Сколько себя помню, каждый год в конце апреля я начинал придумывать, что бы такое подарить деду. Девятое мая он отмечал как еще один день рождения - с накрытым столом, гостями и подарками.
В детстве вопрос решался просто - рисовал для него море и корабли. Потом я вырос, но Айвазовским, к сожалению, не стал. Поэтому каждый раз приходилось как следует поломать голову.
Сейчас апрель заканчивается и я снова чувствую знакомое беспокойство - что-то надо сделать, а я забыл. Умом понимаю, в чём причина, но от этого как-то еще хуже. Вот что я могу сейчас сделать для него хорошего? Покрасить лавочку и поставить свежие цветы? Даже это не получится - карантин.
Бессмертный полк отменили. Сейчас как раз смотрю на большой портрет - мы его не стали прятать в прошлом году, рука не поднялась положить в шкаф к фотографиям, так и стоит на тумбочке.
Извини, деда, у меня нет подарка.
Попробую просто написать про него. Ну, как в детстве, когда я корабли рисовал, только сейчас текст. Я не Достоевский, но и деда у меня нестрогий критик. Думаю, он был бы доволен.
Дату своего рождения дедушка точно не знал. Потом в военном училище это вызвало проблемы, и командование поручило врачам установить точный возраст курсанта "медицинским способом". Уж не знаю, что это был за способ, но день рождения ему назначил врач - 22 января.
В семье дед был младшим, пятым ребёнком. Жили в Тушино - школа в соседней деревне, каждое утро их на подступах встречали местные. Есть такая деревенская традиция - лупить чужих. Он среди пацанов был самым мелким, в бою практически бесполезным. Наверное, стоило убегать - малька бы отпустили - но деду было стыдно. Возвращался домой из школы с оторванным рукавом и синяком на половину лица. Мать ругалась, а он в ответ упрямо шмыгал разбитым носом.
Тушино запомнилось лошадьми-тяжеловозами. Мужское население деревни работало в Москве ломовыми извозчиками, поэтому основу деревенского благосостояния составляли кони - предшественники грузовиков. Детвора со знанием дела обсуждала лошадиные стати, так же, как современные мальчишки обсуждают характеристики автомобилей.
Редкое счастье и предмет для гордости - это когда взрослый извозчик доверял помыть в речке коня. Потом можно было ходить по деревне задрав нос и ловить на себе завистливые взгляды.
А еще были тайные поездки. Мужичок-односельчанин, осторожно осматриваясь по сторонам, незаметно привлекал внимание кого-нибудь из мальчишек и показывал взглядом на телегу. Задача избранного счастливца была в том, чтобы спустя некоторое время подсесть уже в движении, разумеется, соблюдая все меры конспирации.
Телега отправлялась в сторону Москвы, а заканчивался маршрут возле заветной двери с надписью "Спирт-трест". Извозчик заходил в нее уверенным пружинистым шагом и через некоторое время возвращался обратно, но уже на четвереньках. Падал в телегу и спал всю обратную дорогу. Малолетний сообщник исполнял при этом роль автопилота.
Умный конь сам прекрасно знал дорогу и в управлении не нуждался. Но как же приятно было сидеть, держа в руках вожжи, и понимать - сегодня самый счастливый день в твоей жизни.
И, конечно, был Тушинский аэродром, который строили буквально у пацанов на глазах. Все мечтали о небе - самолёты уверенно занимали место в детских головах, вытесняя оттуда коней. Профессия лётчика постепенно брала верх над профессией ломового извозчика.
Чтобы проверить себя, дед украл юбку старшей сестры и сделал из нее парашют. Прыгнул с моста в речку - сам в итоге выбрался, но парашют спасти не удалось. Дома его ждало много крику, слёз об утопленной юбке и ремня. А история эта вошла в семейные хроники.
Еще дед хранил страшную тайну. Мне ее рассказали, когда я был уже взрослым. Оказывается, его растил отчим, а родной дедов отец был белогвардейцем. Такой совершенно невозможный для офицера и коммуниста факт мог намертво испортить анкету, поэтому дед держал его в большом секрете.
