Бульварное кольцо

Чистопрудный бульвар

Москва вздохнула от дневной жары прохладой июньского вечера. Закончился рабочий день, а с ним и рабочая неделя — наступила пятница.

Дороги заполнились машинами, тротуары — людьми. Одни спешили домой, чтобы провести вечер у телевизора, другие мечтали скорее попасть на дачу и жарить на мангале шашлык. Но многие шли прямо с работы в ближайшие бары, пабы и просто в парки и скверы. В центре города бульвары быстро заполнялись народом. У одних не было денег, чтобы посидеть в баре, другие просто хотели побыть на воздухе после четырех стен офисных помещений. В бар они всегда могли успеть.

На Чистых прудах все лавочки были уже полны. Одна компания обдумывала сегодняшний вечер, на другой лавочке пиво уже лилось рекой, и было понятно, что эта река будет бурлить тут до поздней ночи. А может и до раннего утра? В одной компании были и коренные москвичи и жители области, уезжавшие домой на последних электричках. А еще были те, кто приехал покорять столицу из регионов. Последние меньше всего спешили домой, тем более что часто снимали квартиру на несколько человек и предпочитали провести вечер в компании коллег по работе.

Мимо проходили влюбленные парочки, пытаясь найти уединенное место. На некоторых лавочках, правда люди играли в шахматы, читали книги. Но это были скорее задержавшиеся дневные посетители бульвара. И скоро их места должны занять другие. Начинался праздник Пятница.

Чистопрудный (да еще наверно Тверской) бульвар всегда были самым многолюдным. Сюда тянуло не только сотрудников ближайших офисов и жителей центра столицы. Он был скорее каким-то культовым местом. Сюда приезжали со всей Москвы. Сидели, валялись на траве. Ночью пили, гуляли, отрывались по полной. Хотя распитие спиртных напитков по закону было запрещено в общественном месте, коим и был бульвар, сотрудники полиции были тут редкими гостями. Они приезжали скорее на вызов, если уж что-то случалось. Ну а что было делать? Забрать ночью в отделение весь веселый и пьяный бульвар?

Несомненным украшением бульвара был пруд. Может именно он и делал этот бульвар более привлекательным, может он был тем магнитом, который тянул сюда людей?

И в радостный час и когда невыносимо горько и жизнь кажется рухнула окончательно, люди издавна приходили к воде — пруду, реке, озеру, морю. На худой конец к большой луже. 

Мимо пруда в сторону памятника Грибоедову шел человек. Он был одет в дорогой костюм цвета ночи. Темные волосы были аккуратно подстрижены и уложены. Черные глаза с любопытством оглядывали окружающих. Он чуть задержался, проходя мимо памятника Абаю Кунанбаеву. Но не таджикский поэт привлек его внимание. Тут было излюбленное место Готов. Они постоянно собирались тут вечерами. Эти московские люди в черном явно отличались от гуляющих вокруг офисных клерков. Они сидели на камнях вокруг бивших невысоко вверх фонтанов и разговаривали о чем своем, на им одним известные темы.

Сегодня и Готов и офисных клерков и рабочих с завода объединяло одно — была пятница. А это значит основная часть населения страны не должна была завтра вскакивать рано утром, со злобой глядя на будильник и идти на работу. Наступила ночь перед выходным. 

Он двинулся дальше.

Под огромным тополем, возвышавшимся над остальными деревьями, на лавочке сидели две девушки, а третья фотографировала подруг. Ее длинные светлые волосы водопадом падали на белую блузку, а летний ветерок слегка колыхал ее невесомую юбку ласкового зеленого цвета. А подруги позировали, кривлялись, веселились.

Она на миг обернулась и встретилась своими зелёными глазами с незнакомцем, улыбнулась, а потом села на лавочку к подругам.

Чистопрудный бульвар

Незнакомец подошел к лавочке почти вплотную к девушкам.

- Милые дамы, - сказал он, - прошу прощения, но не могли бы Вы угостить меня сигаретой?

Одна из девушек достала из сумочки пачку сигарет, но не сразу протянула их незнакомцу.

- А сигареты стоят денег, - сказала она с ехидной улыбкой, - может лучше купите у меня одну? Рублей за сто?

Ее черные красивые глаза хитро смотрели на него из под слегка чуть затемненных очков. Огненные волосы, как у Ундины с картины Гогена, спадали на плечи. Несмотря на летнюю жару, она, как и незнакомец, была одета во все черное, и это черное облегало и подчеркивало ее красивую фигуру. 

Незнакомец полез в карман брюк и достал несколько купюр по пятьсот евро. 

- К сожалению у меня нет рублей, - сказал он, - возьмете пятьсот евро?

И пока две другие девушки открыли рты от удивления, их подруга быстро схватила одну купюру и с улыбкой протянула сигареты незнакомцу.

- Угощайтесь! Пожалуйста!

- Благодарю, - ответил он и взял сигарету, но не прикурил.

- Но Вы купили сейчас сигарету за пятьсот евро? - робко и в то же время удивленно спросила девушка со светлыми волосами.

- Да купил, но Ваша подруга вправе продавать свои сигареты за ту цену, какую пожелает, ведь рядом с Вашей лавочкой магазинов нет. У нее тут монополия.

Рядом с девушками на лавочке стоял пакет, из него торчало горлышко бутылки, рядом стоял сок и пластиковые стаканчики.

- Не хотите что-нибудь выпить в такой прекрасный вечер? Мы водку пьем, - засмеялись девушки. Выпьете с нами?

Водка была теплая, девушки разбавляли ее апельсиновым соком. 

- А почему же столь прекрасные создания тут водку пьют? - спросил он с улыбкой.

- Мы просто в клуб собираемся, - пояснила «продавщица сигарет», - там дорого, поэтому решили сначала здесь коктейлей выпить, чтобы веселее было. Поедем в «Космо», это напротив «Fritteto di mele» - магазина одежды. Знаете?

- Да знаю, а Вы знаете, как переводится с итальянского «Fritteto di mele»? Яблоневый сад!

- Вы итальянский знаете? - спросили в один голос блондинка и “продавщица сигарет".

- Да я знаю много языков.

- А чем Вы занимаетесь? Вы может дипломат?

- Род моих занятий очень широк. И в дипломатии, и в искусстве и в финансах, я помогаю некоторым людям получить то, что они желают.

- Вы инвестор, финансист? Кредитованием занимаетесь?

- Можно и так сказать. Если я что-то даю, то всегда получаю взамен, хотя и может через несколько десятков лет.

- А мы вот все на юридическом учимся, - продолжила разговор «продавщица сигарет». А Вы почему тут один гуляете?

- Вообще то я не один, - ответил незнакомец. - Я в компании двоих. Знакомых мне... Но мы разошлись, но скоро я их встречу тут, на бульварах.

- А почему Вам им не позвонить?, - не унималась "продавщица сигарет".

Этот человек был ей интересен, интересен именно тем, что дал ей эти деньги за сигарету. Она хотела понять кто же он. Явно он не был пьяным дураком, который швыряет деньги, а утром бьет себя по голове, обнаружив пустоту в карманах. Он был дорого одет, а исходящий от него аромат просто благоухал силой и роскошью.

- Кстати, что это у Вас за аромат, - спросила она тут же, не дав ему ответить на предыдущий вопрос. - Мне очень нравится!

- У него нет названия и в магазине его не купить, - ответил незнакомец. - Его создал для меня один парфюмер, очень давно. И он никогда больше его не повторял. А телефон я не взял с собой на прогулку, поэтому позвонить не могу, да и номеров их не помню!

Он становился для девушек все более интересен и все более загадочен. Этот человек явно отличался от их обычного круга общения.

- Так возьмите мой, напишите им в соцсетях, - сказала «продавщица сигарет».

- Но их там нет, мы с Вами разных поколений.

- Неужели сейчас кто-то не пользуется соцсетями!

- Представьте себе, да! Наверно я уже стар для этого. Но не беспокойтесь, я скоро встречу их.

- Да какой же Вы старый, - удивилась девушка со светлыми волосами. - Вы же нас старше лет на десять, ну сколько Вам, тридцать пять?

- Он улыбнулся. 

- Нет я намного старше, произнес он с улыбкой.

- Ну сколько, сорок?, - подхватила «продавщица сигарет».

- Ну пусть будет за сорок, если Вы так хотите знать. 

- Да? А выглядите Вы намного моложе. Ладно, давайте еще выпьем! - и она быстро наполнила стаканчики водкой и соком. 

Ветер принес немного свежести от фонтана. Хотя девушкам и было интересно с ним, уже хотелось в клуб, водка сделала свое дело. Тем более их третья подруга практически все время сохранявшая молчание и копавшаяся в телефоне, наконец убрала его в сумочку и стала напоминать подругам, что пора ехать. 

Девчонки в принципе не очень спешили, вся ночь была впереди, но она не унималась.

 - Пойдемте, я провожу Вас до Грибоедова, Вы там поймаете такси, - произнес незнакомец, поставив окончательную точку в их посиделках на лавочке.

Они пошли по бульвару — спешившая в клуб девушка шла впереди с «продавщицей сигарет» и оживленно рассказывала о чем-то, за ними незнакомец с блондинкой. Идти было всего пару минут, но им показалось что они шли полчаса. 

- Закат, - произнес незнакомец, как бы провожая уходящее Солнце. – Прекрасен и неповторим. И сколько живописцев его не писали, один Куинджи чего стоит. Закат же каждый раз другой, особенный, непредсказуемый...

- Вы любите живопись?, - спросила девушка.

- О да, и смену дня и ночи тоже. Она как жизнь и смерть, а утром снова возрождение! День и ночь — как два разных мира. И так в любом месте на Земле. Возьмете хоть небольшую поляну в дремучем девственном лесу, или маленькую деревеньку вдалеке от городов, куда ходит лишь один автобус в неделю. Или вот это бульвар — центр мегаполиса. Везде день и ночь — два разных мира. На благоухающей поляне летним днем насекомые опыляют клевер, порхают красивые бабочки, носятся стрекозы, а в деревне гонят коров на луга, деревенские мальчишки бегут на речку, на бульварах гуляют жители ближайших домов — почтенные пенсионеры, обладающие большими состояниями в виде своих квартир, стоящих сотни тысяч, а то и миллионы. И в то же время получающие гроши в виде пенсии. Гуляют мамы с детьми, которые так и норовят упасть в пруд, пытаясь поймать уток. А кто-то забрасывает удочку, но больше для удовольствия.

А ночью? С темнотой поляна стала зловеще красивой. Пролетела сова, ища в траве жертву — первое блюдо ее ночного ужина. По деревенской улице молодая парочка движется в сторону реки, чтобы уединиться в ночной свежести душистых трав, также как шли сотню лет назад, когда их описывал Эмиль Золя в своих романах. А пьяный тракторист идет с топором, который прихватил в сенях у соседа. Он идет вдоль бесконечного ряда деревенских заборов, шатаясь и иногда падая. Может он скоро окончательно рухнет на землю и проспит на земле до утренней зари, а потом снова сядет за трактор? А может взмах топора ничего не соображающего человека покалечит или отнимет чью-то жизнь?

А бульвары? Ночная публика — не дневные старушки с книжками. Яркие молодые, красивые... Хотя не все. Но все здесь. Они хотят страстей, любви, эмоций. Все хотят жить полной жизнью. Хоть пиши маслом на холсте!

- Может быть, Вы сами пишите картины?

- О нет, - засмеялся он. А Вы? Близко ли Вам искусство это?

Она немного смутилась. – Мне нравится живопись, конечно же, - начала она. - Но мне стыдно признаться, я даже не помню, когда была последний раз в какой-нибудь галерее или смотрела живопись в музее. 

- Кто знает, - промолвил тихо он. – Быть может, именно Вы внесете огромный вклад, в современное искусство!

Я?, - девушка даже вскрикнула. – Шутите! Да я же на юридическом учись!

Она вопросительно посмотрела на него, пытаясь понять что же этот загадочный человек имеет ввиду, но тут ее окликнули подруги. Они уже поймали машину — в то время по центру колесило множество водителей, желающих подзаработать.

- Прощайте, Кристина, - сказал он и поцеловал ей руку.

Она села в машину и они двинулись к ночному веселью.

- Даже не спросила, как его зовут, - сказала Кристина подругам.

- Да интересный человек, - подхватила продавщица сигарет. - Надо было у него телефон взять. Ну да ладно. Едем в клуб!

 - Но я и не говорила, как зовут меня, - подумала Кристина уже про себя. 

II

Недалеко от памятника Грибоедову, две лавочки стояли не прямо у тротуара, как остальные, а чуть в глубине, ближе к газону. На ней расположилась интересные компания: несколько молодых людей и девушек, по одежде в которых угадывались сотрудники ближайших офисов, обступили человека в светлом костюме как деревенские пьяницы Вакха на картине Веласкеса. Он был небольшого роста, с длинными кудрявыми волосами и был скорее похож на курортника в Ялте - светлые брюки, разноцветная рубашка, а сверху огромный белый пиджак, размера на два больше, чем было нужно. Он рассказывал какую-то историю, вызывавшую смех у всей компании и в то же время разливал девушкам вино. Потом, схватив бутылку коньяка, он со сноровкой бармена, начал быстро наполнять стаканы молодых людей. Причем разваливая, он уже говорил тост, который вызвал новый взрыв смеха.

Памятник Грибоедову

Незнакомец пристально посмотрел на него, и тот вдруг рассыпаясь любезностями, стал кланяться всей компании и говорить, что должен на немного удалиться, чем вызвал мольбы остаться. Вся компания прямо вцепилась в него, не давая уйти, но он как-то легко высвободился из этих оков и поднял руку к небу, прося тишины. Все замерли, а он полез во внутренний карман пиджака, долго там рылся (или делал вид), а в итоге достал и передал изумленной компании огромную бутылку шампанского. Пока они все раскрыв рты оценивали фокус, человек в белом пиджаке уже стоял пред незнакомцем.

- Что хотят эти люди, Бумлер? – спросил незнакомец.

- Они хотят праздника. Сегодня пятница, пять дней они работают, а сегодня перед выходными хотят пить, есть, гулять и веселиться.

В это время открылась бутылка шампанского, раздались радостные крики.

- Но вон смотри, другие люди так не ведут себя.

- О господин, у них же просто нет наверно ни вина, ни денег. Но если дать им, все они начнут гулять и веселиться.

- Так дай, пусть тут начнется пир! – сказав это, незнакомец повернулся и зашагал к Сретенскому бульвару. 

Бумлер поклонился и направился к своей компании.

- А мы уж заждались, кричали ему, и шампанское кончилось. Еще покажешь фокус?

- Как кончилось? – вскричал Бумлер. – За Вами столы накрыты!

