Сказывают

Автор: Лала Ахвердиева

1

Сказывают, жила в одной деревушке семья – ни богатая, ни бедная; скорее бедная, чем богатая. Кормилась они своим трудом: сами сажали, сами взращивали, сами и урожай собирали. Царю они исправно подать платили, а в кабалу или долговую яму не попадали. Хозяйство небольшое, но и за малым хозяйством присмотр да глаз нужен. Пока отец со старшими сыновьями в поле работал, младшие матери по хозяйству помогали, кто, чем мог и умел. Ванюша сынок-подросток с другими деревенскими ребятами по ночам коней сторожил. Далеко то пастбище было. То одна, то другая крестьянская семья подряжалась снедь им возить, чтобы не голодали они там.

Раз в один вечер везти харчи выпало на семью Прокловых. Отцу да старшим сыновьям вставать рано, в поле идти. Если кто из них поедет к пастбищу, ночь не поспит и с дороги устанет. Какой из него тогда наутро работник? Кому же везти? Выбор пал на Нюрку, десятилетнюю рыженькую и тощую девочку, дочь Прокла. Сошлись деревенские бабы, поговорили меж собой о том, как бы Нюрке не заплутать в лесу и снедь до места довезти. Взяли коня Игната. Хороший конь был, умный, дорогу на пастбище, как свои пять пальцев знал. Не раз на нём Игнат в ночное ездил. Да захворал Игнат, давно никуда не ездит, не можится ему. А конь в стойле стоит.

– Пущай Нюрка на Игнатовой лошадке съездит, – предложила баба Маня. – На ней точно не заблудится.

– Только для верности привязать её надо за ногу к коню. Чтобы не упала ненароком, – добавила молодка Степанида.

– И торбу с едой в седельную сумку сложить, а сумку ту тоже покрепче привязать, чтобы еды не растеряла в дороге, – заметила тётка Дарья и засмеялась.

Так и сделали. В седельную сумку сложили снедь, посадили на коня Нюрку и привязали её за ногу к седлу. А потом наказали:

– На лошади не егози, с дороги не сворачивай. Езжай туда, куда конь идёт. Он дорогу к пастбищу знает. Там тоже не мешкай, еду отдашь и домой поворачивай.

Да Нюрку учить не надо было. Росла она смышлёной девочкой и дорогу на пастбище хорошо знала.

Вот и ладно. Поехала Нюрка на Игнатовом коне. Дорога шла через лес. Но сумерки только начались и светло было. Доехала Нюрка до пастухов благополучно. Табун с пастухами ещё издали заприметила. Отдала им еду. Поблагодарили они её за снедь. Погуторила она с ними маленько. Но помня наказ о скором возвращении, отправилась в обратный путь.

Только уже стемнело. Наступила ночь. Но Нюрка не робеет. Едет на коне, песни напевает. Дорога ей знакома. Вот осталось лишь чуток проехать, свернуть у оврага, а там и деревня. Вдруг, прянул конь под Нюркой. Остановился и стоит на месте, как вкопанный. Фыркает. Ушами прядёт. Что такое? Нюрке невдомёк. Ударила в бока коня пятками.

– Но, но, пошёл, – говорит.

Конь не идёт вперёд. Даже пятиться будто стал.

«Кого же он боится?»– подумала девочка.

Присмотрелась попристальнее, глядит, прямо перед конём маленький человечек стоит. Карлик, не карлик, а махонький.

Говорит ей тот человечек:

–Чего испугалась? Не бойся меня. Худого я тебе не сделаю. И коню твоему вреда не причиню. Уйду сейчас с твоей дороги. Но прежде, вот что скажу тебе, девочка. Быть тебе богатой и знатной барыней. В карете станешь разъезжать. Нужды ни в чём знать не будешь. И муж у тебя будет хороший. Хоть и второй женой тебя возьмёт, да только не обидит. Детишек народишь ему и в счастье свой век скоротаешь. Теперь езжай своей дорогой и прощай!

