Рождение перевода как особого вида деятельности человека , уходит корнями уходит корнями в глубокую древность , когда между разноязычными племенами начались первые контакты.
Появление переводчиков-профессионалов , возрастание значения переводческой деятельности, можно отнести ко времени появления первых государств и развития между ними различного рода отношений (торговых, политических и др.)
Так в древнем Карфагене была каста переводчиков. Ее представители находились на особом положении в обществе, освобождались от общественных работ, передавали профессию из поколения в поколение, брили головы и носили особые татуировки: попугая со сложенными крыльями для тех, кто знал один иностранный язык, и птиц в полете для полиглотов. В городе, где бок о бок жили иностранцы, «толмачи» были нужны как воздух
.Много веков спустя, в СССР переводчиков вновь «вознесли на Олимп»
Среди генсеков знание иностранных языков было распространено не больше, чем среди простых трудящихся. Строго говоря, полиглоты закончились сразу после В.И. Ленина — он получил хорошее старорежимное образование и владел английским, французским и немецким. После него руководители государства если и владели каким-то языком, кроме русского, то это был язык их родной республики.
Поэтому у каждого из них на всех международных встречах была правая рука — переводчик. И.В.Сталина
Некоторые из них стали настоящими легендами. Первым таким человеком был Валентин Бережков – переводчик И. В. Сталина. По словам Бережкова, он был одним из немногих людей, которые общались чуть ли не со всеми главными политиками прошлого века: Сталиным, Гитлером, Черчиллем, Рузвельтом.
Оказался на такой должности он почти случайно. До войны В. Бережков работал первым секретарем посольства СССР в Германии и участвовал в переговорах на самом высоком уровне. Во время одного из своих визитов Сталин заметил, что его переводчик с английского часто ошибается, и попросил Молотова подыскать ему нового. Молотов сказал, что хороший переводчик есть – правда, с немецкого. «Я скажу – выучит английский», – заявил на это Сталин. Выбор у Бережкова был небольшой, он в кратчайшие сроки выучил английский и стал сопровождать вождя во всех заграничных поездках, переводил ему всю войну, участвовал в исторической Тегеранской конференции, а в конце жизни написал увлекательнейшие мемуары о своей работе.
В США переводчики были «голосами», а в СССР персонифицировали собой интеллект, культуру и дипломатическую гибкость советских руководителей. От того, что скажет первое лицо государства, зависело не только решение насущных вопросов в международных отношениях, но и мир на планете.
В США переводчики сидели за спинами своих руководителей на официальных приемах, а их коллеги из СССР были за одним столом с начальством. Опытные бойцы старались перекусить заранее, чтобы не отвлекаться на еду. Но в 1943 году во время обеда в Тегеране с Черчиллем и Рузвельтом – Бережков остался голодным. Когда подали бифштекс, он не удержался, отрезал кусок и не успел его прожевать, как Черчилль обратился к Сталину. Когда окружающие поняли, почему переводчик молчит, они расхохотались, а вождь разозлился:
«Нашел, где обедать. Ваше дело переводить!».
Но главной звездой советского политического перевода был, без сомнения, Виктор Суходрев – личный переводчик Никиты Хрущева, Леонида Брежнева, Алексея Косыгина и Михаила Горбачева.
В общей сложности он провел рядом с главами СССР 30 лет. Началась его карьера с самого сложного клиента: Хрущев, любитель спонтанности и импровизаций, задавал переводчику сложнейшие задачи. Как, например, перевести выражение «ехать в Тулу со своим самоваром»? Можно, конечно, сказать, что не стоит везти уголь в Ньюкасл, но беседа грозит уйти в иное русло.
Так, в 1956 году на приеме в польском посольстве в Москве он произнес историческую фразу «Мы вас похороним», которую, к слову, обычно цитируют не целиком. Полностью она звучит чуть менее устрашающе: «Нравится вам или нет, но история на нашей стороне. Мы вас похороним». По сути, Никита Сергеевич не слишком изящно процитировал Маркса, который говорил о том, что пролетариат станет могильщиком капитализма.
Суходрев перевел эту фразу как «We’ll bury you» – в таком виде она упомянута и в известной песне Стинга «Russians». В русский обиход это же высказывание вошло уже в обратном переводе с английского на русский и превратилось в «Мы вас закопаем».
Знаменитой «кузькиной матерью» Хрущев грозил иностранцам не один и не два раза.
Премьера состоялась еще в Москве, на американской выставке в Сокольниках в 1959 году. Тогда переводчик американской стороны растерялся и не нашел ничего лучше, чем перевести высказывание буквально: «Kuz’kina mother». Загадочные слова вызвали панику у мировой общественности: люди решили, что речь идет о какой-то новой сверхмощной бомбе, которой Хрущев планирует уничтожить человечество.
Суходрев вспоминал, что корректный перевод этой идиомы подсказал ему сам генсек: «Что вы, переводчики, мучаетесь? Я всего лишь хочу сказать, что мы покажем Америке то, чего она никогда не видела!» Так «кузькина мать» превратилась в «We’ll show you what’s what».
Отдельной строкой шли анекдоты и шутки, которыми любил разбавлять выступления Хрущев. Часто они были так же непереводимы, и переводчику приходилось «доигрывать лицом», чтобы члены иностранных делегаций хотя бы улыбнулись. Виктор Суходрев шутил: «Если Хрущев говорил „нАчать“, я переводил: „bEgin“».
Легендарный переводчик оставил после себя мемуары «Язык мой – друг мой», в которых много места уделил воспоминаниям о самом эксцентричном начальнике, — видимо, с остальными было не так весело.
Брежнев преподносил своему подчиненному сюрпризы иного толка. Генсек обожал скорость, а Суходреву приходилось везде следовать за шефом, гонял ли Леонид Ильич на подаренном Никсоном «Линкольне» по дорожкам Кэмп-Дэвида или катал по Завидову Киссинджера на «Роллс-Ройсе». Рассказывают, госсекретарь США от ужаса вжался в кресло.
Для Брежнева Суходрев был еще и сообщником – с его помощью генсек обходил запреты врачей, которые заставили советского лидера бросить курить. Удивительная картина: переводчик выдыхал дым в лицо главе государства.
Обаяние Суходрева расположило к нему даже американских лидеров. Кеннеди принимал от него кубинские сигары, несмотря на эмбарго. Форд лично знакомил с членами своей делегации. Никсон позволял переводить в одиночку, без участия американских коллег – невиданная вольность по меркам времени. «На американской дипломатической сцене Суходрев был заметной фигурой»,- вспоминал Гарри Обст в своей книге «Переводчик Белого дома».
У Суходрева в книге «Язык мой – друг мой» есть такие слова о профессии:
«Это работа… на шикарных, изысканных банкетах, завтраках, обедах, когда эти трапезы становятся удовольствием для кого угодно, только не для переводчика, которому подчас и кусок в горло не лезет, поскольку ему приходится и за обеденным столом играть ту же роль, а именно – быть единственным посредником, дающим возможность людям, не понимающим языка друг друга, общаться, причем общаться так, чтобы они забыли о самом присутствии переводчика, чтобы им казалось, что они действительно общаются напрямую друг с другом. И в этом высший пилотаж профессии: стать как бы невидимым, но присутствующим, если хотите, необходимым злом».