Молодые люди обернулись и обомлели. На газоне, прямо на зеленой траве лежала белоснежная скатерть. Она была метра полтора шириной, а длинной похоже с весь бульвар. И чего тут только не было: горячие, только с мангала шашлыки, пицца как будто только из печи, паста, различные соусы. А рядом суши, ролы, между ними нарезки колбасы, бекона, сыра, всевозможная рыба. А посреди скатерти стена из бутылок – вино и красное и белое, розовое и шампанское, виски, джин, кашаса, водка, шнапс. Ликеры, пиво всех сортов возможных, а рядом тарелки с креветками, баварские колбаски, раки, вобла. 

Все остолбенели, и невольно повернулись к Бумлеру, но того уже и след простыл. Люди с других лавочек и прохожие тоже почувствовали запах этих блюд, с удивлением рассматривали скатерть. Потом начали подходить. Сначала брали в руки, нюхали, крутили, потом начали пробовать. 

И тут начался пир! Люди если, пили, смеялись и пьянели. Пошли телефонные звонки, посты в сетях. Люди все пребывали, и скатерти все ломились от яств. Уже через полчаса весь бульвар был заполнен людьми. Кто-то только приходил, другие уже засыпали под деревом, кто-то неровной походкой шел в сторону метро, унося с собой, что мог вынести из-за стола. 

Прибывший наряд полиции даже не стал вмешиваться, увидев сие столпотворение. Срочно сообщили дежурному по городу. Вся полиция в центре города была поднята по тревоге, никто не понимал, что происходит – то ли митинг, то ли флешмоб, то ли просто пьяная вакханалия. А происходила именно она. 

Незнакомые друг другу люди, после трудной рабочей недели вышедшие на пруды подышать воздухом, да может пропустить по бокалу пива, сидели в обнимку кто на траве, кто на лавочке, кто на скатерти, вливали в себя очередную порцию дорого коньяка. Другие включили музыку на телефонах, танцевали или пытались это делать. Кто-то лез на дерево, другой кинул огромный кусок пиццы в проезжающую мимо машину. 

Прибыл ОМОН, но ничего не смог сделать - полупьяные люди оттесняли бойцов от этого праздника жизни. В итоге хватали только немногих отходящих в сторону от основной толпы.

Появился начальник московской полиции. Поняв, что так просто народ не разогнать, он принял решение хотя бы не дать для начала подходить новым людям. Началось оцепление Чистопрудного бульвара. Движение перекрыли, ОМОН встал живой цепью на проезжей части с обоих сторон. Но бойцов не хватало. Несколько грузовиков с солдатами внутренних войск из дивизии Дзержинского, вызванных из Балашихи, стояли еще в пятничных пробках. А люди все проскакивали через оцепление. Прошел почти час пока бульвар взяли в плотное кольца. Внутри гуляли, снаружи, отделенные кольцом полиции, толпились люди и снимании все происходящее на телефоны и планшеты.

Как в бане нет генералов, так не было социального разделения в этой сумасшедшей вечерней пьянке. Рядом с банковскими клерками пировала компания студентов. Напротив них сидели двое грузчиков из логистического центра, которые должны были уехать домой на электричке с Ярославского вокзала. До электрички было еще два часа и они отправились пешком на бульвар, выпить по пиву, да так тут и остались. Домой они уже сегодня не попадут.

С ними рядом сидел человек в белой рубашке с ярким пятном от томатного соуса. Он работал тут рядом, в офисе международной страховой компании, возглавлял целый отдел. Но теперь, окосев от коньяка, вел беседу с двумя грузчиками, периодически наполняя стаканы. Он пытался подмигивать своими мутными глазами двум девчонкам, сидящим в паре метров от него с бутылкой вина. Они работали в салоне связи на Покровке, отпросились сегодня пораньше и естественно тоже попали на банкет.

За ними под большим деревом спал человек в драных джинсах и футболке, которая уже давно не знала воды и порошка.

Чуть дальше сидели три молодые девушки, работавшие секретарями у нотариуса. Их развлекал невысокий человек с лысеющей головой. Он представился им как летчик на пенсии. В этот день он поругался с женой, купил бутылку водки и пошел в неизвестном направлении. И как итог — тоже набрел на этот праздник жизни. 

Были тут и представители южных республик бывшего Советского Союза. С Казанского вокзала подоспела группа солдат, а вернее дембелей. Они отдали долг своей стране и теперь добирались домой с пересадкой в столице. 

После тяжелого дня отдыхали на траве вкушая шашлык несколько железнодорожников крупного телосложения, привыкших махать тяжелыми кувалдами и ломами.

Алкоголь и жара делали свое дело — многие начинали засыпать прямо на газоне, кто-то лежал лицом в тарелке с салатом, других рвало.

Начались и выяснения отношений. Ставшие казалось бы вечными друзьями грузчики и начальник отдела, вдруг обнаружили, что придерживаются разных политических взглядов. В итоге начальник отдела, ранее надо сказать в повседневной жизни особенно политикой не интересовавшийся, вдруг начал яростно защищать свои идейные ценности. Он дозащищался до того, что бросился душить одного из грузчиков. Однако второй моментально присек эту политическую баталию резким ударов в глаз. После чего начальник отдела посылая проклятия на бывших друзей пошел искать другую кампанию. 

Летчик уже достаточно утомил девушек и они, пока безрезультатно, старались его отшить.

А железнодорожники что-то не поделили с гостями из южных республик. Между ними стал назревать нешуточный конфликт.

Вокруг было все в изобилии — и закуски, и напитки. Но людям чего-то не хватало. Эмоций?

Хотя можно ли было назвать их людьми? Красные лица, стеклянные глаза, потеря координации движений, времени и реальности. Человек в дорогом костюме сидит прямо на траве. Завтра наверно с ужасом понесет костюм в химчистку. А эта милая девушка, в течении дня несколько раз достававшая зеркальце и подводившая брови, подкрашивавшая губки и бесконечно в течении дня поправлявшая свои длинные волосы, теперь даже не замечала размазывшейся по щеке помады и потекшей туши.

Некоторым не сиделось на месте, они стали шататься по бульвару с удивлением рассматривая появившееся полицейское оцепление, кто-то барахтался в пруду.

Самые стойкие продолжали пир.

III

Пока продолжалась вакханалия, незнакомец прошел через Сретенский бульвар и по Рождественскому пошел вниз под горку к Трубной площади. Тут открывался прекрасный вид старой вечерней Москвы, спрятанный за зеленью кленовых листьев. Оказавшись на Трубной, он свернул на Неглинную, где когда-то текла река, спрятанная давно человеком под землю. Тут был припаркован дорогой черный автомобиль. Из него выскочил длинный человек в темно-красной рубашке и открыл Незнакомцу заднюю дверь. Оба сели в машину.

- Где остановимся Луций? – спросил Незнакомец.

- На Большом Афанасьевском нашел прекрасный двухэтажный особняк. В минуте от Гоголевского бульвара. Там банк располагался, но съехал. Сейчас проблема с арендаторами. Кризис у них! Помещений больше, чем желающих их арендовать. Хозяин готов прямо сейчас показать. А что? Сидит без денег, да еще коммунальщикам надо платить, вот и готов хоть днем, хоть ночью нестись в надежде найти наконец арендатора!

- Едем! - властно произнес Незнакомец.

Машина выехала на Трубную, свернула налево и понеслась вдоль бульваров в сторону Никитских ворот. Хотя многие рванули на Чистые пруды, на Петровском бульваре было много народа, на Тверском еще больше. Проскочили Никитские ворота, пролетели под Новым Арбатом и через пару минут машина была уже на Большой Афанасьевском.

Небольшой двухэтажный особнячок втесался в переулок между многоэтажными домами. Хотя правильно сказать — это дома построили рядом с особнячком. Прямо за ним тоже возвышался пятиэтажный дом, который хоть и был моложе особнячка лет на сто, имел более дряхлый вид.

Весь этот достаточно длинный переулок расположенный параллельно Гоголевского бульвара и тянувшийся до Арбата был перемешан архитектурными стилями. Маленькие дома восемнадцатого века соседствовали со строениями советской эпохи, а ближе к Арбату на месте снесенных пятиэтажек возвышались дорогие элитные дома двадцать первого века.

Особнячок был покрашен в светло-серый цвет. По фасаду оставались следы от снятых рекламных конструкций и внешних блоков кондиционеров. У входа часть стены была наскоро заделана красным кирпичом, раньше тут был установлен банкомат. Выше была натянута красная растяжка, сообщавшая о сдаче здания в аренду, какими пестрила сейчас вся Москва.

Прямо у здания на тротуаре стоял небольшой синий автомобиль. Рядом с ним человек небольшого роста в розовой рубашке, курил очередную сигарету. Рядом валялись несколько окурков. Это был владелец здания. Казалось, он уже потерял всякую надежду сдать свою недвижимость. Деньги катастрофически кончались — ведь он уже лет десять жил только на аренду, другого дохода у него не было. Но в один прекрасный момент беззаботная жизнь кончилась. 

Кризис прошелся по всем — это цунами ударившее в две тысячи восьмом, пришло второй волной в две тысячи четырнадцатом. Но волной более большой и разрушительной. Из помещений съезжали сети салонов связи, ювелирные, аптеки, рестораны, банки, магазины одежды.

Особняк находился в немноголюдном переулке, там не было больших проходящих потоков людей за счет которого и платили колоссальную аренду торговые сети. Такие особнячки с удовольствием арендовали банки, инвестиционные, страховые компании. Эти офисы были дешевле очень намного чем первая линия. 

Но теперь все изменилось. Спрос сильно упал — компании и банки закрывались, банкротились. В то же время появилось огромное количество бизнес-центров, а еще бизнес-парков. Последние — обычно бывшие заводы, переделанные под бесчисленные офисные площади, сдавались очень дешево. Прекрасные старинные особнячки в центре города пустели.

Луций вышел и кивнул ему, после чего открыл заднюю дверь машины. Незнакомец вышел, в руке он держал трость.

Хозяин здания бросился к нему.

Добрый вечер!, - он расплылся в улыбке. - Меня зовут Сергей Антонович, можно просто Антон! Ой! Сергей, Сергей я.

Владелец здания явно нервничал. Периодически кто-то приезжал смотреть здание, но часто это были риелторы. Причем они не выдавали себя, а пытались вести как арендаторы. Приезжали сотрудники компаний, отвечающие за аренду. Но сейчас он понял, что видит перед собой человека, принимающего решение.

- Я единственный владелец здания, собственник! Все напрямую, без комиссий и агентов. Ремонт прекрасный, был банк. Да если б не кризис! А у Вас вид деятельности...

- Берем! - строго и властно сказал Незнакомец не дав ему договорить. И оставив «просто Сергея» стоять на улице в открытым ртом, зашел в здание и закрыл дверь.

Сергей стоял с открытым ртом то не веря своему счастью, то начиная думать, что над ним шутят.

- Вот Вам аванс, - раздался сзади голос Луция. - Мы хотели бы занять особняк сегодня же. 

- Но договор, договор, документы…юристы... - начал хозяин.

- Пришлите Вашего юриста в понедельник, а пока ключи давайте. Ну друг мой до свидания! До новых встреч!

Сергей все еще не закрывая рта машинально сел в машину. В чемодане были пачки стодолларовых купюр, это была плата наверно за полгода. Он хотел было выйти и еще что-то сказать, но Луций заходя уже в здание повернулся и строго посмотрел на него. 

- Да пусть прям сейчас забирают, - подумал Сергей. - Пусть договора нет. Что они его съедят что-ли, здание-то?

И он решил срочно поехать на дачу и на пару дней забыться от проблем, которые тяготили его пару месяцев. И он понесся вниз по переулку.

Луций вошел в особняк. Вместо банковских перегородок и светлых стен внутри теперь был огромный зал с массивными колоннами. На стенах висели картины, дорогое оружие, стояли огромные вазы, статуи эпохи Возрождения. 

Незнакомец восседал на огромном кресле переливающемся блеском драгоценных камней. Он кажется задумался о чем-то и смотрел куда-то вдаль. В его ногах лежали два огромных черных мастиффа. Их красные глаза, казалось, видели каждый уголок зала.

Вслед за Луцием вошел Бумлер. Он был в явно приподнятом настроении и улыбался какой-то нечеловеческой улыбкой.

- Ну что, гуляют все?, - спросил его Незнакомец.

- Весь бульвар, пьют едят, кто может. Некоторые уже превратились в свиней, другие песни поют, дерутся уже некоторые. А на Лубянке совещание идет, думают иностранная диверсия!

На улице темнело. В зале заиграла тихая музыка. 

- Про вакханалию узнали уже за границей, в новостях показывают, - перебил его Луций. 

- Ну ладно, уж заканчивать пора, - сказал Незнакомец. - Да, сильный будет ливень и многое расставит по местам!

Луций и Бумлер поклонились и вышли. 

Незнакомец остался сидеть задумчиво в кресле. В его руках вдруг оказалась книга, довольна старая, обтянутая бычьей кожей. Она была рукописной, написанной на разных языках - от уже забытых древних до современных. Он стал медленно листать ее как-будто перелистывал историю человечества.

С виду она не была очень толстой, но он листал и листал, а страницы все не кончались. Наконец он остановился и молвил:

- Сегодня тут начнется новая глава!

Книга исчезла из рук его, в камине вспыхнул огонь ярко отразившись в драгоценных камнях отделки кресла.

IV

А люди все не расходились, темнело, но столы продолжали ломиться. Уже никто не хотел есть. Одни вели задушевные беседы, другие то ли пели, то ли выли песню, другие уж пустились пляс.

Но темное летнее небо озарила молния, грянул гром. Дождь ударил о землю всей силой холодной воды. Погода сделала то, что не могла сделать полиция. Люди вскакивали, прятались под деревья, бежали в метро, пытались укрыться в ближайших домах, магазинах, кафе.

Бульвар постепенно пустел, теперь полиции приходилось тащить только смертельно пьяных, которых бывшие собутыльники оставили спать в лужах.

Мокрые и грязные, не понимающие где они находятся и кто и куда их тащит, они брыкались, махали руками, ругались.

Людей развозили по больницам, вытрезвителям, кого-то просто везли в отделение. Пьяных было огромное количество. Газоны превратились в месиво из остатков еды, земли и размокшей бумажной скатерти. В лужах плавали остатки еды и пустые бутылки. Дождь смывал следы этого праздника чревоугодия.

Бульвар превратился в большую свалку. По дорожкам текли ручьи, по которым борясь с волнами плыли флотилии пластиковых стаканчиков. Зеленые подстриженные газоны были превращены этими любителями чревоугодия в вытоптанный пустырь, захламленный мусором.