Сказал ей те слова человечек и исчез, будто его и вовсе не было. В туже минуту конь перестал храпеть, и рысью побежал прочь из леса. Через короткое время и до деревни добрались.

Рассказала дома Нюрка, что на обратной дороге с ней случилось. Посмеялись все, решили, сочиняет девка или привиделось ей. Не поверили, значит.

Но прошли годы. Выросла Нюрка из тощей девчушки, в красавицу. Заприметил её как-то проезжающий мимо деревни барин. Понравилась она ему. Да так, что влюбился он в неё. Барыня у него своя, то есть жена, уже была и дети тоже были. Взял тогда барин Нюрку к себе в содержанки. В то время любая деревенская девушка за счастье считала стать содержанкой какого-нибудь барина. Так и стала Нюрка содержанкой барина. Но жилось ей хорошо. Барин добрым был, не обижал её. Народили они детишек. И весь свой век, до самой старости Нюрка счастливо прожила.

Выходит прав оказался человечек. Всё по его словам сбылось. Всё исполнилось. Вот и не верь после этого в сказки. Сказки и былью могут стать.

2

Сказывают в местах наших, на болотах, в самых топях – сокровищ несметных много. Кем и когда схоронены – неизвестно. Только есть они там! Правда, найти их не сказать, как трудно. Говорят – сам дух болот охраняет те сокровища. Много народа из разных деревень ходили на наши болота, да без толку. Кто, ворча, ни с чем воротился, а кто и вовсе в болотах сгинул. После многочисленных бесплодных попыток золота добыть, люди стали гуторить, что истории про сокровища – выдумка всё и перестали искать те богатства. Вот тогда-то одному мальчишке посчастливилось увидеть сокровища несметные и убедиться, что они, в самом деле, имеются здесь. Поверил он тогда в слова прадедов наших о здешних богатствах. Как всё вышло? А вот, послушайте.

В деревне нашей – вон в том крайнем доме, что с заколоченными окнами стоит, видите? Там жила одна семья. Теперь-то они в город перебрались, оттого и окна заколочены. Не живёт там никто. Лишь изредка из города кто-нибудь из их семьи на несколько дней приезжают отдохнуть, да не каждое лето это случается. А раньше с их прадедом Ванькой (когда он ещё пацанёнком был) кое-что приключилось.

Послала его мамка в лес по грибы. Не одного послала, с младшим братом Петькой. Время осеннее было. В лесу грибов тьма-тьмущая – не зевай, только наклоняйся да собирай, мигом лукошко тяжёлым станет. Вот Ванька и Петька шныряют по лесу, грибы собирают.

– Глянь, Ваня, какой я гриб большой нашёл, – радуется Петька, показывая брату подосиновик.

– А я вот какой, красивый, – достаёт Ваня из своего лукошка белый гриб.

Хвастаются друг перед другом братья. Но Ванька – старший брат, ловчее, грибы быстрее собирает, чем Петька. Поначалу бахвалились ребята, показывали грибы друг дружке. Смеялись. Так сбор грибов их увлёк, что не заметили они, как разошлись по сторонам. В какой-то момент заметил Ваня – грибов мало стало. Огляделся и понял, что рядом с болотом оказался, оттого и грибов меньше. Остановился он, поискал глазами младшего Петьку, покликал его маленько, но не отозвался брат. Понял он, что Петька где-то в другой стороне грибы собирает. Вот и земля под босыми ногами зачавкала.

«Что ж, возвращаться надо, Петьку звать да домой дуть. Вон корзинка почти доверху грибами заполнена», – подумал Ванька.

Но устал парнишка, блуждая по лесу. Решил он малость передохнуть, а потом идти. Сел он под каким-то деревом. Достал из-за пазухи краюху хлеба, что мать дала, и принялся её есть. А после его сон сморил.

