Тысячи километров фронта, сотни тысяч дорог войны, миллионы солдат второй мировой войны. И встретить в этом месиве родного человека подобно чуду. И такое чудо произошло с Валентином Даниловичем Шлёпкиным. Ему довелось встретиться на фронтовых дорогах с отцом!
Данила Кузьмич Шлёпкин во время гражданской войны служил в артиллерии Чапаевской дивизии. После этого у него осталась привычка закручивать усы вверх, как это делал легендарный комдив. На фронт он ушёл ещё в 1941 году. Самого старшего из сыновей – Валентина, призвали в 1942. Должны были летом, но урожай был слишком большой, так что всех молодых механизаторов оставили в тылу до осени. А затем призыв, Ульяновск, Первое танковое училище им. Ленина. Там обучали командиров танков на КВ да Т-34.
- Я когда увидел первый раз танк, узнал какая у него броня, то подумал: «Как мне повезло! Ну, теперь точно выживу! Скорее бы на фронт!». Потом уж я узнал, что горят они как спички, – смеётся Шлёпкин.
А на фронт попасть никак не получалось. Неожиданно перебросили две роты курсантов, в том числе и Шлёпкина, изучать средние и лёгкие танки. Учили шесть месяцев, но перед самыми экзаменами всех курсантов отправили в Казань, ремонтировать подбитые танки на завод. Вот там он насмотрелся и на пробитые борта, и разбитые гусеницы. А затем новое назначение – переучиваться на самоходки, так называемые СУ-76. В войсках их не очень любили, они работали на бензине. Да и бронирована самоходка была слабо, только спереди хлипкая броня, сбоку, а сверху совсем открыта. Лишь в феврале 1944 года злополучные две роты курсантов в г. Кирове получили боевую технику и подготовленные экипажи. Части дали весь запоминающееся название – 1812 самоходно-артиллерийский полк резерва главного командования.
Полк этот надолго застрял в г. Пушкине. Там Валентина нашло письмо от отца, первая весточка за всё время. Тот писал, что был на Курской дуге, брал Брянск, форсировал Днепр, получил звание ефрейтора и две медали. А сейчас он в Белоруссии. Название города было вымарано цензорами – не полагалось писать такого в частных письмах. Валентин в ответ написал, что не понял, где тот стоит, но у него самого осталось только 1812 рублей. Отец всё понял, и написал в ответ, что: «Служу в гвардии, а 22 февраля день рождение дяди Семёна, который живёт в Куйбышеве». Фамилия у дяди была Рогачёв, а 22 февраля была объявлена благодарность Сталина частям, освободившим этот город. Вот таким мудрёным способом сын узнал, где находится его отец.
В мае 1944 часть Валентина выдвинулась ближе к фронту. Вскоре они поняли, что самоходчиков везут в Белоруссию. Ночью их выгрузили в поле, загрузили полный боекомплект – 120 снарядов, под завязку залили бензин и уже своим ходом они пошли дальше. Вскоре он увидел табличку: «Москва – 1500 км, г. Рогачёв – 30 км».
В это время отец, уже ставший старшиной батареи, узнал, что рядом стоят самоходчики. Данила Кузьмич взял лошадь и поехал узнавать номер части. К его радости, это была именно та самая часть, про которую ему так мудрёно писал сын.
- Вдруг слышу - кричат меня: «Младший лейтенант Шлёпкин!» - Вспоминает Валентин Данилович. - Я бегом. Вижу, на поляне какая-то толпа, белая лошадь, и посредине этой толпы – мой отец. На груди две медали, гвардейский значок, погоны старшины. И усы эти его – чапаевские! Обнялись мы с ним, слёзы, естественно… Побежал я к командиру батареи, попросил разрешение открыть НЗ. Там была тушёнка, спирт. Посидели, поговорили. На следующий день уже я к нему на мотоцикле поехал. Командир мне написал записку, что в течении семи дней имею право находиться с отцом. Предложил отцу перейти в нашу часть, но он отказался. Он ведь как раз служил в противотанковой артиллерии. «Знаешь, - говорит он мне, – сколько мы танков за это время подбили? Я уж знаю, как они горят». Ему тогда было уже сорок шесть, самый старый на батарее, на передовую его уже не брали, он как старшина заведовал всем снабжением.