В это время оперативники обходили все ближайшие здания. Но скоро выяснилось, что незадолго до начала вакханалии, по всему бульвару то отключался, то включался свет. В итоге ни на одной записи с камер наблюдения не было момента, когда накрывали столы.

Всех протрезвевших сразу допрашивали, но все говорили одно и тоже – либо шли мимо и приобщились к банкету, либо кто-то им позвонил, либо прочитали в соцсетях. 

Пытались составить цепочку. Проверяли тех кто звонил и писал в соцсети, но оказывалось, что они сами просто проходили мимо. Круг замыкался. 

Начали отпускать тех, кто пришел позже, оставляли только тех участников пира, кто был с самого начала. Допрашивали. Кричали. Угрожали.

Ответ один — никто не видел как появилась скатерть.

Полицейское начальство метало громы и молнии. 

Как!, - кричал начавший седеть генерал, на очередном совещании. - Как можно накрыть столько? Да тут продуктов на три фуры! Как? Они откуда взялись?

Оперативники просматривали все камеры в центральном округе, все Бульварное и Садовое — никаких фур, грузовиков.

Да одну эту скатерть расстелить нужно час наверно потратить!, - продолжал кричать генерал. Его уже предупредили о возможной отставке. Кто-то должен был понести наказание.

Было огромное количество видео этого ужасного пира, но ни одной зацепки, как он начался. Продукты были уничтожены. Стали исследовать бутылки. Весь алкоголь оказался качественным и дорогим. Шотландские и американские виски, французский и армянский коньяк, итальянская граппа, английский джин – все было настоящим, но ни одна бутылка не имела российских акцизных марок, все было ввезено в страну нелегально.

Если не было фур и грузовиков — принесли сами. В сумках, пакетах. Те кто устроил эти акцию! У правоохранителей оставалась только эта версия.

Наконец генералу доложили:

Один признался, говорит что он устроил!

Генерал вздохнул с облегчением. Он ничего не ответил вытянувшемуся перед ним референту, а подошел к шкафу, достал графин и не глядя налил не меньше половины стакана. Потом выпил залпом, вздохнул, повернулся к референту и сказал тихим голосом:

- Сюда его, сюда ведите....

Через пару минут в кабинет генерала вошли двое в штатском, которые ввели невысокого человека в синих джинсах и такой же куртке. Одежда его слегка зеленела пятнами от травы бульварных газонов. Волосы были взъерошены. Лицо его украшали очки с толстыми линзами в старой пластиковой оправе. 

- Ну, - рявкнул генерал. - Кто?

Товарищ генерал!, - выпалил появившееся из-за оперов полковник. - Со слов Вяземский, Сергей Платонович. Признался, что состоит в тайной организации, что имеет отношение...

Кто притащил все это на бульвар?, - недослушав закричал генерал. Он бросился к Вяземскому и вцепился в его куртку. Никто не вмешивался.

- Товарищи принесли, - ответил Вяземский.

- Кто, сколько Вас? 

- Да много, много на бульваре было, а потом еще примкнули.

Генерал отпустил его куртку и начал ходить по кабинету.

- Как называется Ваша организация, кто спонсирует? Олигарх какой-нибудь? Или из-за рубежа

В его голове мелькнула мысль, что можно еще выкрутиться, может обойдется. А если он раскроет заговор, тайную организацию? А может еще одна большая звезда будет вышита на его погонах?

Тут он вернулся в реальность. Генерал сам подвинул стул и предложил Вяземскому садится. Оперов выгнал, остался только полковник. Генерал сел за стол и уже с ласковым выражением лица сказал:

Сергей Платонович, Вы же понимаете, что задержали не только Вас, сейчас и другие дают показания. Никто не уйдет от наказания. От заслуженного наказания! Это ж преступление против государства. Но ведь можно сотрудничать... И наказание смягчится, а то и дело закроем против Вас.. ну или того, кто начнет сотрудничать, другого. Ну что согласны сотрудничать?

- Да, - весело ответил Вяземский. - И есть хочу, да выпить бы. 

Генерал вытащил из шкафа штоф и бутерброды, референту дал указание готовить кофе. Они выпили.

- Кто финансирует Вашу организацию, кто руководит ей в Москве, - из генерала просто сыпались вопросы. - Из-за границы?

- Да не из России, - загадочно отвечал Вяземский. - На связь выходим в основном ночами, нас много, очень много!

- Ваши цели?

Спасти, народ спасти от...., - он искоса посмотрел на полковника.

- За чем проводили акцию?

- Как зачем?, - приобщать народ к алкоголю! В нем спасение. Нужно строить заводы, раздавать водку бесплатно, бесплатно слышите!

- Так Вы... Вы через водку хотите....

Вяземский покосился на полковника и начал что-то показывать глазами генералу. Он не мог понять что хочет задержанный, но подумал, что их мешает полковник.

Оставьте нас, - приказал он.

Как только полковник вышел, Вяземский сразу подвинулся ближе к генералу и начал говорит шепотом:

Этот полковник, он тоже, я узнал его, арестовать надо, срочно арестовать!

Да Вы что, это мой зам!, - генерал выпучил глаза и с ужасом смотрел на Вяземского.

- Да он тоже! Нужно срочно строить заводы! Они уже здесь, их много!

- Да кто они?, - совсем уже запутался генерал.

Вяземский встал, налил себе еще из графина. Он поднял стакан, осмотрел его и сразу залпом выпил, а потом грозно посмотрел на генерала и сказал:

- Черви, галактические с Сатурна. Они вселяются в людей, повелевают их разумом, они хотят уничтожить человечество! Они боятся только одного, водки! Генерал! Мы прилетели с планеты Юпитер, Вы первый кому я открылся....

Генерал потерял дар речи, он сидел уставившись в Вяземского.

Тут дверь резко отворилась и влетел бледный полковник. 

- Товарищ генерал, - кричал полковник, казалось все продолжая белеть. - Я ориентировки... сейчас... смотрю... он.....

Он показывал пальцем на Вяземского, руки нервно тряслись. 

- Ориентировка... вчера из психушки сбежал....

- Я же говорил, - взревел Вяземский. - Червь галактический! 

Он схватил графин, бросился к полковнику и попытался влить ему в рот оставшуюся водку. Его скрутили оперативники и вытащили из кабинета. 

Дальше следствие так и не продвинулось.

 V

Дождь кончился только к полуночи. Улицы были пустынны и полны воды. Большой Афанасьевский превратился в небольшую реку, которая постепенно текла в сторону Арбата. Но и со стороны Арбата с возвышенности навстречу текла другая река. Потоки соединились на Сивцевом вражке образуя на перекрестке небольшое озеро.

Небо стало чистым. Полная Луна освещала все еще мокрую брусчатку Старого Арбата. На улицах не было ни души. Рядом с театром Вахтангова на ступеньках у фонтана сидел человек. Он опустил голову и обхватил ее руками.

Все мысли смешались в его голове. Несколько часов назад он понял, что потерял сегодня все в своей жизни. Хотя все — это то немногое, что он имел.

Звали его Генрих, работал в одном из московских НИИ. Он был химиком, обычным рядовым химиком, которому явно было далеко до Менделеева, Бора или Бутлерова.

Его институт располагался в центре города в старом здании, которое очень давно не ремонтировали. Вокруг были офисные особнячки и посольства, а между ними обшарпанное желтое здание, скрытое от мира за вековыми деревьями. Здание было окружено высоким и толстым бетонным забором. Забор этот был с одной стороны покрашен темно-желтым, с другой стороны коричневым. А за зданием была достаточно большая территория, идущая под гору. Все это предавало ощущение, что за этим старым забором скорее переплавляют свинец в золото алхимики, чем представить современный химический НИИ.

 Он работал в лаборатории, смешивал химические реактивы, проводил опыты, делал расчеты. И так изо дня в день. А вечером, придя домой смотрел фильмы, читал книги или просто погружался в просторы интернета.

Он был неглупым человеком. Его руководитель был им очень доволен. Он как-то предложил ему написать кандидатскую диссертацию видя в молодом человека научный потенциал. Но Генрих как-то испугался этого. Сказал, что еще не готов. Нужен опыт. Руководитель не настаивал, но через год опять обрушился на Генриха с тем же предложением. Он говорил о перспективах будущему кандидату химических наук и уже в своих доводах дошел почти докторской степени, но видно этим напугал Генриха еще больше. Тот начал опять петь свою песню про опыт и про и отсутствие времени, которого у него, если честно, было более чем достаточно. Больше его руководитель этот вопрос не поднимал.

И вот сегодня Генриха уволили. Не за какие-то нарушения, не за прогулы, не за плохую работу, не пьянство. Просто начались реформы в науке и Генрих попал под это маховик. В НИИ началось сокращение штата. 

Жил он все это время в общежитии НИИ, там ему разрешили остаться еще на месяц, пока он определиться с его дальнейшей судьбой. Он был один, совсем один. И он был просто не готов к этому.

Он боялся перемен. И жизнь его была практически одинаковой. Работа и дом — вот расписание буднего дня. А выходные? Дом, прогулки в парке в полном одиночестве, театр или музей иногда.

Редкие встречи с однокурсниками приносили разные чувства. Один защитил кандидатскую, второй работал технологом в крупной иностранной компании, третий вообще торговал автомобилями и уверял всех, что зря потратил время на институт. А Генрих с удовольствием их слушал и все время боялся когда они спросят у что творится в жизни у него. Да также все - работаю в том же НИИ, на той же должности.

Генрих долго бродил по Москве, потом начался дождь. Он промок, но продолжал идти в неизвестном направлении. Шел куда ноги несут. 

Сначала он не чувствовал дождя, но когда ливень ударил со страшной силой, он побежал по Старому Арбату ищя укрытия и вжался в решетку под аркой театра, чтобы хоть как-то скрыться от стихии.

Когда дождь стих, он вышел из своего убежища и сел на ступеньках. Его рубашка вся промокла, но он не чувствовал, казалось, ничего. Его мысли были далеко. 

А Старый Арбат предстал пред ним другим — ночным, таинственным, холодным. Сколько раз гулял он тут днем толкаясь среди туристов. Арбат кишел, как гигантский муравейник. Нескончаемый поток туристов, фотографировавшихся у каждого дома, а то и у каждого магазина, продавцы сувениров, продавцы книг, между ними зазывалы суют тебе рекламные листы — зовут в кафе, в ресторан, сделать татуировки, что-то продать, что-то купить. Рядом художники, а потом музыканты. Один сидит с гитарой, второй стоит с флейтой, перед ними обязательно перевернутая кепка или коробка. Там уже лежит немного мелочи и пара купюр, брошенных ими же. А рядом, прилепив большой кусок пленки к брусчатке, другой художник рисует картины баллончиками с краской.

И вдруг ночь. Тишина. Горят фонари. Светит Луна. И ни души. Холодно и сыро. Он просидел не меньше часа. Только китайская принцесса Турандот, безмолвно возвышалась над ним.

Послышались шаги и Генрих поднял голову. Перед ним стоял человек в дорогом костюме с тростью в руках. Он пристально смотрел на Генриха и при все Луны его взгляд был страшен. Генрих попятился назад и прижался спиной к фонтану.

- Кто Вы? – спросил он.

- Я тот кого ты ждал, тот кого ты звал, путь даже подсознательно. Решается твоя судьба. Химия, физика... — точные науки не для тебя и тебе давно нужно было бросить их. Сколько времени ты потратил в пустую, - говорил Незнакомец, а Генриха охватывал озноб.

Он действительно думал об этом, неоднократно. Особенно в последнее время. Никому он не поведал своих мыслей. А мысли давили на него, но Генриху было страшно что-либо менять. Он закончил институт, потом столько времени отдал своей работе, наука стала в каком-то роде смыслом жизни. Но смыслом бессмысленным. И больше всего на свете он боялся признаться себе в этом.

И не было никого, ни одного человека, с кем он мог бы это обсудить, кому доверить свои мысли. Наверно единственным человеком, которому он хоть как-то мог открыться был Дмитрий Иванович — его руководитель по институту.

Дмитрий Иванович отстаивал Генриха до конца, он не хотел чтобы его увольняли. Но после долгих разговоров, Дмитрию Ивановичу тогда было предложено уволиться самому. Ему больше ничего не оставалось...

А Незнакомец подошел еще ближе, страшные глаза впились в Генриха. Молодой человек был просто парализован, он как окаменел и не мог ни шевельнуться ни даже отвести свой взгляд. 

А незнакомец продолжал:

- Но знай! Ты слышишь! Никогда не поздно изменить судьбу! Ни в двадцать, ни в тридцать, ни даже пятьдесят! Пришло твое время, круши все, меняй все! А главное - победи свой страх. Он не дает тебе творить. Творить! Ты человек искусства. Ты же пробовал в детстве рисовать. И у тебя хорошо получалось, но окружающие люди высмеяли тебя и ты спрятал свой талант из чувства страха!  

Так иди и твори! Но ты не из тех, кто может творить в полном одиночестве. Тебе нужна она, твоя муза, твое будущее, твое все. Ты найдешь ее, ты нарисуешь ее и тогда твой талант раскроется в полную силу!

- Но я, но я… - застонал Генрих. Нужно учится…

- Молчи! – вскричал незнакомец. Глаза его стали загораться красным огнем, Генриху показалось, что он стал выше ростом. Теперь он полностью загородил Луну и стоял над Генрихом. – Уничтожь свой страх, твори и ты создашь шедевры. Страх только лишь ограничивает возможности твои, страх не дает людям раскрыть свой потенциал. Победи страх перед самим собой и будешь ты великим, ну а взамен…. Его лицо исказило страшная гримаса. - Беги же к ней!!!

Генрих вскочил и бросился бежать в сторону ресторана Прага. Ноги сами несли его куда-то, он несколько раз оглядывался. Незнакомец все также стоял при свете Луны. 

Генрих выскочил на Новый Арбат, но ему казалось, что он все еще чувствует дыхание незнакомца. Побежал мимо Никитского бульвара, свернул налево и скрылся в лабиринте переулков.

VI

Расставшись с незнакомцем на Чистых прудах, девушки приехали в ночной клуб в прекрасном расположении духа. Немного постояв в очереди при входе, они сначала отправились к барной стойке. Проданная за пятьсот евро сигарета позволяла им теперь веселится сегодня на полную.

Они сидели за столиком на балконе, смотрели сверху на танцующих веселящихся людей, пили коктейли. Кристина с каждым глотком ощущала неимоверную легкость. У нее было ощущение, что она сейчас взлетит, энергия кипела в ней. Она смеялась, такого прилива эмоций, такого прилива радости она не испытывали еще никогда в жизни.

Она практически потащила подруг на танцпол. Она танцевала, кружилась, вертелась без остановки, она зажигала весь зал. Люди стали стягиваться к ней, многие мужчины обратили на нее внимание, но она не видела никого и ничего. Она танцевала для себя. 

