Друзья, пишущий человек, как мне кажется, должен считать самоизоляцию истинным подарком судьбы. Некоторые из пишущих людей, дабы не поддаваться мирским соблазнам, добровольно погружались в самоизоляцию. Одиночные камеры тюремных замков писатели, разумеется, не благословляли, но Виктор Гюго, например, дабы избежать соблазна нарушить самоизоляцию, срезал со своей одежды все пуговицы. Кто-то может сказать, что пришить пуговицы на место не составит особого труда. И такой человек окажется прав, если не учитывать того, что, срезанные со своей одежды пуговицы, Виктор Гюго тут же выбрасывал в окно. И уклонившись путем подобного обрезания от очередного дружеского застолья, садился к своему рабочему столу, чтобы наконец-то уже дописать свой бессмертный роман «Отверженные». Ведь мало кто, будучи трезвым, решится выйти на улицу в распахнутом камзоле, поддерживая при этом руками свои спадающие с бедер брюки.
Об изоляции Александра Пушкина в селе Михайловское вам может рассказать любой школьник, добавив при этом, что, находясь в изоляции, великий поэт в содружестве со своей нянькой, подносившей ему время от времени пятисотграммовую кружку с вишневой наливкой, сумел написать свои лучшие произведения.
О самоизоляции Льва Толстого и вспоминать излишне. Так вот и я, по примеру великих, решил использовать режим самоизоляции с пользой для себя и для своих подписчиков, решив при этом написать несколько рассказов, объединив их все одним общим названием «Больница». Время от времени я стану выкладывать в сеть один из этих рассказов. Сразу хочу заметить, что картинок в моих рассказах будет мало. Лично мне претит, когда событийный ряд хорошего литературного произведения вдруг прерывается либо картинкой, либо рекламой. Мне хорошо знаком этот избитый прием манипулирования сознанием, когда, посредством подобных вставок, читателя или зрителя уводят от главной темы произведения. Еще хочу сказать, что весь мой рассказ целиком может и не уместиться в рамках одного поста. Тогда, прервав изложение на самом интересном месте, я стану публиковать его продолжение в своем следующем посте. Все рассказы объединит одна картинка и название сборника. Свой первый рассказ я назвал: «О чувствах». Речь в нем пойдет о том, как опасно бывает полагаться на свой разум, не учитывая того, на что бывает способно человеческое сердце. Ведь человеческий мозг зачастую оказывается труслив при реализации своих же собственных решений, тогда как некоторые приказы, приходящие в мозг из самых глубин человеческого сердца, мозг исполняет мгновенно. Какими бы нелепыми эти сердечные приказы мозгу не показались. И тогда правы те, кто утверждает, что нашим миром правят чувства, а вовсе даже не разум…
БОЛЬНИЦА
Сборник рассказов
О чувствах
Подрабатывая санитаром в одной из городских больниц, я за два учебных семестра смог узнать о людях больше, чем иной человек узнает о людях за всю свою жизнь. В обязанности санитаров входило сопроводить из приемного покоя на отделения больницы тех, кто нуждался в помощи, и отвезти в морг тех, кто больше в ней не нуждался.
В то утро я опоздал на смену. Мое опоздание было вызвано тем, что Невский проспект был перекрыт полицией. В это утро в городе должно было случиться очередное народное шествие. Никаких документов, кроме студенческого билета, у меня при себе не было. И теперь мне надо было внятно объяснить моложавому капитану полиции цель своего пересечения Невского проспекта от Владимирской площади в сторону Литейного проспекта.
Пока капитан что-то записывал в свой рабочий блокнот, я принялся размышлять о том, что в периоды социальных передряг многие люди обретают непреодолимое желание ходить. Так с ними всегда случалось перед большими войнами и революциями. Видимо, и сегодняшнее шествие по городу имело под собой схожий мотив.
- Зачем вам переходить на ту строну проспекта? - убрав свой блокнот в кожаную сумку на ремне, спросил меня капитан полиции.
- Мне надо на работу, - ответил ему я.
- Где вы работаете? – спросил капитан.
