Большая песочно-желтая туша без движения лежала на камнях. Со стороны ее можно было принять за небрежно брошенную игрушку, если бы не витавшая в воздухе вонь – все-таки палящее солнце изрядно ускоряло процессы разложения.
Макак осторожно подобрался поближе и, немного осмелев, подергал свалявшуюся гриву.
– Пациент скорее низшее звено пищевой цепочки, чем высшее, – подытожил он.
– А я говорила! – заголосила Бегемотиха, размазывая по щекам слезы и грязь. – Говорила ему не пить из этого пруда: там слон недавно помер. А он мне, мол, отличное здоровье, ничего не будет... Ой, горе! На кого ж ты нас покинул!..
– Успокойся, – строго сказала ей Ворона. – А то новый пруд сейчас наплачешь.
– Но правда, что теперь делать? – озадачился Макак.
– Что-что... Нового царя выбирать, вот что! Надо оповестить всех зверей, а там уже пусть каждый решает, за кого проголосовать.
– А чего решать, – встрял Ягуар, – мы со Львом близкие родственники, почему бы мне его и не заменить?
– Разбежался! – загалдели собравшиеся. – Нет уж, пусть у каждого будет шанс стать царем, чтоб по-честному. Авось даже лучше прежнего найдется.
На том и порешили.
Разнеслась весть по всей земле, и вскоре каждое животное, от землеройки до могучего орла, знало: грядут выборы нового царя зверей. Ох, что тут началось!
– Престол должен занять я, – важно вещал Павлин. – Царю, в первую очередь, надлежит быть нарядным и привлекать к себе внимание. Попробуйте найти птицу краше меня!
– Главное – сила! – ревел Медведь, выворачивая деревья на глазах у восхищенной публики. – Сила все решает! Царем стану я!
– Чтоб царством управлять, надо мудрость иметь. Кто мирить вас станет, споры решать, справедливость восстанавливать? – шипел старый Змей.
Словом, каждый на все лады себя расхваливал, как мог: послушаешь одного – дельно говорит, хоть сейчас выбирай; с другим пообщаешься – тоже кандидат хоть куда. Сложное, очень сложное оказалось это дело – царя подыскивать. Но вот пошел по землям слух, дескать, Заяц уж больно правильные вещи говорит, всем в сердце западают. И потянулись звери в лес – Зайца послушать. А тот сидит на самом высоком пеньке, лапой тарабанит, чтоб, значит, внимание привлечь, и выкрикивает во всю силу своих заячьих легких:
– И хорошо, что Лев умер! Плохим он был царем, худшим на свете! Вспомните, как плохо при нем жилось: морковки мало, зимы холодные, лисы хитрые. Нет, нельзя повторять прошлых ошибок!
Среди зверей пошел ропот: и правда ведь, жизнь при Льве была не то чтобы невыносимая, ну так ведь и не отличная.
А Заяц все разорялся:
– Слушайте меня: уж я-то знаю, как не надо делать! Чтобы, значит, каждый остался не в обиде. Лев-то царствовал себе в удовольствие, откуда ему было знать трудности народа? А я ведь свой, я все понимаю!
Призадумались звери, да и прониклись понемногу. Заяц по сравнению со Львом, конечно, мал и неказист, но умение править не размерами определяется. Говорит зато складно, житье обещает распрекраснейшее. Решено.
Так и стал Заяц царем всех зверей. Поначалу на месте не мог усидеть, везде носился, во все вникал, советы раздавал ценные. К примеру, пришли к нему однажды Козел и Баран и жалуются: нашли, мол, поле с сочной молодой травкой, а поделить никак не могут. Как быть?
– А Лев что на это говорил? – спросил Заяц.
– Лев говорил поле пополам делить, и пусть каждый свою половину объедает, – ответили звери.
– Значит, надо делать наоборот! – рассудил Заяц. – Оба бросайте это поле и паситесь в лесу.
Удивились Козел и Баран, но возразить не посмели: чего они в царских решениях смыслят? Пришлось идти - елки колючие да кусты общипывать.
А к Зайцу, тем временем, новая делегация – другие зайцы. Говорят:
– Лисы совсем обнаглели, охотятся на нас круглые сутки, уже из норы нельзя выйти.
– Безобразие! – возмутился Заяц. – При Льве лисы тоже зайцев ловили, и поглядите, к чему это привело? Отныне пусть будет наоборот! Пусть вообще все будет наоборот!
Скоро звериный мир уже было не узнать: добыча за хищниками гоняется, птицы по земле ходят, звери по деревьям лазают – полная неразбериха. И вот наступила зима, лес завалило снегом, все от холода попрятались. Прежде Заяц зимой следы петлял и бересту драл, а теперь решил: не царское это дело, лучше в тепле и сытости пересидеть. И стал выбирать себе дом. Все норки облазил, все берлоги, даже в гнезда забирался – вроде и неплохо, да чего-то не хватает. Сунулся наконец в совиное дупло: вот где уютно, сухо, запасов всяких много!
– Забираю твое дупло. Теперь будешь жить в норе, ну или гнездо себе свей – это уж как сама захочешь, – распорядился Заяц и полез по веткам.
Только добрался до верха, хотел было протиснуться в новое жилище, как раздалось глухое "Бах!" – и грянулась серая тушка с высоты о землю.
– Дупло он мое, забирает. Да иди ты на хер, – сплюнула Сова, показала трупу среднее перо, закинула за спину винтовку и улетела. — Мишут, собирайся, — Мишкина мама, стройная, суетливая, городская, всегда врывалась неожиданно в деревенскую жизнь, пролетала вихрем, чмокнув в щеку, попив с бабушкой чаю на кухне и забирая обратно в мир шумящих машин, бетона, пыли и школы.
Мишка собираться не хотел. Надо оттянуть немного момент - решил он и отправился на их с Ваней лужайку. Ваня, как обычно, сидел в траве — худенький, большеглазый, похожий на грустную лягушку.
— Уезжаешь? — спросил он. Мишка плюхнулся рядом, на зеленую подушку из васильков.
— Ага. Опять в школу дурацкую…
— Понятно, — Ваня повертел травинку в руках, задумчиво проследил глазами за жирным шмелем. — Жалко.
Мишке тоже было жалко. С Ваней они познакомились в начале лета. Тот был хоть иногда странным, но вообще лучшим другом из всех Мишкиных. Знал много интересных историй, игр. И вот, странно, с сентября начнется жизнь без него.
— Может, «Вконтакте» зарегаешься? — предложил Мишка. — Сможем болтать каждый день.
Ваня покачал головой.
— Мне бабушка не разрешает.
— Понятно, — вздохнул Мишка. — Ну что, может, в прятки?
— Давай. Я спрячусь, а ты ищи.
Тем временем Мишкина бабушка заваривала на кухне душистый иван-чай. Мишкина мама поморщилась.
— Мам, я такое не люблю… Давай лучше обычный, «липтон».
— Не привози сюда больше Мишку, доча, — говорила бабушка, не глядя на мать. — Неспокойно у меня сердце… У нас ведь, сама знаешь, в лесах чудовище водилось много лет. Нет у него души, а только пасть бездонная, черная. Дитем притворяется да маленьких в сети и заманивает. Кличет, играет, а потом, как заведет в чащобу, глаза съедает, желудок вырывает. Вернулось оно, чую… Вернулось, дочка…
— Господи, мам, опять ты за свое, — Мишкина мама закатила глаза и взглянула на часы.
Мишка опаздывал.