Подруги несколько раз уходили за столик, пытаясь утащить и ее. Но она не пошла с ними, не поддалась и мольбах каких-то молодых людей. Она продолжала танцевать, продолжала веселиться.

Так продолжалось несколько часов. Подруги ее нашли себе кавалеров и сидели с ними за столиком, поднимая бокалы с шампанским. Музыка гремела, быстрая сумасшедшая заводная. Публика начинала задыхаться в неистовой скорости танца.

И тут заиграла спокойная мелодичная музыка. Кристина вдруг остановилась, мужественный голос почтенного итальянца прекратил ее сумасшедший танец. Многие мужчины бросились к ней, приглашая на медленный танец, но она как лань проскользнула мимо них и направилась к выходу. Ей нужен был воздух, ей вдруг стало безумно душно в этом мигающем огнями клубе. Она взяла сумочку и вышла на ночную улицу.

Светила Луна, вся улица была залита серебром ее света. Кристина пошла по мокрой улице. Было тепло, ночной воздух был чистым и свежим. Она быстро промочила туфли и, даже обрадовавшись этому, сняла их и продолжила путь босиком. А музыка играла в ее голове, ей казалось что песня о ней, хотя и не понимала языка. Вспомнился Незнакомец: он то бы перевел!

Она брела в непонятном направлении и скоро очутилась на узкой темной улице. Вокруг были двухэтажные здания, какие-то посольства, офисы. Она брела в ночной тиши, смотрела в звездное небо. Ей казалось, что она теперь слышит Лунную сонату Бетховена. Кристина находилась в состоянии блаженства. Ее сейчас все радовало — и мокрая улица, и серые дома, и безлюдное место.

Вдруг что-то хрустнуло. Кристина обернулась и увидела, как из кустов, что росли у одного из особняков, казавшегося заброшенным, вылезает человек. Он был маленького роста, то ли в шортах, то ли в трусах, а сверху белая рубашка, один из рукавов которой был оторван.

И Кристине стало страшно. Она вдруг увидела наконец незнакомую улицу, ощутила темноту летней ночи. Музыка стихла в ее голове. Кристина быстро пошла прочь. Сзади слышались шаги, но она не оборачивалась.

А шаги все приближались. Кристина побежала вперед, что есть мочи. Она неслась по еще не высохшим лужам, бежала неизвестно куда по темной улице. Трясясь от страха она выскочила на перекресток и вдруг столкнулась с ним…

Кристина вскрикнула и остановилась, он от ужаса вжался в стену. Они стояли и смотрели друг на друга. Генрих, а это был он, в ту минуту забыл обо всем, что случилась ранее. Он любовался ее волосами, которые ласкал лунный свет.

О королева, нимфа ночи!

Властительница темноты!

Тебя искал я долго очень

Мне под Луной явилась ты!

Вдруг пришло ему на ум, хотя он не писал никогда стихов и не пробовал. Она стояла перед ним испуганная и величественная, растрепанная и прекрасная. Он понял, что это была она.

- Я не напугал Вас? – прервал он наконец молчание.

- О нет, - ответила Кристина. - Наоборот!

Она тоже будто очнулась ото сна и обернулась назад, вспомнив о преследователе. Но никого не было видно, только было слышно как кто-то в далеке шлепает по лужам.

- Я просто испугалась, мне показалось что за мной кто-то шел. И честно говоря я заблудилась. 

И тут Генрих понял, что тоже не знает, где находится.

- Представьте себя, я тоже – промолвил он.

- Ну что ж, тогда пойдемте искать дорогу! - ответила она.

Они шли молча и только улыбались друг другу. Кристине снова показалось что она слышит звук рояля. Они брели по какой-то улочке, наслаждались тишиной.

А тишина сопровождала их. Как-будто они шли не по Москве, не по никогда не спящему мегаполису, и днем и ночью шумящему, бегущему, яркому и освещенному. По этим улочкам и переулкам между Садовым и Бульварным, они плутали как по маленькому старинному городку в российской глубинке. И лишь особнячки прошлого и позапрошлого века были свидетелями этой ночной прогулки.

Генрих не мог оторвать от нее глаз. В этом серебряном мире, который создала вокруг них Луна, она шла рядом с ним, улыбалась прекрасной улыбкой. Ее пышные светлые волосы закрывали плечи, казалось светились, блестели серебром.

Они перенеслись в волшебное сказочное серебряное королевство и шли как его властители — король и королева. Шли и не чувствовали ни страха, ни луж под ногами.

Слова. Эти тысячи звуков, вырывающиеся из глубин души человеческой. Слова, которыми люди передавали друг другу свои чувства, свои эмоции, свое отношение наконец к другому человеку.

Им не нужны были слова. Это было какое-то мгновенное мимолетное счастье. Они просто шли, а вместо слов были мысли.

У него — мыли о ней. Она плыла перед ним, как богиня, по этому волшебному царству. С каждой секундой, с каждым движением он начинал любить ее. Она сейчас была для него всем: всем огромным миром, всей планетой, всей жизнью. Он забыл свои проблемы, свои горести и несчастья. Забыл весь ужас сегодняшнего дня.

Величайшая депрессия начавшаяся сегодня после череды неприятных событий, к которым он не был явно готов и которая должна была несомненно погубить его в ближайшие годы, вдруг ушла. 

У нее не родилась любовь к нему, не было высоких чувств. Но она попала в какой-то другой мир, в какаю-то сказку. Он не был прекрасным принцем, победившим дракона, чтобы проводить ее потом во дворец, где все королевство будет лежать у ее ног. Нет. Для нее он моментально стал скорее добрым другом, который вел заблудившуюся девушку по ночному сказочному королевству.

И они были счастливы. Каждый по-своему. Счастливы без слов, счастливы в мыслях. Счастье относительно момента времени.

А может быть счастье и есть только миг, только промежуток времени? И вечно счастлив может быть лишь сумасшедший. Время идет, мир вокруг нас меняется. Происходят события, люди совершают поступки, природа живет по своему, никому не подвластному закону. И счастье кончается, может быть чтобы начаться снова.

Вдруг они вышли на Тверской бульвар. Перед ними снова был огромный мегаполис. Ночь уже близилась к концу, но по бульвару еще шатались люди вышедшие из баров на прохладный свежий после дождя воздух. 

Напротив них был театр. По бульвару горели фонари, дополняя белый лунный свет желтым.

Кристина как-то машинально махнула рукой такси, проезжающему мимо. Такси остановилось.

- Спасибо Вам, что проводили. – сказала она.

- И Вам, - ответил Генрих.

Они снова молчали. Таксист окликнул их, прервав новую сцену безмолвия. Она последний раз взглянула ему прямо в глаза и вдруг подарила ему горячий поцелуй. И сразу быстро села в машину. Такси исчезло в ночи.

VII

Субботним утром, когда Москва еще не проснулась от пятничного веселья, на улицах было пустынно. Лишь только дачники, оставшиеся вчера дома благодаря ливню, теперь выезжали за город, забивая дороги. Но центр Москвы был свободен.

А по Новому Арбату летел красный кабриолет. На рулем сидел Луций в красной майке и красной бейсболке. Рядом Бумлер — все в том же огромном пиджаке. В одной руке он держал колбасу, в другой огромную кружку пива. В машине гремела музыка, заставляя оборачиваться немногочисленных прохожих. Бумлер откусывал колбасу большими кусками и тут же запивал пенным пивом. Колбаса была явно вкусная, пиво холодным. Блаженная улыбка возникала на его лице в промежутках между глотками.

У перекреста с Садовым кольцом их заметил инспектор. Капитан Поборский, невысокий человек с пивным пузом, только что отослал сержанта-напарника в ближайший магазин за сигаретами. Увидев несущийся красный автомобиль, он вылетел на дорогу, чуть не попав под колеса поворачивающей направо машины и грозным движением жезла остановил любителей громкой музыки и скорости. Главный вопрос для Поборского был: «Пьян ли водитель?». Для него самым лучшим подарком было в субботнее утро остановить загулявшего на дорогой машине.

Луций выскочил из машины и с улыбкой подошел к капитану. Бумлер нахмурил брови и жевал колбасу.

Нарушаем, - начал капитан. Скорость превысили, музыка орет, пили?

Конечно он мог бы и не спрашивать. Его профессиональный взгляд и так уже окинул водителя и капитан понял, к своему глубочайшему сожалению, что тот был абсолютно трезв.

− О нет, господин капитан! - вскричал Луций. - Не пил, но грешен! Пьяного вожу! Это он, он все меня заставил гнать! Душно ему видите-ли, ветра хочется. Да еще он глух на одно ухо, вот и заставил музыку включать! Но штраф готовы оплатить!

− Штраф, это не мне... - начал капитал. - Документы, права страховку. Пойдемте в машину.

Они сели в машину к капитану. Он начал пристально изучать документы.

− Ой, а у Вас что-то упало, - сказал Луций, показывая взглядом вниз.

Действительно, у рычага переключения передач лежала пачка купюр.

− Да, это напарник обронил наверно. Так Вы не пили, значит. Пьяных возить конечно не воспрещается, но музыку потише, скорость превысили... немного. Предупреждение Вам!

− Конечно, уважаемый товарищ капитан. Музыку выключу, а этого алкаша я сейчас отвезу в аптеку и заставлю купить ящик минеральной воды. Спасибо за предупреждение! Вы действительно занимаетесь профилактикой безопасности дорожного движения!

После сего сказанного, Луций практически выхватил документы у слегка обалдевшего инспектора и был таков.

Поборский взял деньги, пересчитал и положил в карман. Раздался звонок мобильного. Звонил командир роты. 

- Слушай Поборский! Тут к нам журналисты иностранные приехали, их зам командира батальона по воспитательной повез по Москве. Давай там по внимательней!

Поборский вышел на дорогу. Две девушки из проезжающей мимо машины засмеялись, начали махать и сигналить ему. Он тоже весело помахал им. 

По Новому Арбату двигалась машина заместителя командира батальона по воспитательной работе. Он сам вел машину, рядом с ним сидел корреспондент иностранного телеканала. Подполковник Тишко рассказывал журналисту о буднях сотрудников автоинспекции. За ними ехал микроавтобус.

− Тут у нас особо важная трасса. Первые лица государства проезжают по Новому Арбату в Кремль, - рассказывал он. - А вот тут несет службу экипаж капитана Поборского, давайте остановимся Вы сможете сами увидеть повседневную работу обычного экипажа!

Они остановились и стали выходить из машины. Капитан направился к ним.

− Товарищ подполковник, - начал докладывать Поборский.

Но тут журналист схватился за живот и закатился таким смехом, что казалось его сейчас разорвет. Поборский, недоумевая перевел взляд на Тишко, но подполковник стоял весь красный как помидор и что-то мычал, указывая на Поборского. Оператор все снимал, хотя было видно, что тоже ели сдерживается от смеха.

Поборский посмотрел вниз и онемел. Вместо форменных брюк на нем были огромные красные трусы из атласной ткани. На них золотом были вышиты серп и молот. Поборскому становилось то жарко, то холодно. Он стоял в оцепенении. А рядом начали останавливаться машины, люди опускали стекла, снимали все происходящие на телефоны.

− Идиот! - первым пришел в себя подполковник. Поборский, очнувшись, бросился к машине, он дергал дверь, но она не открывалась. Подполковник ринулся к останавливающимся машинам, кричал, чтоб проезжали.

Тут Поборский наконец открыл дверь, но на него из салона посыпались деньги. Сто рублевые, пятисотки, тысячные, помятые и аккуратно сложенные, они лавиной стали высыпаться из машины и им не было числа. Движение на Новом Арбате было полностью парализовано, машины останавливались прямо посреди проезжей части, люди выскакивали из машин фотографировали, снимали. Тишко уже не мог справиться с этим. Он сел в машину и обреченно вздохнул.

А кабриолет уже несся по Кутузовскому проспекту. Но тут движение стало уплотняться и скорость снизилась. Они ехали в левом ряду, Бумлер ел очередную колбасу. Сзади их догнал черный седан с мигалкой на крыше. Сирена издала вой, и водитель начал вопить по громкоговорителю: 

- Принять вправо, пропустите машину с спецсигналом!

Бумлер сделал музыку еще громче. Мигалка не унималась. Но скоро движение остановилось полностью. Весь левый ряд был забит. Они остановились, но из машины сзади все раздавался судорожный крик: Принять вправо! Бумлеру это в конце концов надоело, он повернулся назад и со всей силы запустил оставшуюся колбасу в лобовое стекло машины. Звук мигалки пропал. Из машины вылетел разъяренный человек и бросился к Бумлеру. Он был одет в черный костюм, голубую рубашку. Был при галстуке. Бумлер тоже вышел из машины.

- Ты… Ты.. Идиот! Да я тебя в порошок! Я зам председателя комитета…

- Заткни рот, мне музыку не слышно, - злобно прошипел Бумлер. 

Музыка действительно громко играла. Водители соседних машин увлеченно наблюдали над разыгрывавшейся комедией. Им не было слышно, что кричали друг друга эти два человека, музыка заглушала все.

В это время Луций спокойно вышел из кабриолета и направился к машине с мигалкой. Без особых усилий он ее оторвал и подошел к чиновнику сзади. Он поднял мигалку над головой чиновника, как Папа при коронации короля, а потом резко поставил ее на голову и начал вдавливать. Бумлер схватил руки чиновника, не давая ему помещать Луцию.

Наконец чиновник вырвался из лап Бумлера, отскочил в сторону, но как он не пытался, мигалку оторвать от головы не смог. И тут она включилась и заревела. Чиновник стал метаться по Кутузовскому, движение встало. Он бегал из стороны в сторону, пытаясь оторвать мигалку, но все было тщетно. 

Он упал на асфальт, бил мигалкой о дорогу, по которой недавно она позволяла ему быстро передвигаться. Потом вскочил побежал в сторону Поклонной горы, напугав ничего не понимающих туристов.

Он носился по Поклонной горе, забегал в фонтаны, опускал туда голову. Мигалка ревела, распугивала людей. Полицейские пару минут просто стояли опустив руки и смотрели на это представление, потом все-таки бросились догонять чиновника.

В конце концов его поймали, загрузили в подъехавшую машину и увезли.

Люди на проезжей части еще немного постояли, наблюдая за этим странным и забавным происшествием, а потом сели по машинам и поехали дальше по своим делам. Движение восстановилось и только черной седан продолжал стоять в левом ряду по направлению в область.

Луций и Бумлер сели в кабриолет, развернулись прямо через сплошную и опять понеслись в сторону центра.

С Нового Арбата понеслись к Тверской и тут на пешеходном переходе не доезжая Никитских ворот им прямо под колеса выскочил молодой человек. Луций затормозил и автомобиль кажется даже не задел его. Но молодой человек почему-то артистично грохнулся на асфальт и завыл как раненный волк.

