В середине XVI века царь Иван снарядил стрелецкое войско воевать с казанским ханом. Через двести лет императрица Елизавета Петровна отправила в Казань депешу с требованием прислать в Петербурх три десятка отборных бойцов, поелику зело лютый ворог одолевает, житья от него никакого, а свои гренадёры повывелись. Да наказала отобранных воинов допрежь размещения в обозе оскопить, дабы не отвлекались на глупости по прибытию в столичные пределы.
Приехавших молодцов осматривала самолично. Ласковых да пригожих оставила царские покои стеречь, прочих заточила в подвальную темницу - с наказом потчевать узников телятиной, но умеренно, чтоб не тучнели и службу блюли.
Так в Зимнем дворце появились коты-крысоловы. Дошедшие до нас письменные описания позволяют предположить в них сибирскую породу. Рисованный портрет одного из героев обороны Зимнего выдаёт в нём камышового кота - существо могучее, голосистое, добродушное и прожорливое.
Командированные из Казани коты, кем бы они ни были, задачу выполнили. Подвальные крысы исчезли; в императорских покоях котики повели себя достойно. В отсутствие матушки-царицы спали на троне, не чиня безобразий и не нанося ущерба короне.
С казанских переселенцев и началась история кошек, прописанных в Эрмитаже.
Что за двор без интриг?
К моменту воцарения Екатерины Великой кадровый состав кошек, официально поименованных зимнедворскими и поставленных на казённое довольствие, обновился. Казанские красавцы по понятным причинам потомства не оставили. На их место один за другим пришли уличные вельможи хвостатого мира и первые в России кошки ванской породы, привезённые из Турции князем Потёмкиным.
В отличие от прежних крысоловов, коренные петербургские коты вплавь за добычей не бросались. От водолюбивых ванских кошек такой самоотверженности тоже не требовалось: десятилетия жестокой муштры выучили крыс держаться подальше от дворца и свирепой дворцовой стражи.
Заскучав от безделья, отмытые, накормленные и надушенные котики затевали соперничество с фаворитами императрицы - левретками. Борьба лидеров шла за право возлечь в императорской опочивальне на просторное собачье ложе, задрапированное розовым шёлком и пунцовым бархатом. Особи рангом пониже конкурировали за возможность греться у изразцовых печей в корзинах для переноски дров.
Собак Екатерина любила больше, но и кошек не притесняла. При ней они расплодились до естественного предела, освоив не только дворец, но и все вспомогательные постройки. Челядь котиков обожала: маленькие хищники исправно гоняли грызунов и разрешали себя гладить. Цесаревичам и цесаревнам рекомендовалось играть с котятами для воспитания в себе милосердия.
До революции 1917 года зимнедворские кошки дожили безбедно.
Новое время - новые порядки
Смена власти даровала четвероногим «дворянам» непрошеную свободу. В просторных залах поселились учреждения, равнодушные к судьбам кошек. Преобразование дворца в музей снизило напряжённость постреволюционного житья. Баланс взаимного доверия мало-помалу установился между полузабытыми хвостатыми зимнедворцами и бывшими аристократками, пришедшими служить культуре.
Стабильность скудного существования сохранила отряд охотников за крысами. К началу блокады руководство музея отчётливо осознавало полезность соседства бесценных экспонатов и бесплатных кошек. Однако пережить голод животным не удалось...
Новая бригада четвероногих защитников Эрмитажа вербовалась среди ярославских добровольцев. Как и их предшественники, послевоенные котики быстро освоились в лабиринтах дворцового комплекса и зажили по-царски.
Отсутствие манер сказывалось: неотёсанная деревенщина могла затеять возню в благоговейной тишине музейных залов, усеять вылезшей шерстью драгоценную обивку раритетных мебелей, разодрать важный документ на директорском столе.
Наглость пресекали изгнаниями и запретами. Котов лишили права доступа сначала в музейный комплекс, после - только в важные помещения.
Хитрые бестии карабкались в императорские покои по вентиляционным каналам. Многие застревали, и тогда посетители Эрмитажа внимали заунывным воплям, доносящимся из углов. Впечатлительные старушки шептались о призраках прошлого, а мобилизованные на борьбу с привидениями строители крушили стены в поисках незадачливых крикунов.
Сегодня все продухи забраны решётками. Паранормальная активность снизилась...
История продолжается
О кошках, заправлявших Эрмитажем в последние десятилетия, рассказывают легенды. Кот Василий, к примеру, возжаждал сделать юридическую карьеру и зачастил в музейное управление. Там ему дали от ворот поворот, но надоумили подвизаться швейцаром. Тоже ведь страж порядка!
Васька совета послушался. Всякий день он загодя являлся к главному входу, покрикивал на нерасторопных привратников, проверял функциональность уборочного инвентаря. Гостей встречал лёжа на ступенях. Языковых барьеров для него не существовало. Удовольствие в общении с Василием находил и стар, и млад вне зависимости от страны происхождения.
В минуты отдыха кот развлекал персонал динамическими упражнениями с использованием цирковых приёмов. Его эквилибр с подкидными швабрами на катящихся вёдрах зрители встречали аплодисментами.
Даровитая альпинистка и красавица Гюльчатай положила начало традиции восхождений на постамент «Лучника», обитающего в дворцовом дворике Старого Эрмитажа. Нагретая летним солнцем бронза дарит ловким кошкам желанное тепло, а у неловких пробуждает зависть и ревность к чужим успехам.
Запрет на посещение кошками музейных залов ныне соблюдается строго, зато подвал отдан в их полное распоряжение. Персональная штатная единица (из людей) заботится о чистоте кошачьих лотков и лежанок. Для хранения припасов выделен холодильник. Периодически проводятся дни открытых в подвал дверей, во время которых дети гладят котиков, а котики выбирают хозяев...
Добрые люди, прознав о безбедном существовании эрмиков - так нынче зовут эрмитажных котов - несут сюда подкидышей. Мало кому известно, что государственного финансирования кошачьего войска нет. В бюджете Эрмитажа не предусмотрено и копейки на содержание крысоборцев и мышененавистников. Коты главного музея Санкт-Петербурга живут на пожертвования!
Будете проходить мимо Эрмитажа - пожмите, хотя бы мысленно, лапу, охраняющую сокровища от нашествия варваров.