Увидел Ваня во сне какого-то старика с длинной бородой. Говорит ему старик:

– Хороший ты мальчонка. Быстрый, ловкий. Люблю таких. Понравился ты мне. Я тебе клад покажу и дорогу к нему. Прямо от дерева, где ты сейчас спишь, болото начинается. Коли по кочкам болотным пойдёшь в сторону, где солнце восходит, у самой трясины клад найдёшь. И всё богатство твоим станет. Но помни, никому сказывать про него ты не должен. Иначе оно сгинет, – и старик засмеялся.

На этом Ваня и проснулся. Спросонок не поймёт сон ли то был или явь. Во сне старика видел или взаправду. Однако, у дерева, что уснул и в самом деле болото начинается. А кочки на болоте ладно расположены, что твоя тропинка. Ведут они куда-то вдаль, туда, где солнышко красное всходит.

– Эх, была не была! Посмотрю, правду ли старик сказывал, – пробормотал Ваня и, ну, скакать по болотным кочкам.

Кочки упругие, крепенькие, не проваливаются в жижу. Но и сам мальчик худенький, легко прыгает. Через недолгое время оказался Ваня у самой трясины. Что же он видит? Огромный сундук. Но стоит сундук так, будто на земле твёрдой, а вовсе не в болоте. И кочки как раз у самого сундука заканчиваются. Дальше, за сундуком, топь простирается. Кованный тот сундук, но без замка. Прыгая по кочкам, добрался Ваня до сундука. Откинул его крышку. Батюшки, а в нём и самоцветы, и яхонты, и золотые монеты и украшения: цепочки, кольца и прочее. Набит сундук теми сокровищами доверху.

«Вот хорошо, – подумал Ванька. – Разом наша семья из нищеты выбьется с таким богатством. Только одному мне сундука до дома не донести, надо брата на подмогу звать!»

Совсем забыл Ванька о наставлениях старика, никому о том богатстве не сказывать. Побежал он во всю прыть назад в лес младшего брата искать. Правда недолго Петьку искал. На ауканье тот скоро отозвался, так как сам уже давненько о брате беспокоился. Рассказал Ванька Петьке и про сон, и про то, как богатства нашёл. Решили братья вдвоём за сундуком тем идти. Но, понимая, что им даже вдвоём эти богатства не унести, вытряхнули они из своих кошёлок грибы и побежали к топи.

Вот доскакали они до сундука. Ванька мигом крышку приподнял, и младший брат увидел, как сверкают и переливаются драгоценности. Протянули они ручонки к богатству несметному, хотели наполнить им свои кошёлки. Только, вдруг, громко ухнул кто-то, то ли филин, то ли какая другая птица. От неожиданности вздрогнули братья и посмотрели в ту сторону, откуда крик раздался. Никого не увидели. А когда повернулись к сундуку – обомлели: сундук вместе с богатствами на дно болота уходит. Попытались они его вытащить. Да куда там! Разве ребятам под силу тяжёлый сундук из болота тащить? Сами чуть не утопли. А только смотрели, как по воде круги пошли.

Вспомнил тут Ваня, что старик во сне наказывал никому про богатство не говорить. Вспомнил и заплакал. Темнеть стало. Делать нечего. Пора домой возвращаться. Вернулись домой с пустыми корзинами.

Дома мать рассказу их не поверила, всыпала на орехи, чтоб неповадно было в другой раз обманывать. И отец заругался:

– Не набрали грибов, заигрались поди. Так и признаться в этом надо, а не на старика какого-то пенять.