Тут же подбежал второй снимая все на телефон.

- Вы что творите!, - кричал он, продолжая снимать. - Люди, помогите, человека сбили прямо на переходе!

Луций с Бумлером вышли из машины. Пострадавший продолжал артистично стонать, с небольшим изумлением поглядывая на Бумлера евшего очередную колбасу.

- Полицию, вызывайте полицию, - кричал второй. - И в больницу его надо, он же встать не может. Вы ему наверно ноги переломали!

- Ну зачем же полицию милейший, - улыбаясь сказал Луций. - Вот Вам сто тысяч рублей на лечение! 

Он протянул молодому человеку деньги, а Бумлер, взяв в рот колбасу вырвал у него телефон, стер видео и вернул обратно.

Они сели в машину и объехав потерпевшего понеслись дальше.

- Вот это Вась нам подфартило! - сказал молодой человек держа в руках пачку денег. - Вставай пойдем в кафе посидим! Вот это лохи!

- Вань, я встать не могу! - ответил тот. 

- На брось ты придуриваться, пошли!

Сзади уже начали сигналить машины. Но Вася сидел на асфальте и не мог оторвать от него ног. Ваня схватил его за руки и потащил, подумав что его напарник и правда повредил ногу. Но не тут то было. Его ноги прилипли к асфальту, словно их приклеили на молекулярном уровне.

Водители с ругательствами объезжали их. Кто-то вышел помочь. Как в сказке про репку, Ваню вытягивали из асфальта Никитского бульвара. Но репка не поддавалась. 

VII

Генрих проснулся в своей комнате. Было около часа дня. Он не помнил как попал домой, но прекрасно видел перед собой лицо прекрасной незнакомки в лунном свете. Ее поцелуй до сих пор он чувствовал на своих губах.

Он встал с кровати и с удивлением увидел посреди комнаты мольберт. Рядом стояли холсты, краски, палитра, кисти – полный набор художника.

Генрих как сумасшедший бросился к мольберту и начал рисовать. Он не видел ничего вокруг себя – ни скучных обоев, ни старой мебели, что стояла в комнате. Вокруг него была залитая лунным светом улица и она. 

Несколько раз он срывал холст и разрывал в клочья, он рисовал улицу и ее, то идущую и улыбающуюся, то сидящую под деревом на лавочке. И вдруг он понял, что надо рисовать не улицу, надо рисовать ее. И не надо рисовать, Художники не рисуют, они пишут картины.

И он стал писать ее. Теперь она была главным сюжетом картины. И он написал ее, живой. Он написал все прекрасные черты ее лица, ее волосы посеребренные луной, огромные глаза, прекрасные губы. Она улыбалась, а на заднем фоне Луна освещала старинные двухэтажные дома, между которыми вековое дерево склонило свои могучее ветви перед ее неземной красотой. Когда он писал, он видел ее перед собою. Он был там сейчас, на этой залитой Луной улице, где рояль играл великого Бетховена.

И он окончил. Отойдя к двери, Генрих изумился ее красоте и своему таланту. 

Как-будто это была не картина, а фотография. Качественная художественная фотография, сделанная на дорогой и современной аппаратуре.

Или даже больше. Ему стало казаться, что она перед ним. И ему захотелось подойти к ней, дотронуться рукой до ее восхитительных волос. И наконец узнать ее имя! Столько блуждая по точным переулкам, он так и не узнал как ее зовут.

Вдруг стук в дверь вернул его в комнату. Комната Генриха, была на последнем этаже общежития, а соседние комнаты использовались для хозяйственных нужд. Там хранили матрасы, старую мебель и прочую ненужную ерунду.

- Генрих, да куда же ты провалился? Ты дома?

- Да, - сказал Генрих и ударил себя по голове. - Зачем я ответил!

Это был Валера. Он тоже работал в НИИ, но был года на три младше Генриха. Генриху он не нравился, да и не только ему. Человек он был действительно не хороший, мягко сказано. Он сближался с людьми, называл их друзьями, в тоже время высмеивал их в другой компании. У него побаливала печень, поэтому он не пил много алкоголя. А когда случалась вечеринка и многие его друзья и знакомые напивались, Валера подмечал их выходки, а иногда и снимал на телефон. А потом об этом узнавал весь институт. Его не любили.

Валере было скучно, он весь день слонялся по общежитию, хотя хотелось поехать в клуб. Но денег не было. И тут он узнал новость об увольнении Генриха и его скором съезде из общежития.

Валера безумно обрадовался. Ему всегда очень нравилась комната Генриха. Там же не было соседей! Можно было устраивать тусовки, включать громкую музыку, а комендант общежития сюда заходил только днем, в свои подсобки.

Он уже давно придумывал план, как выселить Генриха из комнаты. Даже начал распускать по общежитию слухи, что Генрих таскает домой химические реактивы, проводит тут эксперименты, что-то синтезирует. 

Валера надеялся, что слухи дойдут до коменданта, который очень не любил любую химическую деятельность на территории своего общежития.

Комендант даже действительно однажды вечером заходил к Генриху для осмотра комнаты, но вся химическая деятельность, что велась в комнате была в компьютере Генриха или в куче бумаг, наваленных на столе.

Валера потом долго жалел, что не рассчитал что комендант придет так быстро. Можно же было подбросить Генриху пару пробирок с перманганатом калия да диоксидом магния. Возможно, квартирный вопрос был бы решен.

Ну не тогда, так теперь. Нужно только убедить коменданта отдать комнату ему.

И тут в голову пришла еще одна грандиозная мысль. Нужно срочно занять у Генриха денег! Естественно отдавать не надо будет, ведь Генрих уедет. И можно сегодня поехать в клуб и потусить. И еще нужно купить подарок коменданту.

Он несколько раз заходил к Генриху и стучал, но ему отвечала тишина. И только сейчас в седьмом часу вечера Генрих вдруг ответил на его стук и открыл дверь.

- Здорово дружище, - воскликнул Валера заходя в комнату. Он хотел сразу приступить к денежным вопросам, но тут он увидел ее. На него смотрела вся прелесть и сила женской красоты. Она улыбалась живой смеющейся улыбкой. Валера открыл рот от изумления. Постояв минуту, он направился к картине. 

- Откуда это у тебя, а? – сказал он протягивая руки к картине.

И тут вся ненависть, вся боль Генриха вырвалась наружу. – Убери свои поганые руки! - взревел вдруг этот тихий и спокойный человек и бросился на Валеру. Он схватил его за шиворот и швырнул в другой конец комнаты с неимоверной силой.

- Ты что совсем одурел!, - заорал Валера сжимая кулаки. - Ну все конец тебе!

И вдруг он как-то стал уменьшаться, встал на четвереньки, кожа его начала грубеть, стала более розовой. Нос стал толстый и вытянулся, а на его конце стал образовываться пятачок. – Хр, хр, хру, хруиу! Вырвалось из его рта.

Перед Генрихом прыгал и хрюкал здоровый поросенок. Он визжал, бился головой в стену, а потом выбежал в открытую дверь и понесся по коридору. Генрих был в шоке. Он обернулся на мольберт, но ни его ни картины не было. Вместо них посреди комнаты стоял Незнакомец.

VII

В городе был объявлен план-перехват. Искали красный спортивный кабриолет. В институте Склифосовского пытались снять мигалку с головы наверно уже бывшего заместителя председателя. 

Но кабриолет как в воду канул. Его видели на Садовом и на Третьем кольце, на Новом Арбате и на Ленинском проспекте, но он молниеносно пролетал мимо инспекторов.

И вот пришло сообщении, что похожая машина едет по Старой Басманной в сторону Бауманской. Сразу несколько экипажей отправились на перехват и действительно увидели кабриолет в районе Елоховской площади. 

Началась погоня. Улицы к счастью были пусты. Кабриолет вылетел на Бакунинскую и понесся в сторону Большой почтовой. Полицейские экипажи, включив сирены следовали за ним. На требования остановится, из кабриолета вылетали только пустые бутылки. Наконец погоня выехала на Электрозаводский мост. И тут кабриолет поехал почему-то через мост по диагонали, врезался на всем ходу в ограждение моста, загорелся и упал в Яузу.

Движение на мосту перекрыли, вызвали спасателей. Из воды доставали машину частями, ее сильно повредило взрывом. Водителя и пассажира безуспешно искали водолазы. 

А Луций и Бумлер немного постояли на берегу реки, наблюдая как их ищут на дне.

- А помнишь, как тут царь гулял? - весело спросил Бумлер.

- Ещё бы, - ответил Луций, - и приплыть сюда помню все грозился из Петербурга по рекам. Да славное было время!

Они пошли по набережной в сторону дворца Лефорта и скоро набрели на большой магазин с надписью супермаркет.

В магазине было полно народу. Этикетки возвещали о сегодняшних скидках. Бумлер подошел к холодильникам в мясом и стал там рыться. Достав лоток со свининой он оторвал этикету со сроком годности, под ней была другая, извещающая, что свинина была уже просрочена. 

- Безобразие!, - закричал Бумлер. – Смотрите люди чем нас травят! И он начал бегать по магазину показывая всем свинину. Потом он разорвал упаковку. От свинины явно не пахло свежестью.

Подбежал охранник, но Бумлер даже не дал сказать ему слова. – Санэпидемстанция, Роспотребнадзор!!! – орал он на весь магазин. Охранник вызвал по рации директора. 

А Бумлер тем временем уже копался в овощах. Из огромной кучи помидоров, он достал несколько гнилых и сложил их в ряд посреди кучи.

И тут появилась Анна Ивановна – полная тетка далеко за пятьдесят. Она грозно окинула взглядом Бумлера и начавших собираться вокруг покупателей. 

- Ну, у кого тут проблемы?, - рявкнула она.

- У Вас!, - закричал Бумлер и со всего маху запустил помидором и лоб Анне Ивановне.

- Караул! Охрана-полиция!, - орала она.

Луций тем временем доедая банан, ловко бросил кожуру под ноги подбегавшему охраннику. Последний подскользнулся и всего маху врезался в стеллаж с алкоголем. Бутылки водки, вина, коньяка летели, звенели, катились, бились об пол.

Бумлер тем временем продолжал помидорный обстрел. Помидоры летели уже не только в директора, но даже и в покупателей. Огромный помидор приземлился на лысину проходившего мимо Сергея Петровича Пронкина, слесаря с завода «Коса и кувалда». Сергей Петрович нес в корзинке несколько бутылок пива, чтобы мирно провести вечер у телевизора. Но помидор Бумлера пробудил в слесаре Наполеона, любителя артиллерии.

– Ах так, - заорал, - он. – Наших бьют!

И Бумлер еле увернулся от пролетевшей над головой бутылкой пива. Вторая бутылка снесла камеру видеонаблюдения, третья разбила дверцу с дорогим алкоголем. Бутылки с виски, джином и текилой со звоном посыпались на пол. 

В ответ Сергей Петрович получил свеклой в глаз и стал превращаться уже в Кутузова. Но в этом время к фельдмаршалу подошло подкрепление в лице подвыпивших молодых людей, тоже пришедших за пивом. И битва началась!

В ход шло все: фрукты и овощи, консервные банки, пакеты с гречкой и рисом. Особенно хорошо разрывались банки со сметаной, яйца. Луций притащил из кондитерского отдела несколько тортов, Сергей Петрович перевернул холодильник с мороженным, спрятался за него и не глядя кидал брикеты пломбира в сторону противника.

Только прибывшие два наряда полиции с трудом смогли утихомирить противников. Их вывели из супермаркета и поставили вдоль стенки. Как оказалось Луций и Бумлер были подозрительно чистыми, их враги во главе с Сергеем Петровичем были с ног до головы в помидорах, сметане, молоке. Они были политы еще сверху кетчупом, посыпаны солью, облиты пивом.

Сержант Дубинин – детина огромного роста, открыл заднюю дверь УАЗика и начал заталкивать туда Луция и Бумлера. 

- Это все они, они зачинщики, - выла директор магазина. 

С нее водопадом стекал кетчуп, голова блестела как янтарь от вылитого туда меда. 

- Я с Вами я в отделение, посадят Вас!

Она открыла дверь машины и попыталась влезть, но Дубинин во время оттолкнул ее. – Куда Вы женщина, с Вас помидоры валяться! Куда машину пачкать!

- Ну я пешком, я в такси. – не унималась директорша.

Водитель включил мигалку и машина двинулась в сторону отделения. Другие полицейские в это время ломали голову над тем, как отвезти остальную братию. Водитель другой машины, ни в какую не соглашался их везти. На счастье из переулка выехала старая убитая газель, за рулем которой ехал житель одной из бывших солнечных республик бывшего же Советского союза. В ввиду отсутствия техосмотра, страховки и прав, он любезно согласился отвести задержанных в отделение полиции.

А в это время во двор отделения въехал наряд Дубинина. Сержант вышел из машины, открыл дверь и в ужасе отскочил в сторону.

Вместо двух здоровых мужиков в машине сидела директорша магазина и смотрела на сержанта дикими глазами.

IX

- Ну вот оно, я вижу. Страх побежден. Да она как живая!, - задумчиво произнес Незнакомец.

- А Валера…, - начал было Генрих.

- Свинья, - перебил его Незнакомец. – Всю жизнь прожил как свинья, столько горести и грязи принес он окружающим. Но теперь довольно, пусть настоящей свиньей будет. Но это не важно. Вы поверили в себя? Теперь Вы готовы писать, творить? Вы поняли, для чего Вы рождены? Вот оно ваше предназначение! Жизнь человеческая слишком коротка, нет больше глупости использовать ее напрасно! Так Вы готовы?

- Но.., - начал Генрих.

- Опять!, - вскричал Незнакомец. – Вы написали картину, которой позавидует масса художников. И это только начало! И Вы сомневаетесь?

- Но художники учатся рисо.. писать. Есть художественные школы, мастер-классы, это время все. А меня уволили с работы.

- Довольно, - вскричал Незнакомец. Опять вся эта бытовуха губит талант. Пошли.

И он взмахнул рукой прямо перед носом Герниха, от чего он зажмурил глаза. Когда же глаза были открыты они уже стояли у маленького особняка на Большом Афанасьевском. 

- Пойдем, - сказал незнакомец. 

Они вошли и голова у Генриха пошла кругом. В маленьком неказистом особнячке был огромный бесконечный зал. И все стены были увешаны картинами. В самом конце зала стоял орган. Органиста не было, но из органа звучало Адажио великого Альбиони.

Генрих шел как в тумане. А со стены на него властно смотрел Козимо Медичи, рядом рождалась Венера Боттичелли. Ему улыбалась Мона Лиза, для него танцевала девочка на шаре. В лесу Фонтебло росли дубы, какими увидел их Руссо. В церкви шло венчание, а Гойя этот брак неравным посчитал. А вот и сам Рембрандт. Он сам себя изобразил.

