В 1780 г. Екатерина ІІ подписала указ, по которому небольшое зырянское селение в устье реки Сысолы было официально преобразовано в уездный город, который вместе с уездом вошел в состав Вологодского наместничества. А городу положен городничий! В небольшие города обычно назначались городничими отставные, получившие ранения на службе офицеры (часто из тех, кто выслужил себе чин пóтом и кровью – Табель о рангах Петра І позволял такую карьеру).
Дворянин, имеющий поместье, после службы возвращался домой, заводил охоту, посильно хозяйственно управлял имением, подыскивал невесту и жил барином в зависимости от достатка и приданого. А вот отслуживший небогатый офицер, да ещё после ранения, воспринимал городничество как заслуженную награду: эта должность давала VІІІ класс в Табели, титулование «Ваше высокоблагородие» и самое главное место в городе! И пусть Усть-Сысольск имел менее полутора тысяч обывателей, из которых большинство были коми-зыряне, по-русски изъяснявшиеся с трудом – «Лучше первый в деревне, чем второй в Риме» – отчеканил Цезарь, и любой городничий его поддержал бы.
Мы знаем об этом типаже по «Ревизору» Н.В. Гоголя: «Городничий, уже постаревший на службе и очень неглупый по-своему человек. Хотя и взяточник, но ведет себя очень солидно… Его каждое слово значительно. Черты лица его грубы и жестки, как у всякого, начавшего службу с низших чинов».
Обязанностей у городничего было великое множество, «Устав» кратко их перечисляет: городничий должен «иметь бдение, дабы в городе сохранены были благочиния, добронравие и порядок; чтоб предписанное законами полезное в городе исполняемо и сохраняемо было; штатные команды, в случае опасности (оставя часовых, где необходимо нужно) собрать и употребить для предохранения общего блага от опасности; смотреть за мерами и весами в городе; буде в городе окажется скопище воров и беглых людей, то городничий, не теряя времени, приложит всевозможное старание воров имать».
И, наконец, два требования к городничему, которые можно было бы выбить на граните золотом и поместить в кабинете современного мэра: «Городничий ни в каком опасном случае город не покидает, под опасением лишения места и чести», и «Городничий долженствует поощрять обывателей не токмо по всякому роду дозволенного трудолюбия, рукоделия и промысла, но и вообще всех людей, в городе живущих, к добронравию, человеколюбию и порядочному житию», – этого требует от городничего «Устав учреждения для управления губерний».
Пожалуй, самая неожиданная задача встала перед городничим Самариным. Сразу добавлю, что мир тесен: Николай Борисович Самарин словно соединил мой любимый Коми край и родной Ярославль. Самарин – ярославский помещик, потомок древнего боярского рода. Основатель этого рода Нестер Рябец пришёл из Литовского княжества на службу к Ивану Калите в ХІV веке вместе со своей «кованой дружиной». Его потомок Николай Самарин, служивший в Преображенском полку, стал вторым городничим Усть-Сысольска, потом он заседатель и судья в Ярославле.
С началом Отечественной войны 1812 г. градоначальник получил предписание выставить рекрутов. В ходе наборов 1812-1813 годов Усть-Сысольск и 21 волость Усть-Сысольского уезда в действующую армию направили 487 рекрутов. В архивных документах сохранились красноречивые свидетельства того, как шли добровольцы. Усть-сысольский мещанин Михаил Суханов подал городничему Н.Б.Самарину прошение о призыве его на действительную службу, приписав: «Желаю в военную службу. Всеусердно желаю». Другой доброволец написал: «Не имея состояния, жертвую для Родины собой».
А в 1813 г. городничий получил предписание подготовить город Усть-Сысольск к приёму партии французских пленных! Это были участники «Великой армии» Наполеона, которые уцелели во время отступления из Москвы. Были среди этих «двунадесяти языков» и французы, и баварцы, и ганноверцы, и саксонцы (единого германского государства ещё долго не будет). В 1814 году они прибыли.
Городничий Усть-Сысольска доложил губернатору, что приведенная из Вологды «партия в числе 100 человек военнопленных французов 11-го числа сего февраля в 9 часов пополудни вступила в город, мною принята и помещена на квартиры, о каковых военнопленных именной список представить честь имею».
Городничий распорядился приготовить на окраине города казарму и лазарет – он сразу понадобился, пленники были простужены и даже обморожены, поскольку их одежда не соответствовала климату: на сотню пленных имелось всего двадцать тулупов, остальные довольствовались шинелями «из сермяжного сукна». Один пленный, судя по всему, вообще не имел верхней одежды.
Городничий обратился к обывателям города с призывом помочь, и вскоре «французам» – так именовали всех прибывших – горожане принесли шубы и тулупы.
В городе пленников приказано было не стеснять, да и в те времена к военнопленным отношение было вполне человечное – так получилось, военное счастье изменчиво! (Кстати, даже в ХХ веке русские военнослужащие, сумевшие вырваться из плена, воспринимались как страдальцы и герои. Это товарищ Сталин отчеканил: «У нас нет пленных, есть предатели!»)
Единственное ограничение – не уходить из города и ночевать в казарме – привело к тому, что вся местность за оврагом, где стояла казарма с лазаретом, получила название Париж. Пленным выдавали из казны 15 копеек в сутки, обычно сразу на неделю, но большинство сумело найти работу. Впрочем, денег было достаточно. Один из пленных вспоминал, что за 25 (!) тушек зайцев просили 4 копейки (коми зайцами брезговали, считая чем-то вроде кошки, только лесной, и брали лишь шкурку). Пленный немец Циммерман запомнил, что «фунт лучшей говядины на базаре стоил 12 – 16 пфеннигов (7,5 копейки), а фунт хлеба – 5 копеек, капуста и огурцы стоили и того меньше».
После окончания войны пленные из города были вывезены, уже в наше время журналисты заинтересовались, остались ли следы пребывания иностранцев в Усть-Сысольске, и подняли церковные записи за 1814 – 15 годы, но ни следов венчания, ни записей рождения и крещения с необычными именами не нашли.
– Когда завершилась война, то всем пленным разрешили вернуться на родину, – коми историк рассказал Михаил Рогачев. – Я просмотрел записи церквей Усть-Сысольска за тот год и за девять месяцев спустя после отбытия французов. Никаких упоминаний о том, что местные барышни выходили замуж за иностранцев и рожали от них детей, не нашел.
По мнению историка, все рассказы о коми потомках пленных французов – это всего лишь городская легенда. А вот Париж в Сыктывкаре остался до наших дней.