Зажили они дальше. Ваньке богатства вроде и не досталось. Семья, как была бедной, так и осталась. Да только Ванькин отец, вернувшись как-то раз с ярмарки, сказал, что удачно продал зерно какому-то приезжему. Тот денег немало отвалил. Купили они корову. И лошадку купили, молодую такую, резвую. Ваньку отец в город учиться отправил. Ванька потом в приказчики выбился. Странно? И мне тоже. Я вот думаю, а вдруг, Ванька успел кое-какое золото из того сундука в карман положить? Не знаю. Разное люди сказывают…

3

Сказывают жила в соседней деревне девушка, Мотрей её звали. Не красавица, а так себе. Уж на выданье девка была, но никто сватов не засылал к ним. Да и парни редко мимо её дома хаживали. А уж, чтоб кто-то по ней сох – так такого с роду не было. Но однажды, как раз после ярмарочного дня, всё изменилось. Стали все парни в округе к дому Мотри заворачивать, на окошки её поглядывать. И пошло-поехало.

Раньше, бывало, пойдёт к колодцу, парня какого по дороге встретит – тот и не поглядит на неё даже. Поздоровается только и всё. А теперь пойдёт по воду, поздоровается с парнем каким, и так глазами потянет, так своим взглядом заворожит, что готов тот за ней на край света бежать, лишь бы слово сказала ласковое, лишь бы улыбнулась ему.

А то в поле придёт. Крынку молока или квасу работникам принесёт.

– Испить не желаете? – спросит, усмехаясь.

Ясно, все хотят. Подходят к ней. Пьют. Благодарят. Бывало и драка подле неё организовывалась, из-за того, кому квас из рук её принять. Переругиваются парни, толкаются. А Мотря, глядя на них, смеётся только.

И холостые, и женатые заглядываться на Мотрю стали. Но женатые всё ж исподтишка поглядывали. Ведь если узнает супруга, что на девку засмотрелся, живо сковородкой огреет.

А как наступит ярморочный день и повалит народ на ярмарку, всё, пиши пропало. Увидишь, где люди толпятся – значит там Мотря товар, какой покупает или с торговкой торгуется. Только Мотря чаще не к торговкам, а к торговцам подходила. Глянет на него своими глазищами и тот задаром готов ей отдать всё, что ни попросит.

Собрались как-то вечером деревенские мужики. Сели на завалинку около чьего-то дома, и толкуют.

– Странно, – говорит высокий статный Егор. – Раньше я о Мотре и не думал вовсе. Девка, как девка. Мне моя Катя, невеста моя, очень нравилась. А давеча прохожу мимо Мотриного дома, к Кате шёл, вижу она в окошко пялится. Я снял шапку, как водится. Поклонился ей для порядка и «Добрый вечер», – сказал. А она приоткрыла створку, высунулась из окна и отвечает мне:

– И вам, Егор, добрый вечер.

А взгляд у неё такой, что сердце у меня ходуном заходило. Глаза, словно бездонный и глубокий омут. Потянул меня этот взгляд. Пошёл, однако, дальше. Пришёл к Кате. Она рада мне. Сидит подле меня смеётся. А я всё о Мотре думаю.

– Чего ты такой невесёлый? – Катя спрашивает.

И руками меня обвивает, и в глаза заглядывает. А мне всё равно. Мотря стоит перед глазами. Сослался я на хворобу и ушёл. Но ни о ком, кроме Мотри, теперь думать не могу. Хоть сватов к ней засылай. Но не могу я этого сделать, ведь с Катериной помолвлен. Опозорю Катю, а она того не заслуживает, ведь хорошая девушка.

– И я о Мотре думаю, – вставил слово рябой парень Игнат. Но ты, Егор, красивый, не в пример мне. Куда мне с тобой тягаться? Меня Мотря живо отметёт.

– Да что говорить, всем нам тут Мотря нравится. Всем охота на ней жениться. Но подумайте, такое с нами недавно случилось. А раньше Мотря никого не интересовала. С чего бы это? – заметил черноглазый Федот.