Генрих вопросительно повернулся к Незнакомцу. 

- Тут все оригиналы, - ответил тот на немой вопрос. – Только на одну ночь тут собраны величайшие шедевры мира. И эта выставка работает только для тебя. Вот тут произрастают красные виноградники Ван Гога, а эту испанку изобразил Матисс, а вот и «Благовещение» Боттичелли. Но это все ты мог тут рядом видеть в Пушкинском музее. И снова Боттичелли, что написал весну прекрасной, но это уже из галереи Уффици. Из Амстердама прибыл «Ночной дозор» Рембрандта, из Дрездена «Сикстинская мадонна» Рафаэля. «Откуда мы пришли? Кто мы? Куда идем?» - да это Поль Гоген. И Тициан из Рима!

«Венера с зеркалом» Веласкеса из Лондонской национальной галереи, «Последний день Помпей» Брюлова, квадраты Малевича, творение великих и величайших предстали пред их глазами.

Они шли, а картинам не было конца. Потом они поднялись по широкой красивой лестнице достойной Версальского дворца на второй этаж.

- А тут другая экспозиция, - продолжил экскурсию незнакомец. Вот «Девушка перед открытым окном» Гогена, а этот морской вид писал Ван Гог, «Голова Арлекина» Пикассо. Картины, что ты видишь на втором этаже, были украдены, потеряны, уничтожены. Нигде ты больше их не увидишь никогда.

Вдруг Генрих увидел свою картину. Свою прекрасную музу в лунном свете. Он с мольбой посмотрел на незнакомца.

- Она останется здесь, - покачал он головой. Ты напишешь еще, ты много будешь ее писать.

- Но я увижу ее?

- Нет никогда!, - вскричал незнакомец. – Она твоя муза, она будет помогать тебе творить. Она будет жить вечно! В твоей памяти, на твоих картинах. Она будет вечно юной, вечно молодой. 

- И она тоже никогда не узнает..

- Кто знает, может через много лет, в каком-нибудь музее мира, она узнает себя на картине великого художника. 

Он пристально посмотрел на Генриха. – Но мне пора. Вся ночь твоя. Смотри, понимай, прикасайся к нему, к искусству. Вот там на столе, собрано то чем искусство творили. Вот палитра Сальвадора Дали, вот этими кистями писал Ботичелли, а эту краску приготовил сам Леонардо. Прикоснись ко всему.

- Но на это все не хватит ночи!, - воскликнул Генрих.

- О не беспокойся, ночь может быть очень длинной, - ответил Незнакомец. 

Генрих подошел к столу. С содроганием в сердце и прикасался к кистям, кончиком пальца трогал краски. Когда он обернулся, Незнакомца уже не было.

Орган стих, воцарилась тишина. Он ходил по залу, прикасался к прекрасному, самому прекрасному, что было сотворено гениями человечества. Передним ним в эту ночь открылись залы Лувра и Эрмитажа. Мадридский Прадо распахнул для него двери, нью-йоркский Метрополитен представлял свою коллекцию. 

Ему казалось, что там, у колонны сейчас Рембрандт пишет Данаю, а дальше в углу натурщица позирует Дега. Где-то вдалеке слушался шум океана. Сидя на белом песке Поль Гоген писал портрет жены местного вождя, а по другую сторону океана, его друг и враг склонился над холстом с подсолнухами.

И Генрих шел мимо этих подсолнухов и мельниц Ван Гога, часов Дали. Он перемещался по странам и континентам, видел Париж глазами Пикассо, Лондон глазами Уистлера, Мадрид — как видел его Франсиско Гойя.

Ночь длилась долго, длилась бесконечно. И Генрих обойдя всю экспозицию упал на пол и заснул крепким сном.

X

А Бумлер тем временем, оставшись один, гулял по Покровскому бульвару. В конце бульвара, там где уже за перекрестком начинался бульвар Яузский, на одной из лавочек сидел Алексей Иванович Шестаков. Несколько лет назад Алексей Иванович работал таксистом. Его место было тут рядом, у Курского вокзала. Алексей Иванович с гордостью ездил на автомобиле японского производства с правым рулем, радуясь соотношению цена-качество. О безопасности Алексей Иванович и не помышлял.

Как-то решив обогнать машину, Алексей Иванович с удивлением обнаружил из-за своего правого руля, летящий ему прямо в лоб грузовик. Таксист резко повернул вправо и улетел в кювет, зацепив ехавшую впереди машину. Его машина была под списание, пассажир сломал ногу и подал в суд, взыскав в итоге с таксиста несколько сот тысяч рублей. Да и ремонт машины, которую он зацепил обошелся в очень крупную сумму. 

Они в женой продали дачу, некоторые ценные вещи из квартиры. Да тут еще началась у Алексея Ивановича депрессия. Но он жил не в Соединенных штатах и лечил ее не у психоаналитика, а покупал лекарство в винном отделе соседнего магазина. Денег не было, он стал выносить из квартиры все. 

В итоге жена его выгнала и он бомжевал. 

Утром Алексей Иванович нашел забытую кем-то из ночных гуляк на лавочке початую бутылку водки. Выпил ее и тут же уснул. И вот только к вечеру он проснулся и сидел недоуменно почесывая вшивую голову и думая, что хорошо было бы поесть и выпить. 

А рядом сидел Сеня, он был моложе, но был коллегой Алексея Ивановича по ведению образа жизни.

При виде Бумлера, Сеня вскочил и поковылял к нему. 

– Командир, извини, пожалуйста, не выручишь мелочью? 

Бумлер полез в карман, но вместо мелочи достал чекушку водки и маленькую банку с солеными огурцами. 

Сеня взвизгнул, Алексей Иванович аж подпрыгнул на лавочке.

- Мил человек, пожалуйте к нам, - пригласил он Бумлера на лавочку. Они выпили. 

- А что ж Вы тут, господа, на лавочке, ведь можно ж в ресторан, покушать хорошо, посидеть, поговорить душевно!

- Да кто ж нас пустит-то!, - засмеялся Сеня. Я вчера на Китай-городе подошел к одному ресторану, просто денег пострелять, так вылетели два жлоба, да меня ногами во!

 Сеня поднял грязную рубашку и показал свой бок, весь синий от удара.

- Так сейчас переоденемся господа! Одну секунду. 

Бумлер куда-то пропал, собутыльники выпили. Вдруг прямо на бульвар въехал черный дорогой внедорожник. Водительская дверь открылась и из машины вышел сияющий Бумлер. Он открыл заднюю дверь и вытащил два неприлично дорогих итальянских деловых костюма. 

- Переодевайтесь господа!, - вскичал он.

А чо Иваныч!, - обрадовался чуть захмелевший Сеня. – Погнали.

Они переоделись. Бумлер заставил Сеню причесаться, Алексей Иванович тоже пригладил свои немногочисленные волосы. После этого Бумлер просто облил алкашей из флакона с парфюмом и усадил в машину.

Поехали мимо Хитровки в сторону Китай-города. Машина остановилась перед под вывеской «Клуб-ресторан-кафе». Бумлер вышел и учтиво открыл заднюю дверь, вышли и алкаши. Из стеклянных дверей выскочил охранник и, расплывшись в улыбке, стал придерживать дверь перед дорогими гостями. Сеня узнал его и хотел что-то сказать, но Бумлер втолкнул его в ресторан.

Дорогих гостей усадили на самом лучшем месте. Они развалились на мягких кожаных диванах. Шестаков потребовал водки.

- Зачем же так банально, - улыбнулся Бумлер. Он взял меню и начал перечислять блюда официанту: каре ягненка, жульен, уху давай «по-царски», коньяк неси, сок, воду минеральную, еще давай….

Официант быстро записывал. 

– И водки, - крикнул Шестаков.

- И водку, принеси графинчик нам, милейший!, - сказал Бумлер.

- Осетрину очень рекомендую, - сказал официант. – Свежая, только привезли.

- Позже милейший, - ответил Бумлер. И чуть тише: Алексей Иваныч голодный, только с переговоров, давай пока в первую очередь холодные закуски, водку неси, - и показал глазами на Шестакова.

- Понял, - весь выпрямился официант. - Сию минуту. - Он подлетел к управляющему, что-то шепнул. Тот тоже посмотрел на Шестакова. 

– Банкир или промышленник, не московский, - кивнул он. - И уже выпил, гуляет значит. Работаем ребята, он нам может недельную выручку сегодня сделать!

И что тут началось! Весь персонал вскочил как по тревоге, на кухне уже варили, жарили, резали – все что только Алексей Иваныч пожелает. 

У барной стойки сидели две молодые девушки. Бумлер встал и учтиво подошел к ним. 

– Милые дамы, - произнес он, - а не составите ли нам кампанию? За нашем столом так не хватает Вашей божественной красоты и обаяния!

Он расплылся в улыбке. А девушки только этого и ждали. Бумлер подвел их к столу Шестакова. Иваныч уже успел треснуть три рюмки водки подряд и забив рот салатом, откинулся на диван. Он жевал салат и пьяными глазами смотрел на девушек. Его вид был противен. Но из верхнего кармана пиджака, вместо положенного платка, торчали уголки крупных купюр. Этот небольшой элемент его костюма произвел на девушек впечатление. Они присели с улыбкой, хотя мужчины не потрудились даже привстать, при их появлении. 

- Меня зовут Семен, - вспомнил вдруг свое полное имя Сеня. – А это Иваныч. 

- Алексей Иваныч, - поправил Бумлер.

- Надя. Маша, - представились девушки.

Шестаков открыл рот, остатки салата упали на пол. – Шампанского девчонкам!, - заорал он.

Через секунду сомелье уже нес в ведре бутылку самого дорого, что могли найти.

- Икру, красную. И черную! – орал Иваныч. Что хочешь Сеня?

- Я то, пельмени! – захохотал Сеня.

- Пельменей нам! - орал Шестаков. 

Места на столе не хватало, официант периодически уносил чуть тронутые блюда, приносил другие. Сеня обнимал Надю, она смеялась и пила второй бокал шампанского. 

Бумлер тихо удалился, но этого никто не заметил. Шестаков захотел в туалет, хотел вставать и чуть не рухнул под стол. Подлетели два официанта, помогли ему выйти из-за стола, но тут вскочил Сеня. Он оттолкнул официантов и сказал что проводит дорогого друга сам. Они скрылись туалете.

- Ну как тебе?, - спросила Маша Надю. – Денег немерено видно, только запах странный от моего, вроде бы и парфюм дорогой, да чем то еще пахнет.

- Ааааа, - послышался крик управляющего. 

Все повернулись и остолбенели. В центре зала, в грязной своей одежде стояли, вышедшие из дорогого туалета, два бездомных алкоголика с Курского вокзала. Иваныч и Сеня. Иваныч совсем окосел и засыпал, Сеня еле держал его. Но крик управляющего вернул Шестакова к жизни. Он окинул взглядом ресторан и крикнул:

Осетра подавай!

***

А Бумлер смеясь пошел в сторону ГУМа. Через пару минут еще посигналил Луций догнавший его на огромном внедорожнике.

- Ну что, - спросил он. - Все веселишься?

- Да, тут по костюму встречают! - засмеялся Бумлер и стал рассказывать историю в ресторане.

- Да уж, - Луций даже выпустил руль и чуть не в врезался в припаркованную машину. Потом он достал монетку, подбросил и с ухмылкой посмотрел на Бумлера:

- Слушай, а если наоборот?

- Идея! - заорал как бешеный Бумлер.

А в то время на Тверской стоял важный человек с портфелем в строгом деловом костюме. Он злобно смотрел то на часы, то на телефон.

- Ну куда запропастился этот водитель! 

Вдруг к нему подъехал огромный внедорожник, оттуда вылетел Бумлер, схватил важного человека и с нечеловеческой силой затащил обезумевшего в машину. Внедорожник рванул вперед. В районе Пушкинской площади он остановился и Бумлер вытолкал из машины уже не очень важного человека. На нем были грязные джинсы, рваные ботинки и майка с надписью "Олимпиада 80". Аккуратно уложенные до этого волосы теперь были растрепаны, они стали вмиг сальными и грязными. В руке у него была бутылка с жидкостью непонятного мутного цвета.

Пушкинская площадь

Человек стоял и смотрел на себя и с ужасом озирался по сторонам. Поняв ужас происходящего, он стал ловить машину. Конечно никто не останавливался. Видя бесполезность сего занятия, он побежал к инспектору, который дежурил тут рядом.

- Я депутат, - закричал он на инспектора как-будто тот был виноват в случившимся с ним. - Меня надо... срочно.Домой!

- Иди проспись, - рявкнул на него инспектор и пошел останавливать несущийся по крайней левой автомобиль.

- Да я сейчас.... Позвоню только... И телефона нет! - он чуть не завыл со злобы. 

О если его увидит кто-нибудь. А если вдруг снимут на телефон и выложат....

Поняв весь ужас ситуации он бросился во дворы, подальше от Тверской. Пробежав немного депутат сел на лавочку и стал обдумывать план действий. Хуже было наверно только оказаться голым посреди Москвы. 

- Можно попробовать на метро! - сказал он себе. - Доеду до Митино, а там недалеко до дома. В Митино же вроде бы есть метро?

- Брааатт! - послышался вдруг хриплый голос.

Он обернулся и увидел человека в грязном пиджаке и бейсболке. Он протягивал руку к бутылке, которую депутат все еще держал в руках.

- Браат дай выпеть! 

Обезумев депутат швырнул бутылку на землю и пробежал к метро. Но тут его ждал неприятный сюрприз. Оказывается в метро кроме бабушек, которые сидели у турникетов пока он еще пользовался этим видом транспорта, появились еще и мужики, которые стояли за эскалаторами в синих жилетах, выискивая любителей покататься бесплатно.

Депутат просрочил турникеты, но был тут же схвачен и отправлен обратно. После третьей попытки, получив обещание в следующий раз получить по морде, он сдался.

Попытка попросить телефон для звонка также не увенчалась успехом. Все отмахивались от него.

- Браат, - услышал он опять знакомый голос. 

Все тот же человек в грязном пиджаке, правда уже чуть пошатывавшийся, стоял сзади. Бутылка заметно опустела

- Тебе позвонить надо бррат? На возьми мой.

Он протягивал ему старый кнопочный телефон с трещиной на стекле. Делать было не чего. Депутат сдерживая рвотный рефлекс начал набирать номер жены, его он к счастью помнил наизусть, в отличие от номера водителя. 

- Света это я! - кричал он в трубку. - Что, водитель звонил? Меня ищет!!! Да я его, срочно путь подъезжает на Пушкинскую! Да я с чужого номера звоню!

