2. Подниматься пришлось долго, почти полторы версты. За два с половиной месяца Город немного изменился. Оставленные пехотные дивизии навели относительный порядок, расчистили дороги, восстановили несколько зданий. Первый снег перекрасил черный цвет пепелищ в белый, но запах гари оставался стойким и не собирался выветриваться.
Жителей по-прежнему не было, никто не хотел возвращаться в занятый врагом Город. Потому, когда он увидел одиноко бредущую навстречу фигуру, что-то беспокойно шевельнулось в груди. Гвардеец ружьем отодвинул горожанина в сторону и прижал к стене разрушенного здания, дожидаясь, пока император пройдет. Тот поравнялся с ними и остановился, внимательно глядя на местного жителя.
Неожиданно он узнал его. Это был тот самый горбун, который стоял на площади утром после взятия Города. Тот же черный длинный плащ, несмотря на довольно ощутимый холод, тот же пронзительный взгляд синих глаз из-под капюшона. Императора неприятно поразило, что горбун с ним одного роста. Обычно его нисколько не смущал собственный маленький рост, но быть не выше горбуна — это уже слишком.
— Доставьте его ко мне! — император зашагал дальше к небольшому отремонтированному дому, определенному под резиденцию.
* * *
В гостиной он с удовольствием устроился в кресле у камина, протянув к огню замерзшие ноги. Рюмка коньяка отогнала тяжелые мысли, и он велел привести горбуна.
— Переводчика! — приказал император.
— В этом нет необходимости!
Голос звучал бархатисто и раскатисто, без малейшего акцента. Брови императора удивленно изогнулись. Не слишком ли много для простолюдина?
— Ну, что ж, тем лучше! — он отпустил жестом гвардейцев. — Кто ты?
— Ты узнаешь, но всему свое время.
— А ты наглец! Говори мне — ваше величество.
— Это не поможет.
— Что не поможет? Чему не поможет?
— Тебя можно называть как угодно, но это не поможет! Теперь уже недалек тот день, когда к тебе будут обращаться ваше ничтожество.
Император помолчал, спокойно взял со стола колокольчик и позвонил. Повернулся к распахнувшимся дверям и коротко приказал вошедшим гвардейцам:
— Расстрелять!
Увидев удивленные лица, обернулся. Комната была пуста.
— Где горбун?! Найдите его! Немедленно!
Несколько растерянные гвардейцы обыскали гостиную. Один из них, в порыве чрезмерного усердия, предложил загасить камин и осмотреть трубу. После этого император выгнал всех и сел в кресло. Куда исчез проклятый горбун?
— Это было глупо.
Горбун стоял, прислонившись к стене у окна, рядом с портьерой. Император готов поклясться, что ее отдергивали не раз.
— Ты уже расстреливал меня. Пора догадаться, что настало время для беседы. Ладно, поговорим позже. Завтра тебя ждет тяжелый день. Надеюсь, к вечеру появится желание говорить, а не расстреливать.
В камине громко щелкнуло полено. Вылетевшие искры отвлекли внимание императора. Когда он поднял голову, в комнате уже никого не было.
* * *
В полдень императору передали очень неприятное известие. Вражеская армия, та самая, за которой он гонялся долгие месяцы, объявилась, и всей мощью нанесла сокрушительный удар по арьергарду, разгромив три корпуса. В бою погиб его любимец, несомненно, самый лучший из маршалов.
До вечера император организовывал оборону на случай нападения на Город вражеских войск. Он понимал, что ситуация в корне изменилась, что теперь ему не нужно генеральное сражение, что отступление из столицы сильно подорвало мощь его армии.
Возвращаться приходилось по разоренной дороге, по пепелищам сожженных, зачастую самими жителями, селений, в которых не было заготовлено никаких запасов. Зато какие-то небольшие отряды, возникающие ниоткуда, постоянно атаковали растянутые на марше батальоны, и даже полки. В лесах поджидали засады, которые ружейным, а порой и артиллерийским огнем уничтожали живую силу. И сразу же исчезали, отступая, когда им пытались навязать настоящий бой. Собственная артиллерия ничем не могла помочь, против таких вылазок врага. Сильно ослабленная голодом армия тащила тяжеленные орудия по раскисшим дорогам. Массовый падеж лошадей приводил к тому, что пушки бросали десятками, даже не утопив в ближайшем болоте.
Он не сразу понял, а, догадавшись, долго не хотел поверить, что все происходящее тщательно спланированная акция. Не какое-нибудь случайное стечение обстоятельств. Он играет по чужим правилам, его действия тщательно просчитаны, и в этой игре он просто пешка.
Конечно, сегодня армия еще не уступала вражеской, даже с учетом уничтоженных арьергардных корпусов. Но измотанная многомесячной войной без войны, потеряв половину сил в эпизодических боях и, не нанеся противнику решающего или даже серьезного поражения, она теперь была не готова к генеральному сражению.
* * *
— Мне кажется, ты кое-что понял, и хочешь поговорить со мной.
Император вздрогнул от голоса, раздавшегося за спиной. Разумеется, это горбун. Он стоял, откинув капюшон, и, обернувшийся император с удивлением обнаружил, что у него красивые светлые вьющиеся волосы.
— Возможно, — задумчиво ответил император, — во всяком случае, у меня есть к тебе несколько вопросов. Не знаю, сможешь ли ты на них ответить.
— Что может быть проще? Задай и узнаешь.
— Хорошо, — император помолчал несколько секунд, как бы собираясь с мыслями, и спросил, — ты знаешь, кто организовал уничтожение половины моей армии? Я не имею в виду боевые стычки с вашей армией. В них погибло не более десяти процентов.