Так прошло пять дней. На шестой день Валентин уже не застал в этом месте батареи отца, их выдвинули к линии фронта. Валентин помчался за ними, нашёл батарею на передовой, пушки были уже вкопаны в землю. Они с отцом попрощались, а на следующий день началось наступление.
Впереди перед самоходками протекала река Друдь, не очень широкая, но противоположный берег крутой, обрывистый. По глубине танки должны были пройти, но всё решала смелость и удача. И первой водную преграду преодолела самоходка как раз лейтенанта Шлёпкина, начала продвигаться вверх по косогору. Но уже на самой вершине, около немецких окопов, самоходка напоролась на мину.
- Удар был страшный, - вспоминает Валентин Данилович. – Самоходка завалилась набок. А у нас ведь двигатели работали на бензине, да ещё и сто снарядов. Кричу: «Покинуть всем машину!» Вылезли мы из машины с заднего люка, механик-водитель уже там, выбрался с нижнего люка. У заряжающего нижнюю челюсть оторвало, с головы волосы сорвало. Но живы были все четверо, отбежали в сторону, залегли в воронку, начали перевязываться. А как заряжающего перевязавать: кожу ему на голову натянули, а челюсти то нет, полязыка осталось? Наводчик захотел пить, потянулся ложкой к луже и умер. Я его перевернул, чтобы документы забрать, расстегнул комбинезон, а у него все внутренности вывались. Выходит, он всё это время в шоке ещё действовал. А нам с механиком-водителем пришлось вернуться к машине. У нас же полагается обязательно снять с подбитой самоходки замок орудия, рацию. Тут к нам снайпер прицепился. Мы ползём, а он стреляет. Ползём, кругом взрывы, выстрелы. Водитель кричит: «Меня в ногу ранило!». Пока доползли, он ещё одну пулю в эту же ногу получил.
Когда бой кончился, Шлёпкин добрался до штаба части, доложил обо всём происшедшем. И ему велели взять другую самоходку, в которой погиб командир. Уже там он понял, что и его не обошёл стороной тот взрыв.
- Я ведь сидел в машине за таким небольшим командирским столиком. При взрыве коленки стукнулись об этот железный столик. В горячке боя я ничего не почувствовал, а потом колено распухло просто чудовищно. Так что я сказал парням из нового экипажа: «Если машину нашу подобьют, то меня не ждите, я уже выбраться не смогу». Во время затишья меня осмотрел фельдшер, наложил спиртовой компресс. Постепенно опухоль спала.
А полк самоходок продолжал наступать. Белоруссия - места тут лесистые и заболоченные. Порой тяжёлые машины уходили в грязь по самую башню. Так что приходилось выбираться с помощью смекалки и двух брёвен.
За форсирование реки Друдь Шлёпкин был награждён орденом Красной Звезды. Орден Отечественной войны второй степени он получил за другой бой, начавшийся несколько даже комично.
- Мы тогда оторвались от тылов и фактически оказались в окружении. На ночь устроились в лесу, рассредоточились, чтобы отразить при случае нападение с любой стороны. И рано утром я отошёл подальше от машины, извиняюсь, по большой нужде. Тут слышу - треск какой-то, потом мотоцикл мимо меня проезжает. Тут мне уж стало не до того, зачем я пришёл. Прибегаю к своей самоходке, кричу: «К бою!». Только приготовились, с того же направления выезжают три бронетранспортёра с немецкими десантниками. Видать, разведка донесла, что всё спокойно, никого нет. Я ударил из пушки по последнему, замыкающему транспортёру, подбил его. Немцы разбежались в разные стороны, даже отстреливаться не стали. А внутри оказалось полно харчей. Потом эти два бронетранспортёра прошли с нами до самой Варшавы. Мы в них боеприпасы возили. Немцев в то время уже много в плен брали. Мне тоже как-то довелось. Вызвали меня в штаб, иду, ни о чём плохом не думаю, и вдруг на полянке натыкаюсь на семь немцев. Здоровые, крепкие такие, я им по плечу! А у меня с собой только пистолет с семью патронами. Но они, только увидев меня, подняли руки. Один немного говорил по-русски, пояснил, что они немецкие лётчики, асы. Самолёты их все разбомбили, самих отправили в пехоту, а это их как-то не прельщало.