Деньги кончились. Он надеялся что жена все поняла.

- Спасибо брат, - сказал он. - Тьфу ты, я уже сам скоро превращусь...

Он осмотрелся вокруг. Людей было вокруг видимо невидимо, все что-то фотографировали, депутату казалось что его. Он сел на лавочку у памятника Пушкину и прикрыл лицо руками. Брат сел рядом. Он закурил какую-то зловонную дешевую сигарету. 

Депутат был в шоке, в одну секунду он спустился со своего пьедестала, спустился в народ, слугой которого он являлся, в народ который выбирал его, причем в самую низшую его часть.

Брат отхлебнул от бутылки и не закручивая крышку протянул депутату. Тот машинально глотнул. Неприятная жидкость совсем не похожая на коньяк и виски обожгла его горло. У него появилось ощущение, что он съел сейчас килограмм резины.

Тут вдруг подъедала его машина. Депутат рванул к ней. Но тут дорогу ему перегородил уже знакомый нам инспектор.

- Куда прешь! - закричал он. - Сказал же тебе уходи отсюда. Еще вон в какую машину прет!

Депутат с силой оттолкнул инспектора и бросился к машине. Но его водитель не узнав его, вместо того, чтобы помочь шефу заблокировал двери, увидев происходящее. 

А на помощь инспектору подскочили два омоновца, дежуривших рядом. Его оттащили от машины, дали по ребрам и положили на землю, заковав наручники.

- Нет, это не Владимир! - отвечал по телефону Брат еле шевеля языком. - Это Виктор Иванович! Владимир, милая моя, это вот наверно он. Только он ответить не может, его сейчас бьют и в наручники заковывают. Да он в машину дорогую полез за чем-то.

- Это моя машина! - орал депутат. - Водителя сюда, водителя позовите!

Но его уже не слышали и тащили в автозак.

В это время из машины выскочил водитель, он разговаривал по телефону.

- Да тут алкаши какие-то, Светлана Петровна! Сейчас! Подождите! - сказал он и подбежал к тащившим депутата омоновцам.

Лицо водителя вдруг покраснело, потом сразу побелело. Он открыл рот и начиная вдруг заикаться произнес: 

- Ввввв...Владимир Анато...тольевич?

Омоновцы тоже открыли рты и уронили депутат на землю. С него сняли наручники и поставили на ноги. 

Не знало наверно еще ухо русского человека столько бранных слов собранных воедино и с таким порывом и эмоциями вылитых на водителя, омоновцев и инспектора, что ни один писатель не напишет и ни один актер так не сыграет! Депутат орал так, что заглушал гул шумной улицы. 

Водитель стоял склонив голову и предчувствия возможное увольнение, омоновцы до конца не понимали с кем он имеют дело, но у них было чувство, что по ребрам они его ударили зря.... У водителя зазвонил телефон.

- Да Светлана Петровна... да нашли... - начал отвечать он.

Депутат вырвал телефон. 

- Света все нормально. Жив, здоров! Сейчас разберемся как они тут с людьми общаются. Так, кстати а инспектор где? Кому, Свет, спасибо? Владимиру Ивановичу? А кто это?

- Я, браат! - хриплым голосом крикнул человек в грязном пиджаке.

Депутат казалось снова потерял дар речи, снова увидев своего брата. Но потом пришел в себя и крикнул на водителя:

Вот один нормальный человек тут! Если б не он, эти опричники меня бы в отделение утащили! Иди из машины ему принеси тысячу. Нет! Пять тысяч!

- Спасибо брраат! - заорал Виктор Иванович и полез обниматься с депутатом.

И только теперь депутат понял где он. После того как он временно потерял власть, с ее приобретением он забыл обо всем — забыл, что стоит на Пушкинской в грязных джинсах и майке с олимпиадой восьмидесятого года, а еще орет на двух омоновцев и человека, который вышел из дорогой машины, а те стоят почти в постройке смирно.

Такие события никак не могли не заинтересовать прохожих и вокруг выстроилась целая толпа, снимавшая это все на телефоны. 

Когда он это понял, его радостно обнимал еле державшийся на ногах Виктор Иванович. 

У кого-то получился отличный кадр.

XI

Генрих проснулся в своей постели у себя в комнате. Он снова был в общежитии. Неужели! Неужели сон! Думал он. Но как это все было прекрасно, как реально!

Он сел на кровать и обхватил голову руками. Комната была пустынна, ни мольберта, ни картины. Так может он ничего и не написал?

Вдруг, перед его глазами всплыла табличка на особняке «Большой Афанасьевский». Не раздумывая, он бросился вон из комнаты. На метро доехал до «Арбатской». С замиранием сердца он вышел на улицу, спустился в переход. Генрих шел мимо ресторана «Прага» по Старому Арбату, его ноги были как ватные. 

В начале Арбата стояли художники, предлагали нарисовать портрет. Генрих часто видел их, но никогда не обращал внимания. Но тут он даже остановился. Как отличались эти картины, от того великолепия праздника искусства, которое он видел на Большом Афанасьевском. Просто серые лица. Они были не живые. Это просто бумага и нанесенный сверху рисунок – карандашом, красками, да все равно чем. А там, в особняке картины были живые. Люди на них жили вечно. Они были бессмертны, как бессмертны были и гении сотворившие их. И он двинулся дальше.

Свернув наконец на Большой Афанасьевский, Генрих двинулся более быстрым шагом, теперь он хотел как можно скорее поставить точку. Но особняка все не было.

Только уже в самом конце он увидел его. Небольшое серое двухэтажное здание. На нем висела растяжка «Аренда-продажа». Внутри ни души.

Дверь была открыта. Генрих вошел. Но внутри не было ни картин, ни статуй, ни органа. Даже большого зала не было! Обычное офисное помещение, небольшой зал, а дальше офисные перегородки.

Генрих вышел. - Неужели это сон, - думал Генрих. - Но я не хочу, я не могу вернуться к прошлой жизни. Я не хочу, не буду. Лучше, лучше, вообще не жить!

Так он дошел до Гоголевского бульвара и присел на лавочку у памятника Шолохову. Писатель сидел в лодке, а рядом плыли по Дону кони. А по воздуху плыл пух тополей. Глаза Генриха уставились в землю. Нет, только не в общежитие, нет только…

- Фу, жарко то как, - услышал он. Повернувшись он увидел, что рядом с ним на лавочке сидит человек. Довольно полный, с огромными просто слоновьими ушами, которые чуть скрывала шевелюра волос. На нем была майка и шорты, в руке он держал два стакана, рядом стоял дорогой чемодан. 

- Выпьем лимонада, - произнес он протягивая стакан Генриху, - пива нельзя, а то чего доброго в самолет потом не пустят!

- Вы куда-то летите?, - спросил Генрих, взяв стакан.

- Я?!, - вскрикнул Бумлер, пролив свой стакан. – Нет, это Вы куда-то летите! Вот Ваш билет, Москва-Флоренция, вот паспорт Ваш, визу сделали в посольстве. 

Но, это что шутка?, - спросил Генрих, удивленно рассматривая билеты и свой паспорт. – Мы с Вами знакомы?

Со мной нет, но с господином моим Вы виделись прошедшей ночью!, - спокойно ответил тот.

- Так это был, не сон!, - произнес Генрих.

- Нет, не сон. Ладно не хотите лимонад не надо. Бумлер вырвал стакан у Генриха и залпом осушил его. – Вот ключи от Вашей квартиры, будете жить на Lungarno Torrigiani, прямо на берегу Арно, у Вас шестой этаж, он весь Ваш! Полностью. О какая там мастерская! А вид. Арно, Старый мост. Да, Галлерея Уффици прямо за рекой.

Так все! Вылет через четыре часа! Чего сидим? Вперед!

- Но мне надо вещи собрать, - засуетился Генрих.

- Вещи? У Вас вообще есть вещи? Вот эти тряпки что на Вас - вещи? Нет мой друг, вот чемодан и тут действительно вещи, действительно одежда, достойная человека. Приедете в аэропорт - переоденьтесь, слышите! И все, что на Вас одето, в мусорку, все! Запомните! И никакого общежития! Только вперед, только в небо!

И он вскочил с лавочки и потащил Генриха к метро, но тот и не сопротивлялся. 

Они остановились у стеклянных дверей. – Ну все пора прощаться, вопросы есть?

Генрих задумался. В это время у него зазвонил мобильный телефон. – Опять коллекторы! Сказал он и сбросил.

- Кто это?

- Да у меня лет пять назад был другой номер телефона, другой тариф, я поменял номер, а там на старом какая-то плата шла. В общем коллекторы долги скупают, потом звонят…

Бумлер вырвал телефон из рук Генриха и бросил в урну. 

- Все, в аэропорт, - сказал он. - Никто тебе в Италию звонить не будет. Езжай!, - и он подтолкнул Генриха к стеклянным дверям. Генрих вошел в них и скрылся под землей. 

Бумлер снова пошел на бульвар, насвистывая что-то. Но вдруг остановился. На его лице появилась хитрая улыбка и он рванул обратно, вытащил телефон из урны.

- Они ему звонить конечно в Италию не будут, но почему бы мне не развлечься да и долговые бумаги забрать надо! - произнес он.

XII

На Цветном бульваре стоял небольшой особняк прошлого века. На первом этаже расположилось отделение крупного банка, второй этаж имел вход со двора и сдавался под офисы. Первый этаж был только что отремонтирован, фасад так и блестел новизной. Второй этаж был чуть обшарпанный, со старыми окнами. Тут располагалось несколько интернет-магазинов, бюро переводов и коллекторское агентство «Сиегейт Интернейшнэл». 

Никаким «интернейшенелом» тут и не пахло. Владел агентством некто Шубин. Офис состоял всего из одной комнаты, заставленной шкафами с бумагами, тут же стояли три стола. Один для самого Шубина, и два для его сотрудниц. Ни юристов, ни крепких парней с пугающим видом у Шубина не было. Весь штат компании – он сам и две барышни, обе далеко за сорок.

А бизнес делали так. Шубин скупал мелкие долги. В основном у сотовых операторов. Человек менял номер, но у него оставалась задолженность или продолжала начисляться абонентская плата (ведь никто не шел в салон связи писать заявлении о расторжении, как это требовал договор). В итоге оператор отключал номер через месяц, а на человеке висела задолженность – одна, две, три тысячи рублей.

Операторы с удовольствием продали эти долги оптом за совсем небольшие деньги. А дальше действовали коллекторы. Фактически они получали длинные списки с адресами, иногда телефонами людей и небольшой суммой их задолженности. 

Они начинали писать письма, срочно требовали погасить долг. Пугали штрафами, судом. Потом писали еще, еще, вот уже завтра суд. Потом уведомляли, что скоро приедут имущество оценивать.

В общем, все строилось на том, что у кого-то сдавали нервы и он оплачивал требуемую сумму. Ну а если был номер телефона, особенно домашнего! Сотрудницы трезвонили людям, представлялись юристами, пугали огромными судебными издержками.

Часть людей просила коллекторов прогуляться куда подальше, но многие платили.

Шубин был доволен бизнесом. Он как-то решил расшириться, нанял на работу Дениса — бывшего боксера огромного роста. Вместе с Денисом он две недели катался по Москве и ходил по квартирам должников. Но итог был плачевен — одних не было дома, другие не открывали, кто-то общался, обещал заплатить и не платил. Через две недели Шубин подсчитал, что собранные деньги не покрыли даже расходов на разъезды по Москве и оклад Дениса. Последнего пришлось уволить, а бизнес оставить как есть.

Работала фирма даже в выходные. Но в воскресенье был короткий день. 

В офисе сидел Шубин. Одна из сотрудниц уже ушла, вторая заканчивала разговор с последней своей жертвой на сегодня.

- Предупреждаю Вас, Дмитрий Яковлевич, что если Вы до 19:00 завтрашнего дня не оплатите две тысячи триста восемьдесят рублей, мы будем вынуждены направить к Вам домой наших сотрудников для оценки Вашего имущества. Ваше имущество будет продано на аукционе для погашения задолженности. К Вашему долгу, естественно, добавиться еще значительная сумма, которая будет выплачена организации проводящей аукцион. Вам понятно? Хорошо, жду платежа. Завтра я Вам позвоню без десяти семь, у Вас на на руках должна быть квитанция об оплате. Мне нужно будет зафиксировать оплату, иначе я не смогу остановить процесс описания имущества, так как Ваше дело уже передано в наш отдел принудительного взыскания. Хорошего дня!

Она положила трубку и хлебнула чаю из кружки. - Ну все на сегодня, этот тоже думаю заплатит! Я могу идти?

- Да конечно, Женечка, отдыхайте! – ответил Шубин. У него была прекрасная неделя. Пришло достаточно много выплат от должников, а в пятницу он просто за бесценок купил кучу требований по долгам у сотового оператора.

Она ушла. Шубин достал бутылку коньяка и бокал. Он подошел к окну, налил и стал смаковать коньяк. День был прекрасен, солнечный свет играл на крышах небольших домов, расположенных вдоль Цветного. Шубин начал задумываться чем ему заняться вечером, завтра он решил сделать себе выходной, сегодня можно было немного загулять.

Скрипнула дверь. – Вы что-то забыли, Женечка? - сказал Шубин и обернулся. В глазах его ужас сменил удивление. Перед ним стоял Бумлер. Но он был абсолютно лысый, в черной майке, джинсах. На шее его болталась огромная золотая цепь. За ним зашли еще два громилы двухметрового роста. У обоих были свернуты носы, все лица были в шрамах. У одного из них не хватало половины левого уха.

- Ну чо привет, - начал Бумлер. – Давно тебя искали.

- Это, это недоразумение, - начал было Шубин.

Один из громил припер стулом дверь. Бумлер подошел к столу Женечки, поднял монитор и со всей силы бросил об пол. Шубин вскрикнул.

- Ну чо, бабло готовь. Должок имеется.

- Но простите, - начал было Шубин. 

В это время второй громила подошел к столу другой сотрудницы и с грохотом перевернул его. Потом поднял системный блок компьютера и метнул его в стену. Он разлетелся на части.

Бумлер тем временем подошел вплотную к Шубину. – Помнишь, начал он. - В девяносто шестом ты на своей шестерке отъезжал в Свиблово от супермаркета, да задел Мерседес, зеркало снес. А потом испугался дал по газам, да еще ему весь бок процарапал, забыл?

И Шубин вспомнил, да действительно это было так давно. Ведь он тогда сразу рванул из Москвы к тетке в Тульскую область. Целый месяц сидел там трясся, потом взял себя в руки, продал машину, вернулся в Москву.

- Но это было так давно, - проговорил Шубин. И тут же понял, что совершил ошибку, что признался.

