Я знаю, что такое «торжественный марш» не понаслышке. Знаю и по отдышке, и по болящим стопам, и по забитым мышцам в ногах, и по шагу. Шаг — это важно. Он должен быть крепким, чётким, в такт со всеми ста парнями, что идут с тобой в «коробке». В «торжественном марше» я испытывал разные эмоции. Боль, усталость, гордость, ответственность, бессмысленность. Именно в таком порядке по ходу службы. Но сегодня я осознал его сущность. Он не для дяденек в погонах, которые оценивают твой шаг. Он для тех, благодаря кому эти дяденьки в погонах вообще стоят. И эти люди не оценивают шаг. Для них эти шаги — бесценны. Конечно, я о ветеранах.
Видел персональные парады военных для ветеранов в разных городах. На видео. В интернете. И думал, что это прям — явление. Хотя очень хотелось, чтобы это было повсеместным. И вот я увидел парад для одного ветерана воочию. В нашем маленьком городе Ревда. Честно! Это за 20 минут изменило мое представление о марше. Чего за год не смогла сделать целая армия.
У нас в городе живет бабушка, Александра Павловна Попова. Ей 90 лет, она труженик тыла, и часть своей жизни посветила вневедомственной охране. Сейчас она ветеран вневедомки. Единственный в Ревде (из структур ОВО), кто трудился в годы войны в тылу. И еще жив. И вот Росгвардия решила ко Дню Победы провести для бабушки настоящий концерт и парад. Для нее одной. О том, как это происходило, я написал на ревда-новости. А этот пост о том, что происходило во мне.
Сначала думал, что это будет простое поздравление, где к Александре Павловне приедут люди в погонах, вручат пакетик, скажут слова. Говорили, что будет оркестр. Окей. Барабанщик и пара трубачей. Говорили, будет торжественный марш. Окей. Либо школьные патриотические отряды пустят (хотя нельзя, режим). Либо четверка сотрудников ОВО прошагают.
Но. Приехал настоящий военный оркестр. Не большой, но солидный. В форме, с трубами и барабанами. Скромно встали на лужайке дома напротив. Два отделения бойцов. Тут и нацгвардия, и спезнац, и ОВО. С флагом наперевес. Оркестр играет «Катюшу», выходит бабушка-ветеран, в простом платье, платке, с медалями на груди. Садится на скамейку. Ведущая торжественно оповещает в микрофон соседей, что рядом с ними живет труженик тыла, вложивший свой весомый вклад в Победу (принципиально пишу это слово с большой буквы, когда речь идет о великой Победе). Ей поют песни, говорят слова....
А я смотрю на бабушку. Маленькую. С медалями. Она кивает головой, когда слышит про тяготы военной жизни. Лица не видно из-за медицинской маски. Но по всхлипываниям слышно, что вспоминать ей то время не просто. Когда звучит «День Победы», у нее бегут слезы из глаз. И у меня.
«Дни и ночи у мартеновских печей не смыкала наша Родина очей», — Александра Павловна горько кивает и что-то приговаривает.
«Здравствуй, мама, возвратились мы не все...» — Александра Павловна достает платок и вытирает слезы.
А потом парни по команде «К торжественному маршу!» (эту команду я слышал сотни раз) пошагали перед ветераном с четким, самым искренним воинским приветствием.
Шагали они немного, буквально 30 метров. 30 шагов. А я стоял рядом и смотрел. Но мысленно шагал вместе с ними. И вот эти шаги, как мне показалось, — самые важные.
Я так прошагал тысячи метров. В жару и в холод. По плацу. Мимо козыряющих на трибуне офицеров, которые то и дело в микрофон матом погоняли «Етить, первая рота, чётче шаг, блин нах!» И я готов был бы променять эти тысячи на эти 30. Тысячу раз по 30. Потому что это единственный торжественный марш, который имеет смысл.
Я видел, как волновалась Александра Павловна. Я видел, как волновались все эти парни-росгвардейцы и их начальство. Потому что они понимали, перед кем пройдут. А Александра Павловна понимала, что пройдут для неё. Наверное, в этом и есть вся сущность торжественного марша.