит в трудную минуту.
Когда я увидела Анюту впервые, честно, мне хотелось плакать, и я плакала. Это потом уже, когда она находилась в реанимации 4‑й городской детской больницы (о ней я еще расскажу отдельно), я поняла, что плакать ни в коем случае нельзя, все это отражается на состоянии ребёнка. Вечером я сцеживала молоко на ночь и уезжала домой, а дома плакала всю ночь, приезжала снова в реанимацию с опухшими от слез глазами и мне говорили, что дочери стало хуже. Вот такая незримая связь матери и ребенка.
Когда родилась Анютка, я подумала, что всё – моя жизнь кончена. Ребёнок‑инвалид, водянка головного мозга, гидроцефалия, желудочки головного мозга – третий, четвертый… и прочее, и прочее… Слова сыпались как из рога изобилия и напрягали мой мозг. Потому что у моей дочери мозга практически не было. Он состоял из воды более чем наполовину. Сначала чуть меньше, потом вода всё прибывала и прибывала, как будто хотела совсем утопить мозг моей дочери и меня – в своей печали. Грустно – не то слово.
Я плакала днём и ночью. И конечно же, ребёнок всё это чувствовал, когда я приходила в реанимацию 7 роддома, мне каждый раз сообщали, что дочери всё хуже и хуже. Жидкости в голове – всё больше и больше.
Наконец, опасность для жизни, видимо, миновала и нас перевели вместе во 2‑ю городскую больницу – «выпариваться», потому что я родила маленький комочек. 1338 г веса, зато целых 43 см роста.
Анютка не случайно родилась именно в нашей семье – её к нам тоже определили высшие силы – и я так благодарна им за это сейчас. А как я проклинала их и Бога – когда она родилась. Считала, что всё: карьера загублена, жизнь закончена, всё разрушено. «Зачем мне этот ребёнок?» – спрашивала я себя, и только сейчас понимаю, зачем мне это было дано.
***
Перед первой операцией на головном мозге мы находились в «Нейроне». Это такой центр по лечению заболеваний нервной системы и психики у детей. Именно оттуда нас с Анютой впервые свозили в 1‑ю Республиканскую клиническую больницу, чтобы сделать компьютерную томографию мозга. После чего в «Нейрон» специально для нас был приглашен специалист – нейрохирург Пашкин Владимир Алексеевич. Он расстроил меня так, что я снова начала плакать и днем, и ночью.
– Видите вот эти черные пятна на снимке?
– Да, вижу.
– Это вода, вернее, ликвор, спинно‑мозговая жидкость. Ее в мозге вашей дочери больше половины всего объема мозга. Срочно нужна операция, иначе ребенок ослепнет, потому что жидкость начнет давить на мозг, как раз на те участки, которые отвечают за зрение.
Я фанатично начала проверять, видит ли дочка, поднося к ее глазам игрушки, водя ими из стороны в сторону. Не знаю, что уж там она про меня думала, если в пять месяцев уже что‑то соображала.
А потом нас перевезли в нейрохирургию, где и была сделана первая операция. Было это 22 марта 2000 года. После операции Анюте стало гораздо легче, это было видно по ее поведению – она почти перестала плакать, а до операции ревела почти постоянно, видимо, настолько ей было больно. Похоже, что жидкость действительно перестала давить на мозг.
***
Это отрывок из моей книги "Не повернуть время вспять... Дневник мамы особого ребенка".
Продолжение следует...
Подписывайтесь на канал, все истории - реальные и взяты из моей жизни.
===
Меня зовут Ольга, я дизайнер, художник, иконописец и писатель. Каждый день на своём канале я учу вас рисовать, начиная с азов и ещё рассказываю истории из своей жизни. Вы можете задать мне любые вопросы в комментариях и написать о том, о чем хотели бы спросить. Открыта для общения.
===