- Ну молодец, что помнишь, - продолжил Бумлер. Сергей Геннадьевич тогда пятнадцать штук отдал, не шутка ведь Пятисотый! Да моральный вред еще, искали тебя, проценты. Сто тысяч долларов! 

- Сто тысяч! За царапину!, - вскричал Шубин. 

Тут Бумлер схватился за его стол и с нечеловеческим усилием откинул стол в сторону. Один из громил подошел к водопроводной трубе, которая выходила из стены в углу комнаты, вцепился в нее и вырвал. В комнату хлынула вода!

Шубин в ужасе наблюдал, как из шкафов сыпались на пол бумаги, как вода уничтожала их – права требования по долгам, его хлеб, его деньги. Компьютеры были разломаны, жесткие диски разбиты. Вода заполняла помещение. 

Пол в комнате был старый. Паркетную доску постелили еще лет сорок назад, в нем были огромные трещины. Вода уходила в низ, а затем потихоньку начала просачиваться на первый этаж – в банк. 

В банке не было никого. Вода постепенно протекала, стекала по стенам, заполняла зал. Ее становилось все больше, она уже лилась на компьютеры, шкафы с документами. Постепенно поток дошел до серверной. Но сигнализация сработала. Прибыла полиция, служба безопасности банка. Нашли сантехников, перекрыли воду. Но воды наверху было еще как в океане. В железную дверь офиса Шубина стучали, но пока безрезультатно.

А Бумлер тем временем нашел в бумагах долг Генриха. Он вырвал лист и с усмешкой осмотрел комнату. Везде плавали бумаги, Шубин весь мокрый сидел в углу и выл. В это время начали выламывать дверь.

- Пора, - сказал Бумлер.

Когда дверь открылась, на полицейских хлынула вода. Войдя в комнату, они обнаружили, среди это всеобщего хаоса, стоящего посреди комнаты Шубина. И больше не души. На окне стояла бутылка коньяка и бокал. 

- Понятно, - произнес полицейский. – Нажрался и потоп устроил.

Когда Шубина выводили, на улице стоял приехавший только, что управляющий отделением банка. Он говорил по телефону, докладывал руководству о случившемся.

- Ущерб колоссальный, - говорил он, - только ведь неделю после ремонта, а тут! Потолок частично обвалился, мебель вздулась, компьютеры… И все серверы только на выброс… Да айтишники смотрели уже.

Он посмотрел на Шубина, которого проводили в полицейскую машину.

- Да тебе, дружок, за всю жизнь теперь не расплатиться!

XIII

Генрих прошел регистрацию на рейс, сдал багаж и сидел теперь за столиком кафе. Он полностью переоделся, как и требовал Бумлер. Теперь на нем были светлые легкие брюки, тончайшая рубашка и мокасины. Он пил кофе, наблюдая за спешащими куда-то людьми. Он прощался с Москвой.

Иногда он щипал себя за ногу, а потом радовался, что не проснулся. Неужели это не сон!

Иногда перед ним снова открывалась картина лунной ночи, улица вся в серебре. Ему казалось, что писать он будет только ее. И эта мысль даже испугала его.

Он посмотрел налево. На лавочке сидела молодая женщина, ожидая регистрации. С ней было двое детей: девочка лет пяти и мальчик чуть постарше. Девочка пила сок. Когда мама отвернулась, мальчик стал корчить сестре рожици, а она облила его соком. Огромное оранжевое пятно как солнце засияло на его белой майке, он вскочил и начал махать руками, объясняя матери проступок сестры. А девочка зарыдала. Мать слушала его с серьезным и чуть грозным видом, но губы молодой женщины чуть дергались, она периодически прикрывала их рукой, чтоб скрыть улыбку. И они вдруг застыли перед Генрихом, он видел их уже написанными красками на холсте. 

Объявили посадку на рейс. Генрих взглянул еще раз на большой зал аэропорта и пошел на посадку.

Самолет взмыл в небо унося его к новой жизни, жизни полной искусства, полной красоты и страстей. Он пока не знал, на что будет жить, но теперь верил в себя. А вера в себя многого стоит!

Он летел открывать что-то новое, свою новую жизнь. Его встречал аэропорт Америго Веспуччи, названный именем сына Флоренции, который столетия назад тоже открыл что-то новое, то новое чему было суждено взойти на вершину экономического и политического Олимпа мира.

Из аэропорта он взял такси и поехал во Флоренцию. Старинный город поразил его своей красотой и величаем. Великие Медичи поднимаясь и богатея обогащали и этот город великим бессмертным искусством своих протеже. 

Тут можно восхищаться всем городом сразу. И зданиями и тем, что внутри них. 

А сколько великих имен родившихся здесь, в долине Арн или приехавших сюда, чтобы творить искусство на века, вечно живут на улицах Флоренции творениями своих рук и разума.

По этим старинным улицам ходили Леонардо и Микеланджело. Тогда еще не существовала галлереи Уффици. Здания только строились, чтоб по плану Медичи собрать тут все государственные структуры республики. Сейчас средневековый офисный центр - один из величайших музеев мира.

Еще несколько дней Генрих и подумать не мог что окажется здесь. Что сможет просто так, выйдя на вечернюю прогулку зайти в Дуомо - собор Санта-Мария-дель-Фьере. 

Мог просто снаружи восторгаться его огромным куполом, что Медичи подарили городу архитектурным гением Филиппо Брунеллески. Мог запросто прогуляться по мосту Понте-Веккьо - одному из двух мостов в мире, где расположены лавки и магазины. И с него спуститься в коридор Вазари - тайный ход Медичи, где сейчас на стенах висят шедевры мировой живописи. 

Шедевры. Для этого он приехал сюда. Быть рядом с бессмертным искусством, чтобы творить свое: другое, непохожее и неповторимое, прекрасное...

Было жарко. Да, климат Флоренции не лучший для жизни. И лето тут ни как в Ницце или Крыму. Но он приехал сюда не для отдыха.

Его квартира, расположенная на последнем этаже старинного дома прямо на берегу Арно, тоже вся вдохновляла к работе. Зайдя он увидел огромную комнату. В ней стояло несколько мольбертов, коробки с красками, кисти, холсты. 

Были еще две совсем небольшие комнаты. В одной была спальня, в другой - небольшая кухонька. Все скромно, без излишеств.

Он разобрал вещи и решил пройтись. Ему вдруг захотелось нарисовать этот древний прекрасный город, что станет теперь его домом. Надолго? Может навсегда? Он не задумывался об этом.

Он вышел на улицу и пошел вдоль реки. Дул теплый летний ветер. По набережной прогуливалась туристы. Через Старый мост он перешел над водами Арно на другую сторону. 

Генрих бродил по старинным улочкам где несколько веков назад можно было встретить Данте, задумчиво идущего по улице, обдумывая «Божественную комедию».

На узкой улочке, где не разъехаться двум машинам, он зашел в кафе и заказал бокал сухого красного вина.

Ему вдруг снова почудилось, что это сон. Ведь не так страшен кошмарный сон - ты просыпаешься, понимаешь что это было лишь сновидение и радуешься этому. Страшно когда ты видишь прекрасный сладкий сон, а проснувшись понимаешь, что жизнь твоя кошмар.

И он ущипнул себя очень сильно, обрадовавшись что не проснулся!

- Тебе нечего бояться, - послышался знакомый голос. 

Генрих обернулся и увидел, сидящего рядом Незнакомца.

- Вы тоже здесь, - удивился Генрих.

- Я везде, - ответил тот. – Это не сон, все наяву. Твоя новая жизнь. Сюжеты для своих картин ты найдешь и в окружающем мире и в своем разуме. Не думай больше ни о чем, сосредоточься на искусстве. 

На первое время ты всем обеспечен, дальше.... Дальше все зависит от тебя, тебя одного. 

- Но Вы дали мне это, - вдруг испуганно спросил он. - А что же Вы попросите в замен?

- Твое искусство! То вечное и неповторимое, что ты оставишь после себя, после смерти. Но до этого еще далеко, а сейчас...

Живи! Люби! Твори! 

Заключение

С тех пор прошло лет пятнадцать. В высоком здании из стекла и бетона, каких много на Манхэттене наконец закончились переговоры. Контракт был подписан и главы двух компаний пожали друг другу руки под рукоплескания сотрудников. Принимающая сторона пригласила всех на небольшой банкет и все направились в банкетный зал.

Красивая женщина с длинными белыми волосами в черном платье делового стиля потихоньку отделилась от остальных и направилась к лифту.

- Кристина Альбертовна, - послышался удивленный голос за ее спиной. - А Вы куда это собрались?

Она остановилась и обернулась. К ней направлялся полный мужчина в дорогом костюме. 

- Сергей Степанович! - воскликнула она, взглянув на него умоляющим взглядом. - Ну Вы же знаете, я с дочкой приехала! Она и так два дня в отеле просидела пока мы контракт обсуждали. Ну пожалуйста! На банкете же Вам юрист не нужен?

- Ну если американцы сейчас захотят разорвать контракт из-за того, что на банкете не будет нашего прекрасного директора юридического департамента, - пошутил он, - пеняйте на себя. Ладно, с закусками сами справимся. Бегите к дочке!

Кристина спустилась на лифте и бросилась ловить такси. Отель был не очень далеко, всего в пяти минутах езды. Ее дочь, очень похожая на нее белокурая девушка, ждала ее в холле отеля. Они сидела на кожаном диване и со скукой в глазах листала какой-то журнал.

- А ты почему не в номере? - удивилась Кристина.

- А ты посиди там два дня! - сердито ответила девушка.

- Ну прости, я же не знала, что такие сложные переговоры будут, - улыбнулась мать. - Зато я теперь вся в твоем распоряжении, пошли!

Они вышли из отеля и пошли просто бродить пешком по Манхэттену. Купили кофе и булочек, которые с удовольствием съели в Центральном парке. Потом пошли дальше просто шататься по городу. Они обе были в Нью-Йорке первый раз и хотели увидеть, понять его изнутри, что можно сделать только идя пешком в неизвестном направлении.

- Мам, а вот она, знаменитая Пятая Авеню!, - воскликнула девушка.

Они пошли вдоль дорогих магазинов, ресторанов. вдоль красивых домов. Просто шли и смотрели по сторонам. Дошли до церкви святого Томаса, прекрасного здании, спрятанного за небоскребами.

Они решили осмотреть церковь со всех сторон и чуть углубились от Пятой Авеню по Пятьдесят третьей улице.

- Мама смотри, Музей современного искусства, - воскликнула девушка. - Давай зайдем!

-Мама смотри, Музей современного искусства, - воскликнула девушка. - Давай зайдем!

- Что ты смеешься мама?

- Да так вспомнила, - ответила она. - Просто очень давно, когда тебя еще не было, один очень загадочный человек предположил, что я могу внести большой вклад в современное искусство... А может он просто пошутил? Я даже имени его не знаю. А потом я в ночной Москве заблудилась... Ой! Что я тебе рассказываю....

- Ты!!! - вскричала девушка. - Ты в ночной Москве заблудилась? И после этого ты мне говоришь, чтоб я в десять дома была!

- Они засмеялись, обняли друг друга и пошли в музей.

Здесь можно было увидеть Гогена, Пикассо, Малевича, Матисса, Дали. Многих великих художников, которых с каждым годом все труднее было называть современниками.

- Я кстати читала про этот музей во время всего двухдневного заключения в отеле! - попытавшись сделать серьезное лицо, но не сдержав улыбку сказала девушка. - Тут на шестом этаже выставка какого-то русского художника, забыла как его фамилия... И вообще я читала, что советуют начинать осматривать экспозиции сверху, пойдем?

Они поднялись на шестой этаж и стали осматривать картины. Они шли мимо итальянских пейзажей. Казалось, будто они перенеслись сейчас туда, в Тоскану. Они видели перед собой бескрайнее поле, ласкаемые теплым итальянским солнцем и местную девушку, присевшую отдохнуть в тени оливкового дерева. И юношу с влюбленными глазами, выглядывающего из-за большого камня. 

Пройдя через поля они смотрели на проплывающие по каналам Венеции гандоллы, ужасались силе воды, которую Арно несла по улицам Флоренции уничтожая великое искусство. Гуляли по ночному Риму, а потом, перенесясь на несколько веков назад, ужасались кровавым гладиаторским боям в неразрушенном еще Колизее.

Всей красотой своей предстал пред ними Париж весенней порой, когда любовь рождается наверно в каждом сердце. А Лондонский Тауэр встречал их серой громадой, Темза спряталась под туманом.

А вот Наполеон задумчиво стоит на корабле, несущем его в последнее путешествие, а рядом граф Лас-Каз, ловящий каждое слово Императора, как драгоценный камень, чтобы потом предать бумаге.

Оборванный индийский мальчик, сидящий у поросшего растительностью и разваливающегося дворца какого-то раджи, столетия назад жившего в роскоши и великолепии.

Солдаты с закрытии лицами где-то в чужой стране, посланные сюда непонятно зачем и местная женщина прижавшая к груди ребенка и со страхом смотрящая на них как на неизвестность.

Они шли, как зачарованные, лишь изредка вспоминая, что находятся в музее, а не в жаркой Индии или промозглой Шотландии

А вот знакомые березы, а на переднем плане дедушка и внук склонились над Белым грибом. Мальчик в азарте хотел сорвать его руками, а старик аккуратно отвел его руку, а другой протягивает ему нож.

А это Гоголь подняв воротник шагает по Невскому проспекту. Дует сильный ветер. О чем думаете Вы, что сочиняете Николай Васильевич?

Тверская улица забитая машинами. Лиц водителей не видно, но и так чувствуется нервное сжимание руля спешащими людьми. 

Трамвай бежит вдоль Яузского бульвара, а из под лавочки грустным взглядом смотрит на этот мир голодный бездомный пес, скрываясь от холодного дождя.

Потом ночной безлюдный Арбат, брусчатка покрыта водой после сильного ливня, а одинокий прохожий идет в неизвестность.

- Мама, смотри!, - вдруг вскрикнула девушка. - Это..... это же ты!

Кристина подошла к картине у которой стояла дочь. В первую секунду она отпрянула назад то ли от испуга то ли от удивления, но тут же пришла в себя и подошла ближе.

На залитой серебром лунного света маленькой улочке со старинными двухэтажными домами с картины улыбалась юная прекрасная девушка. Ее длинные белые волосы чуть развивались в стороны ласкаемые теплым летним ветерком. Огромные глаза смотрели смотрели прямо на Кристину, она улыбалась ей из прошлого, как сама Кристина улыбалась Генриху потерявшись в ночных московских переулках.

Ей вспомнилась и музыка Бетховена, звучавшая в ее голове, и приятная прохлада мокрых луж, в которых отражалась Луна и поцелуй, что подарила она ему на прощание.

А он подарил ей бессмертие.