– Я кой-какой ответ знаю, – сказал худой, невысокий парнишка Яков. – Моя мать вчера с матерью Мотри говорила. Я слыхал их разговор. Несколько месяцев назад на ярмарке, видела моя мать, как покупала Мотря у какой-то старой торговки книгу. Дорого та книга стоила, и торговка цену не сбавляла. Ни копейке не уступила Мотре за книгу. Однако, Мотря выложила за неё деньги и купила. Мать моя прочла название книги. «Магия» на книге писалось. То есть колдовскую книгу купила Мотря. Вот вчера и говорит моя мать тёте Федоре, матери Мотри:

– Федор, ты бы за девкой своей присмотрела. Не приведи Господь, что натворит.

– А что такое? – всполошилась та.

– Магией твоя дочь решила заняться.

– С чего ты взяла, Глаша?

– Сама видела, как она на ярмарке книгу с названием: «Магия» купила. Колдовская книга, не иначе. Гляди, бед натворит дочь твоя.

– Да ты в своём уме, Глафира?! Мотря моя и мухи не обидит! Не то, что колдовать!– заступилась за Мотрю тётка Федора. – И о какой книге ты говоришь?

– Да ты никак не знаешь? Понаблюдай за ней. Спроси, авось и сознается матери.

На том они и разошлись. Федора побрела к себе домой, а мать моя – корову доить. Тут я и побежал за Федорой. Но бежал так, чтобы она меня не заметила. Добежал и присел около их окошек. Слышу, Федора кричит:

– Мотря, пойди сюда.

– Что, матушка? – отвечает голос Мотри.

– Какую книгу ты на ярмарке купила? Показывай.

– Ничего не покупала, – упирается та.

– Люди видели, как ты магическую книгу у торговки купила. Ворожишь по ней, поди? То-то я и смотрю, что с некоторых пор все парни около наших окон увиваются. А до этого и днём с огнём никого не отыщешь. Зачем тебе, дочка, колдовская любовь? Брось ворожить. А не то...

– А не то что? – голос Мотри задрожал.

– Худо будет. Беду накличешь. И замуж не выйдешь. И горя хлебнёшь.

– Я и без того не выйду, – отвечает Мотря. – Сама знаешь, что красавицей я не уродилась. А так, хоть потешусь.

– И на кривой горшок находится крышка, – говорит тётка Федора. – Но забудь о магии, дочка! Забудь, пока не поздно! Не буди лихо.

– Вот какой я разговор слышал, – закончил Яков. – Не иначе Мотря на нас заговоры читает? Что делать-то станем?

– Да ничего не станем. Авось одумается. А не одумается, тогда поговорим с нею, – сказал, вздыхая, Игнат.

– Поговоришь тут с нею, когда об ней одной только и думаешь, – проворчал Егор.

Погуторили ещё немного мужики и разошлись.

Но видно и впрямь возымели силу слова матери на Мотрю. Через несколько дней у всех парней остуда к Мотре пошла. Перестали мимо её дома хаживать и в окна её заглядывать. Егор вновь к Кате зачастил, и по осени обвенчались они в церкви и свадьбу сыграли. Всё село на свадьбу пришло. Все, кроме Мотри. Видно нравился ей очень Егор. Не захотела она, чтобы на свадьбе её сердце кровью обливалось, при виде счастливых молодожёнов. Потом и Игнат женился. Все жён себе нашли, даже маленький Яков. А Мотря всё в девках сидела. Однако, спустя несколько лет, посватался к ней мужик Афанасий из дальней деревни. Вдовцом был он, двоих ребят растил, и был немного хром на одну ногу. Но Мотря с радостью за него пошла. В деревню к нему поехала. Стала вместе с ним растить его детей. Да ещё и своих двух пацанов они прижили. Душа в душу живут, сказывают. Чего только не сказывают…

