Простой русский мужик
Поговорим о другом протагонисте романа – Иване Игнатове, красном командире, коменданте спецпоселения.
Тут у Яхиной случился ученический крен в сторону физиологической абсурдизации. Почему ученический? Очень уж этот нарочитый биологический голод Игнатова напоминает мытарства героев Андрея Платонова. Его красные «фрики» даже находили причину жизни в «пустоте кишок».
Игнатов однобоко-физиологичен, его преданность идеям социализма ничем другим не мотивирована. Даже его героические поступки оказываются тщательно вымученными, с последующими размышлениями героя о том, как это он посмел проявить человечность, почему не остался зверь-зверем??
Вот несколько цитат:
Надо бы просушить сапоги, одежду, выпить хотя бы горячей воды, чтобы заполнить чем-то сосущую пустоту в животе.
Вдруг вспомнилось, как нес ее на руках: легкая была, тонкая, словно и не баба – девка. То ли дело – Настасья: тело налитое, упругое, переливается в ладонях, перекатывается, так и хочется сжимать, сминать, раскатывать. У Илоны – другое: мягкость, нежная вялость, податливость, но все одно – бабье тело. А у этой – один воздух. И чего, спрашивается, тогда перепугался, за доктором в ночи погнал? Ясно чего – что дух испустит, вот чего. Жалко стало.
... самому себе боится признаться, что хочет, отчаянно хочет спасти врагов, чтобы они непременно дождались новой баржи, выжили, все до одного. А хочет он этого – не для них, не для Кузнеца, не для предстоящего суда над ним за совершенные ошибки. Для себя хочет. Оттого и неловко.
Если это и есть пресловутая мужская мифология, то она какая-то снова утрированная. Или нет?
Что касается стиля, то повествование часто сбивается в сценарный сбивчивый пересказ (мы знаем, что роман писался на основе сценария). Присутствует неуместная анимализация. Подробности иногда нагромождаются так, что чтение сбивается на перелистывание и поиск малейшего сюжетного сдвига:
... с размаха забрасывает ногу в высокий проем (становятся видны махровые края широких брюк) и исчезает внутри.
... гигантское алое пятно, похожее на беременного слизня, – Советский Союз.
... Зулейха не поняла тогда, где те моря-окияны, но слизня запомнила, уж больно смешной он был – с бородой, с забавной крючковатой лапкой спереди.
Младенец на груди у Зулейхи вдруг тявкает беспокойно, шевелится, ворчит. В разрезе платья появляется на миг и исчезает крошечная морщинистая лапка с крючковатыми пальчиками.
Теперь о том, что в романе гениально.
Миф о птице Симург
Его мы встречали у Виктора Пелевина в знаковом романе «Generation “П”».
Миф объединяющий. Повествующий о том, что мы едины в своём системном разнообразии:
В этот миг они постигли суть: они все – и есть Семруг. И каждая по отдельности, и все вместе.
– И каждая по отдельности, и все вместе, – повторяет Юзуф, шмыгает носом и шагает в поселок.
При этом о Долине Исканий, Долине Любви и Долине Единения рассказывает Зулейха, которая стыдится собственных чувств к Игнатову и блокирует их гораздо более примитивным мифом. Ну да ладно.
Гениальное заключение Яхиной, ради которого мы продирались сквозь лапки советского слизня, тут:
Златовласый врач в крахмально-белом халате, атлетический воин с винтовкой за спиной, агроном со связкой пшеницы и землемером на плече, мать с младенцем на руках – они молоды и сильны; лица – открыты, смелы и чрезвычайно напряжены, в них одно стремление – дотянуться до цели. До какой? В центре потолка – пустота.
– Они тянутся к тому, чего не существует, так?
– Нет, Белла, – Константин Арнольдович прикладывает узенькую ладошку к нижней губе, теребит тощую бороденку, – они тянутся друг к другу.
– Илья Петрович, – спохватывается Изабелла, – а где же собственно агитация?
– Будет, – усмехается тот. – Мне еще одну деталь осталось дописать, как раз за ночь успею.
Итак, к пустоте тянуться можно лишь временно. Да и нет её, этой пустоты, есть бесконечный «Насос» отдающей энергии Солнц и всасывающей энергии Чёрных дыр (вспомните известный двоичный символ).
А стремление Жить и Творить так необходимо выразить в СИМВОЛЕ, который привяжет наш Ум к сегодня, к сейчас:
– Армия и мирное население, наука и земледелие в едином порыве устремлены к символу революции – красному знамени.
Вот и получили мы очередное, наверное, искреннее «Красное Знамя» от Гузели Яхиной – роман «Зулейха открывает глаза».
Который возвращает к вечным истинам и вечным ценностям.
Но полотнище его так и хочется подшить, подправить, оживить. Может, это и пытались сделать авторы сериала. Получилось, кстати, неплохо. По моему скромному мнению, лучше, чем книга. И в конце читателю и зрителю хочется адресовать автору вполне ободряющие, его же слова:
– Вы же Рафаэль! Микеланджело! Вы же не клуб расписываете – Сикстинскую капеллу. Вы сами-то это понимаете?