От прадеда осталась добротная фотография на картонной основе. Мужчина средних лет - чеховская бородка, мундир железнодорожника. Я к тому моменту уже посмотрел "Адъютанта его превосходительства" и был немного разочарован, не увидев в нём ничего явно белогвардейского. Простой человек, воевал на другой стороне и трагически погиб.
Дедушкин отчим был славным и незлым парнем. Он частенько выпивал, но во хмелю не буйствовал, наоборот, начинал любить весь мир, вести философские беседы о жизни и раздавать деньги буквально первым встречным. Некоторые бессовестные люди этим пользовались, поэтому в день получки семья всегда встречала его с работы на проходной. Во время войны в оккупации он попытался объяснить немецким солдатам неправоту Гитлера и был ими застрелен на месте без суда и следствия.
Детские дедушкины мечты о небе не сбылись. Возможно, судьба его хранила, иначе встретил бы он войну на чайке или ишаке. Рыцари люфтваффе тогда еще не издохли, были полны сил, и за каждую тварь приходилось платить десятью жизнями наших пацанов.
А с лётным получилось так - как раз накануне поступления, уже имея на руках направление от горкома комсомола, покрутил солнышко на турнике, сильно повредил ладонь и попал в больницу. Вступительные экзамены прошли без него, а на руке на всю жизнь остался шрам.
Ни на что особенно не надеясь, снова пошёл в горком комсомола. И - о,чудо! - дополнительный набор как раз объявило военно-морское. К этому времени семья перебралась из Тушино в тёплые края. И дед , глядя на море, уже начал понимать, что оно в чём-то и не хуже неба. А моряком быть так же здорово, как и лётчиком.
Экзамены в училище тогда проходили просто - всех вывезли на барже подальше в море, показали направление и скомандовали - вперёд! Преподаватели следили со шлюпок за будущими курсантами и вылавливали тех, кто начинал тонуть.
Недоплывших потом отправили домой с сопроводительными письмами примерно такого содержания - парень очень хороший, но слабоват в русском и геометрии. Дед доплыл - выполз на берег еле живым, но уже курсантом. Море его приняло.
В детстве дедушка учил меня вязанию хитрых узлов, семафору и азбуке морзе. Кроме этого из училища он вынес еще кое-какие специальные знания для гражданской жизни, но они проявляли себя только во время совместного созидательно труда - ремонта в квартире или работы в саду. Назывались они - морской, боцманский, а также большой и малый петровские.
Удивительно, но в других ситуациях дед матерную речь не использовал вообще. Но стоило мне взять в руки лопату или полоску обоев, тут же включался фонтан морского красноречия. Меня это жутко раздражало. Пытался выяснить у него - зачем? В ответ дед смотрел на меня строго и цитировал кого-то из своих преподавателей: "Мат мобилизует курсанта."
Война для него началась ранним утром 22-го июня в Севастополе. Вообще, о войне он рассказывал очень мало и неохотно. Запомнилось про немецкий танк, летящий кувырком от попадания главного калибра, про друга, подорвавшегося на мине на выходе из бухты, прямо на глазах у беременной жены. И еще про психологический эффект от фанерной будки вокруг зенитного пулемёта. Когда точно знаешь, что она из фанеры, потому что сам участвовал в изготовлении и покраске ее в шаровый цвет, а потом прямо на тебя пикирует самолёт, и тебе не страшно, потому что ты "в домике".
После Чёрного моря был Тихий океан. Из этого периода запомнилось, как они пережидали цунами на сопке, а потом откапывали вещи из тины и водорослей в мокрых квартирах. Как они с бабушкой жили в деревообрабатывающем цеху - днём цех работал, а бабушка собирала ягоды в тайге. Приходила вечером, делала перед сном в цеху уборку от стружек и опилок.
Из Магадана - как осуждённый тенор Козин в местном клубе собрал овации, и выходил на бис до тех пор, пока начальник лагеря из своей ложи не заорал: "Козин! Марш со сцены!"