4

Сказывают за лесом, что у самого озера стоит, где теперь проезжая дорога проходит, жил один мужик. Дом у него был большой, добротный, хорошо срубленный. А тепло-то как в нём было! Но у хозяина ртов много было: кроме него да жены, ещё девять по лавкам. Пойди, прокорми их! Некогда было мужику и семье его дома рассиживать, в тепле греться. Работай – не зевай! А то с голоду и ноги недолго протянуть. Все его детишки, как выросли, помогать отцу стали – кто в поле пошёл работать, а кто и в город подался. Копейка тяжело зарабатывается. Без труда в руки не пойдёт. Только младшая его дочка Малаша не работала. Мала она была, не выросла. Вот и дома всё время сидела, в тепле. Летом, в лес сбегает по грибы или ягоды, а то и просто погулять. А зимой всё у печки грелась. Только два раза в неделю ходила в село к попу учиться. Поп её и молитвам обучал, и грамоте. Занятия поп проводил после обедни и по несколько часов с нею занимался. Зимой рано смеркается. Так что возвращалась домой Малаша, когда уже темно было. Одна через лес ходила. Да все заняты, некому её провожать и встречать. Да девчонка не из робкого десятка была.

В тот год, который был неурожайным и холодным приключилась с ней история. Зима и без того морозной была, а тут ещё голод. Туго людям приходилось, а зверям и того хуже. Рыскали волки стаями по дорогам. К курятникам и хлевам в поисках пропитания подбирались. Чуть зазевается, кто из сельчан – плохо дверь в курятник прикрыл или доска где расшаталась, глядь, на утро меньше кур стало или от телёнка только копыта остались. Разбойничали серые. А уж если их совсем голод донимал, на лошадей (везущих телегу) набрасывались, а бывало, что и на людей нападали.

Идёт Малаша после уроков по лесу. Глядит, двое волков прямо к ней на тропку выбегают. Подивилась Малаша, что их всего двое, что без стаи они. Один из волков крупный, матёрый, с пушистым загривком. Другой – меньше первого и худее.

«Меньшая то, небось, волчица», – подумала так Малаша.

Волки к Малаше побежали. Глаза искрами сверкают, сами рычат – вот-вот на неё бросятся. А пуще всех волчица рычит, и зубы страшные скалит. Что делать?

Говорит тогда Малаша дрожащим голосом матерому волку:

– Волчик, серенький, какие у тебя чудесные глазки! Как сверкают они! Какая у тебя пушистая шёрстка! Ты такой красивый!

Перестал матёрый волк рычать, только зубами клацнул. А потом разок хвостом своим вильнул. Но не отстаёт от девочки, рядом бежит. И волчица бежит и всё рычит грозно.

Продолжает говорить с волком Маланья:

– А какие у тебя, волчик, остренькие ушки. И носик чёрненький. А лапки твои широкие и с коготками. Ты, я вижу хороший и добрый волк. Я бы дала тебе, что покушать, да нету у самой.

Завилял волк по-собачьи хвостом. Перестал клацать зубами и стал к ногам Малаши ластиться.

А Малаше только того и надо. Обрадовалась.

«Авось, – думает, – не съедят!»

Только волчица громко зарычала. Хотела на Маланью броситься. Но волк не дал, вздыбилась его шерсть на загривке и осклабился он на волчицу. Не тронула волчица девочку, но всё же бежала поодаль.

– Волк, ты самый лучший. Хоть и голодный, но добрый, – сказала волку Малаша.

Так, в разговорах с волком, дошла она до дома. Почти у самого забора оставили её волки и убежали в лес. А Маланья целой и невредимой домой воротилась.

Иногда, она за забор косточки бросала. Но бросала их так, чтобы никто не видел. Надеялась девочка, что придёт волк и съест их, ведь он голодным рыскает по лесу. Волков она с тех пор не видела. Но как-то сказала, что косточек, брошенных за забором, наутро никогда не было.

Сказывают много чего... Чего только не сказывают. Не всему же верить. Зато послушать, ой, как интересно!

Сказывают…

Нравится рассказ? Поблагодарите журнал и автора подарком.