Кроме орденов не миновали молодого младшего лейтенанта и ранения. Сначала было ранение в руку, осколок до сих пор сидит в его локте. Потом осколком мины сильно искорёжило три пальца на правой руке. Рана гноилась, нужно было пальцы отрезать. Но хирург, женщина, пожалела двадцатилетнего лейтенантика, и с трудом, но отстояла его пальцы. Именно там, в госпитале, он узнал, что 1 августа под Белостоком погиб его отец. Об этом ему рассказал командир той самой батареи, где воевал его отец, оказавшийся волей случая в том же самом госпитале.
- Мы сразу поняли, что знаем друг друга. Только ни он, ни я не могли понять, где мы виделись, откуда мне знакомо его лицо, а ему моё. И только когда разговорились, он и поведал, как всё было.
Данила Кузьмич поехал на место сбора коннозаводчиков, где истощённых лошадей меняли на новых. Большое скопление людей и лошадей засёк немецкий самолет-разведчик, так называемая «рама». Она улетела, а по этому месту начала бить дальнобойная немецкая артиллерия. Отец Валентина лежал в воронке, но решил перебежать к другой. Именно в это время рядом с ним раздался взрыв…
Сын в это время был под этим же Белостоком, но ни похоронить отца, ни даже узнать, где его могила, Валентину не довелось. Но теперь он не просто воевал за родину, теперь он мстил и за отца.
Третий орден – Отечественной войны первой степени Шлёпкин получил за взятие города-крепости Торн. Уж очень много в этой крепости было взято пленных, техники и оружия.
Как-то Шлёпкину пришлось атаковать даже аэродром, буквально забитый вражескими самолётами. А в марте 1945 года его часть вышла левее Гдыни к Балтийскому морю. Радость была громадная, сзади осталась отрезанная Кенигсбергская группировка, и сотни солдат бросились к морю, пробовать воду на вкус, узнать, в самом деле, она солёная, или нет. Но на горизонте ещё маячили немецкие крейсера. Начался обстрел, все кинулись, кто куда, и в самоходку Шлёпкина набились пехотинцы, так что он невольно остался сверху, на борту. Тут его и достал осколок. Он попал в левую сторону туловища, ближе к бедру. Как считает сам ветеран, его спасла кожаная портупея и зимний комбинезон. Снова был госпиталь, операция. Выписали его уже в мае. На фронт Валентин больше не попал, хотя его часть отправили на Восточный фронт, воевать с Японией. Пожилой кадровик, капитан, посмотрел на двадцатилетнего младшего лейтенанта с тремя орденами на груди, почитал про все его ранения и сказал: «Хватит тебе, сынок, воевать». И отправил он Валентина преподавать в тот же самый 32-й учебный полк, где и сам Шлёпкин проходил обучение.
- Я подошёл к воротам части, постоял, а потом свернул в лес, лёг на свежую травку, положил под голову вещьмешок и уснул. Только через сутки сержанту удалось разбудить меня: «Товарищ лейтенант, пойдёмте, вас начальник зовёт. Я к вам подхожу уже третий раз, а вы всё спите и спите».
В сорок шестом Шлёпкина демобилизовали. Он много лет работал начальником цеха в ЧОЗИПе, женился на Фаине Васильевне. Выросли двое детей, уже есть четыре внука и два правнука. Война напоминает о себе болью в коленях, ветеран еле ходит. Но самое яркое впечатление от всего пережитого, не бои и кровь, а встреча с отцом, посреди фронтовых дорог. Для войны это и чудо, и счастье, и боль!
Евгений САРТИНОВ. 2004 г.