— Ты меня огорчаешь, полководец! Неужели еще не понял? Тот на кого ты поднял руку.
— Ваш царь сам виноват! Его оскорбительное требование об отводе моих войск от границы…
— Причем здесь царь? — непочтительно перебил императора горбун. — Ты же сам сказал, что его армия смогла уничтожить только десять процентов твоих войск.
— Но кто же тогда?
— Ты поднял руку на горожан.
— Что-о? Ты хочешь сказать, что этот бородатый сброд…
— Мастера! — повысил голос горбун.
Воцарилось неловкое молчание.
— Какие мастера? — император был потрясен. — Эти? С топорами и молотками?
— Верно! Только они уже давно воюют твоими ружьями и пушками.
— Бред! Я разгромил самые сильные армии мира! Мне сдавались лучшие полководцы, а…
Властным жестом, которого не смог ослушаться великий император, горбун остановил его речь.
— Ты сражался с армиями, и, несомненно, был лучшим среди полководцев. Но в этом твоя беда. Ты решил, что позволено все. И сжег Город артиллерией. Гоняясь за армией, которая в три раза слабее твоей, сам того не заметил, как вырастил врага более могущественного, чем любой из тех, с которым приходилось иметь дело. Ты лишил мастеров Города, и им ничего не оставалось, кроме как разгромить твою армию.
— Моя армия не разгромлена!
— Ты просто этого еще не понял.
— Я закреплюсь в Городе, — голос императора постепенно терял уверенность и становился тише, — перегруппирую силы, подтяну резервы. Ты сам знаешь, как трудно взять эту крепость.
Горбун усмехнулся и, скользнув по лицу императора взглядом, произнес:
— Никто и не собирается брать эту крепость. Уже завтра, сверкая пятками, твоя доблестная непобедимая армия будет улепетывать по старому тракту. Иначе ее блокируют в этой крепости, и уже через месяц она сдохнет с голоду. Мастера рассчитали все. Семь раз отмеряли время, когда начать перерезать тракт, чтобы ты угодил в распутицу при отступлении. С той же точностью, как рассчитывают количество ударов молотом по раскаленному железу, определили места засад и пути отхода. Также скрупулезно, как и возводили башни крепости, жгли селения, чтобы ты не мог отдыхать на всем пути.
Император слушал горбуна, затаив дыхание. Ему вдруг показалось, что тот не говорит, а вколачивает гвозди в крышку гроба. Его гроба!
— Они навязали тебе свою волю. И загнали в эту гибельную дорогу смерти. Сделав все с обычным для них мастерством. И теперь ты им уже не интересен. Тебя добьет регулярная армия, а они вернутся к привычным делам.
Император чувствовал себя подавленным. Но он и в самом деле был великим военачальником. Усилием воли, заглушив внутреннюю тревогу, спросил твердым голосом:
— А ты кто?
— Я? Как бы это объяснить? Я и есть Город. Точнее его душа. Если более точно, то дух.
Император невольно рассмеялся.
— Ты? Дух? Маленький сгорбленный убогий?
Глаза горбуна синими лучами светили в лицо императора, заставляя замереть его смех.
— Это ты согнул меня, расстреливая из орудий. Мой белый плащ стал черным, когда Город сгорел, но ты не смог истребить меня.
Неожиданно приступ бешенства захлестнул императора.
— Да, — закричал он, — но неизвестно еще будет ли разбита моя армия! А тебя я уже сделал горбатым. И ты останешься таким навсегда.
— Ты туп, как великий полководец! Смотри!
Горбун откинул полу плаща, и оказалось, что на поясе у него висит меч. Не современная сабля, а старинный меч, каким сражались еще тысячу лет назад. Он вынул его из ножен и сказал, отшатнувшемуся императору:
— Не бойся! Если бы я мог убить тебя этим мечом, все было бы немного проще.
Он ударил по столу. Меч легко прошел сквозь стол, не причинив ему ни малейшего вреда.
— Посмотри, что здесь написано.
И повернул клинок так, что императору стала видна надпись, нанесенная вдоль всего лезвия.
— Я не понимаю вашего варварского языка.
— Ладно, я переведу.
Горбун провел ладонью по лезвию и на родном языке император прочитал: «Восстанешь из пепла, ибо дух твой непобедим!».
— Все просто. Завтра ты уйдешь, послезавтра сюда вернутся мастера, и я распрямлюсь, как это бывало не раз. Мастера восстановят разрушенный Город и список тех, кто обломал об него зубы, пополнится твоим именем.
— Я вернусь и снова согну тебя!
— Не обольщайся! Больше никогда твоя страна не будет иметь великую армию. Больше никогда никого не завоюет. Она даже не сможет защитить себя — ее будут захватывать все, кто захочет. Она не сможет освободиться — ее будут освобождать союзники. Это расплата за надменность, за то, что ты расстрелял Город, за то, что ты не знаешь, как надлежит обращаться с мастерами любому полководцу!
* * *
Ранним утром следующего дня великая и непобедимая армия, бросив на произвол судьбы четыре тысячи недееспособных обмороженных голодных слабо соображающих солдат, вышла из Города.
Еще через день к Городу подошла другая армия, та самая, за которой так долго и безуспешно гонялся император. Переехав мост, командующий, правый глаз которого был закрыт черной повязкой, спешился. Пройдя несколько шагов, остановился у ворот, опустился на одно колено и склонил голову.
Рассказы о горах:
Прогрессор
Рассказы о войне:
Дед