- В больнице, - ответил я.
- Кем?
- Санитаром.
- Вчера вам должны были выдать пропуск, - сказал капитан.
- Я работаю сутки через трое, - попытался оправдаться я. - Вчера меня не было на работе. Работа сутками удобна для студентов. Прогулять занятия один день в неделю можно, а по четвергам, когда у нас утром физкультура, нам разрешено приходить на работу к четырем часам дня.
- Значит другие предметы вам пропускать можно, а физкультуру вам прогуливать нельзя? – глядя мимо меня, сказал капитан. - Тогда, спортсмен, беги до улицы Маяковского и там перейдешь на другую сторону, а переходить Невский проспект в этом месте без пропуска нельзя.
- Почему в этом месте переходить проспект нельзя, а в пятистах метрах правее можно? – спросил я.
Капитан полиции ничего мне не ответил и, повернувшись ко мне спиной, стал давать указания своим подчиненным. Весь мой путь до улицы Маяковского и обратно занял у меня двадцать минут. В приемном покое больницы я был в половине девятого.
- Опаздываете, студент, - мельком взглянув на меня, сказал мужчина-врач, сидевший за врачебным столом в приемной покое.
- Так шествие, - надевая белый халат, ответил ему я. - Невский перекрыли.
- Знаю, - ответил мне врач. - Они даже кареты скорой помощи в объезд посылают. А ваш пропуск, студент, лежит на моем столе. Заберите его. Никто не знает, чем это народное шествие закончится. Без пропуска вы завтра утром можете не попасть в свой институт. А сейчас, студент, отвезите на хирургию мужчину, который лежит в смотровой. Здесь я вам помогу, а переложить больного на операционный стол вам помогут хирурги отделения. Кстати, почему вы один? Где ваш напарник?
- Так шествие же, - ответил я доктору.
Пока доктор заканчивал заполнять историю болезни пожилого мужчины, которого мне предстояло отвезти на хирургическое отделение, я стал размышлять о больничных запахах. Запах приемного покоя, почему-то, казался мне самым безнадежным запахом из всех прочих больничных запахов. Даже запах морга не мог с ним в этом сравниться. Многим запах морга не нравился, но лично мне он казался чем-то сродни запаху вокзала. На вокзалах и в моргах люди не устраивают никаких шествий. Они пребывают в ожидании своего поезда. Только на вокзале люди чаще сидят, а в морге они всегда лежат. Но атмосфера спокойного ожидания и на вокзале, и в морге в чем-то между собой схожи.
- Сейчас вас отвезут на отделение, - обращаясь к пожилому мужчине, сказал мужчина-врач. - Хирурги уже в курсе. Как только вас привезут, они сразу начнут… - мужчина-врач замялся. - Одним словом, они приступят к операции.
Подсунув историю болезни мужчины под кожаную подушечку, лежавшую на краю больничной каталки, мужчина-врач помог мне переложить на нее пожилого мужчину. Спустя минуту, я уже вез пожилого мужчину к больничному лифту.
Теперь, мои дорогие читатели, вам надо узнать о том, что в молодости я был не только скор на всякие оценки, но и очень любопытен. Видимо, сказались некоторые издержки женского воспитания.
Пока больничный лифт поднимался на четвертый этаж, во мне зрело упорное желание заглянуть в историю болезни пожилого мужчины, чтобы прочитать диагноз, который ему поставил врач приемного покоя. Сделать это в лифте, незаметно для больного, мне не удалось. Голова пожилого мужчины плотно прижимала к каталке кожаную подушечку, под которой лежала его история болезни. Но, когда я вывез мужчину из лифта, медицинская сестра, стоявшая в коридоре больничного отделения, прокричала мне:
- Санитар, постой с ним пока в коридоре, а мне его историю болезни дай!
Достав из-под кожаной подушечки историю болезни пожилого мужчины, я не сразу передал ее медицинской сестре. Нескольких секунд мне хватило на то, что прочесть в графе диагноз такие слова: "Частичное скальпирование мошонки"...
Продолжение следует
.
.