В Петропавловске матросов побили солдаты в клубе на танцах, а матросы, вернувшись на корабль, врезали по клубу главным калибром. Последний случай был засекречен, дед давал подписку о неразглашении и рассказал о нём уже в наше время. В связи с исчезновением всех организаций, которым он обещал хранить тайну, включая и сам Советский Союз.
После войны дед снова оказался в военно-морском училище, но уже в качестве преподавателя. Уже собирался подавать документы в академию Генерального штаба - а это прямой путь к адмиральским звёздам - но военная карьера его внезапно завершилась.
Начальником училища стал человек нервный и несдержанный на язык. Преподавательский коллектив какое-то время терпел и скрипел зубами. А потом на моём дедушке терпение закончилось. После какого-то особенно удачного оскорбительного выпада, дед пробил своему непосредственному командиру джеба в левый глаз.
Для остальных сослуживцев эта ситуация послужила спусковым крючком. Все офицеры училища в парадной форме с орденами пришли в кабинет начальника и предъявили ему ультиматум - изменить линию поведения в отношении преподавателей на более уважительную. И обещая противном случае составить коллективный рапорт. Сверкая свежим бланшем, начальник училища ультиматум принял и с условиями согласился.
Вопиющий случай драки между старшими офицерами не стали предавать огласке и оставили практически без последствий. Как раз в это время происходило очередное масштабное сокращение вооруженных сил, и дедушка уволился из рядов, благо уже успел выслужить себе небольшую пенсию.
А после этого была еще долгая и счастливая жизнь в нашем городе у моря. Работа в НИИ, продвижение по профсоюзной линии, воспитание внука - меня. Ходили с ним в парк и на море, он учил меня плавать и ездить на велосипеде "Украина" с двумя багажниками. Сделал мне турник и шведскую стенку, вязал со мной морские узлы и рассказывал истории из своего детства и юности. Еще он очень любил гулять, мы с ним часами бродили по городу и разговаривали.
Кстати, на этом же велосипеде "Украина", будучи на седьмом десятке, он съехал по нашей длинной каменной лестнице к морю. Как объяснил потом - захотел проверить себя, повторить достижение юности. Проверка удалась частично - в самом конце упал и порвал рукав куртки с надписью "Олимпиада 80". К счастью, не сломал ничего себе, даже велосипед уцелел.
В возрасте девяноста лет заинтересовался интернетом, вступил в сетевое сообщество ветеранов войны и труда при своём НИИ, ругался там с ними из-за каких-то исторических событий, обменивался фотографиями. По его просьбе я ему составил подробные рукописные инструкции - как открыть браузер, как посмотреть фильм, как отправить и получить почту. То что маленькие дети понимают мгновенно и интуитивно, дедушке давалось очень тяжело - мышка не слушалась, забывались последовательности действий. Но он справлялся, смотрел мои рукописные шпаргалки, пальцы постепенно привыкали к мышке и клавиатуре.
Пять лет назад был последний наш с дедушкой День Победы. Круглая дата, множество звонков, непрерывная вереница поздравляющих. Он уже тяжело болел, лёжа в постели пожимал руки, благодарил по телефону. Смотрел вместе с нами парад и ел пирожные. А я надеялся на чудо - что он всё-таки доживёт до ста лет.
Недавно видел его во сне - мы как обычно бродили по городу и разговаривали о чём-то важном. Потом пытался вспомнить разговор - но нет, никак. Город был похож на наш и в чём-то неуловимо другой, а вокруг были сумерки - то ли рассвет, то ли наоборот вечер.
Приехал трамвай, свет в вагоне был какой-то ненормально яркий. Мы побежали к остановке, я протянул деду руку, чтобы помочь, и вдруг понял, что рука у него совсем не старческая - надёжная и сильная, как в детских воспоминаниях.
А потом дед буквально закинул меня в закрывающуюся дверь, и трамвай тронулся. Я смотрел в окно и видел, как он машет мне рукой из темноты.
Это конец истории.
Деда, твой бестолковый постаревший внук помнит тебя. Мы все помним тебя и любим. С Днём Победы.