Все организации, события и персонажи, описанные в произведении, являются полностью вымышленными.
Начало
Предыдущая глава
Роман "В любви и на войне". Глава 3.
Возможно, стоило променять самосовершенствование под чутким руководством сержанта на это простое и мирное занятие - чистку рыбы, но мы, как овечки, поддались стадному инстинкту и бросились выполнять приказ. Кто-то поступил мудрее и ринулся к раковине прямо в трусах, а уж потом схватился за форму. Среди умных оказались наши Стася и Надя, а вот я предпочла сначала одеться. Дело это оказалось небыстрое: на каждое движение тело отзывалось страшной болью - каждая мышца. Когда я в брюках и футболке направилась к раковинам, там столпилась такая очередь, что нужно было метров пять идти по головам, чтобы добраться до воды. Истекала последняя минута... Я махнула рукой на умывание, завязала волосы в хвост и выбежала вслед за Стасей из казармы.
На плацу стоял недовольный сержант и часто посматривал на часы. Те, кто вышел, построились и долго ждали остальных - по крайней мере, судя по реакции нашего куратора, это был очень длинный промежуток времени, за который он успел еще глубже провалиться в презрение к своим подопечным. Когда, наконец, вся группа построилась, Васильев стал орать и орал минут десять подряд, багровея и брызгая слюной. Смысл его речи сводился к тому, что мы - бездарные и глупые курицы, что в армии нам делать нечего и лучше бы мы занялись своим природным предназначением. Что на кухне нет столько рыбы, чтобы дать работу всем криворуким и кривоногим гусыням, которые не способны одеться за 5 минут. Поэтому он отобрал несколько самых последних - их послал чистить рыбу, еще пятерых отправил на продовольственный склад, небольшую партию - мыть полы во всей части, и так далее и тому подобное. Нашу небольшую группу, успевшую выйти вовремя, да еще немного девушек, что опоздали несильно - повел на зарядку, а потом завтракать. Я даже забыла про мышечную боль - так меня поразила эта несправедливость. У самого входа в столовую я дернула Стасю за рукав и пролепетала:
- Спроси его, пожалуйста, что с остальными! Неужто завтрака лишат?
- Сама спроси! - высокомерно предложила Стася.
- Я не могу! Боюсь его до дрожи. То ли разревусь, то ли в обморок упаду от страха...
Стася фыркнула:
- Ну ты вояка! А как ты собралась во врагов стрелять? Ладно, спрошу...
Мы прошли за стол, а моя смелая боевая подруга остановилась перед Васильевым по стойке смирно и, отдав честь, сказала:
- Разрешите обратиться!
Сержант разрешил.
- Что с наказанными? - спросила Стася. - Они будут есть?
- Не вашего ума дело! - рявкнул Васильев, но потом вдруг добавил уже спокойнее: - Поедят, когда отбудут наказание.
Стася отошла от него и села на свое место за столом со спокойным лицом, но я заметила, что она дрожит. Вот такой он страшный - наш сержант Васильев.
Вязкая и склизская овсяная каша пошла не так хорошо, как куриные котлеты накануне - она была даже без сахара, поэтому я не смогла осилить больше двух ложек. Зато съела целых три вареных яйца - у меня даже тяжесть в желудке появилась, и это радовало, потому что было ясно, что сил сегодня понадобится много.
Однако первым занятием оказалось политпросвещение - мы, наконец, смогли поближе познакомиться с капитаном Павловым. Невероятно, но его характер был почти полностью противоположен натуре сержанта Васильева. Алексей Геннадьевич оказался человеком мягким, деликатным, я бы даже сказала интеллигентным - как его занесло в армию, непонятно. Смотрел он на нас приязненно, часто улыбался, во время лекции шутил и рассказывал тонкие политические анекдоты. Грузная фигура еще придавала его образу добродушия.
Он что-то говорил о военной мощи нашей родины и ее положении в мире, но я мало запомнила, так как все силы употребила на то, чтобы не уснуть: щипала себя за руки и ноги, вспоминала то смешные, то грустные эпизоды из жизни и фильмов... Я заметила, что многие девчонки клевали носом, но Алексея Геннадьевича это, похоже, не расстраивало: он продолжал говорить, нисколько не раздражаясь. Вот сержант Васильев на его месте давно сорвался бы на крик и как следует отчитал нас за слабость, а то, может быть, и линейкой надавал по рукам.
После теоретического занятия нас погнали на пробежку - я почти обрадовалась этому, потому что уже начала проигрывать сонливости в неравной борьбе. Нас вывели на стадион - там я увидела Сашу и Женю, которые, видимо, уже вернулись со своих штрафных заданий, и я сразу приступила к ним с вопросом, покормили ли их. Они ответили положительно.
- Ну, если это можно так назвать, - прыснула Саша. - Отвратительная овсяная каша, к тому же ледяная...
- Ты две порции съела! - заметила Женя.
- Так я полтора суток почти не ела! - ответила великанша, но тут их прервал окрик сержанта Васильева:
- Беегом! - и он так ожесточенно дунул в свисток, что мы чуть не оглохли.
Очень быстро вперед вырвалась Стася и с ней еще пара таких же поджарых девушек. Сначала мы пытались держаться за ними, но силы наши быстро иссякли, да и мышечная боль изрядно мешала. Она, правда, стихала по мере разогрева тела, но на смену ей пришла усталость, и на втором круге лидеры забега обогнали нас еще раз. Я же плелась в хвосте с несколькими аутсайдерами - одна девушка была полновата, ее мучила одышка, другая - слишком худа, третья - заметно старше нас всех.
- Демьяненко, Соколова, Денисова, Рудина! - заорал на нас сержант Васильев. - Вы что, в санаторий приехали?! Ну-ка, ускорились, быстро-быстро!!
Я вроде и испугалась его крика, но бежать быстрее не могла: ноги мои еле волочились по укрытой черными квадратными резиновыми пластинами дорожке - и, в конце концов, я споткнулась и упала. Растянулась во весь рост и хлопнулась лицом о землю.
- Соколова! - взревел сержант Васильев.
Я подняла голову и почувствовала, что из носа течет кровь. Было больно, то терпимо. Не без труда я поднялась и хромающей походкой направилась к сержанту, не глядя на него и попутно размазывая кровь по лицу. Он молчал, поэтому посмотреть на него все же пришлось. На лице его отражалось такое презрение и отвращение ко всему женскому роду, что я чуть сама себя не возненавидела.
- В медпункт, живо! - процедил сквозь зубы сержант. - А потом назад. Пока не пробежишь 10 км, никуда больше не пойдешь!
Медсестра умыла меня, закапала мне в нос перекись водорода, отчего стало сильно печь и щипать, а потом поставила туда ватный тампон, смоченный нафтизином. Все это было мне знакомо, и я терпела молча. Голова у меня не болела, поэтому от парацетамола я отказалась.
- Наверно, вам надо переодеться, - заметила медсестра, кивая на мою футболку.
Я впервые оглядела себя и увидела на груди кровавое пятно, но пробормотала:
- Нет-нет, мне надо бежать.
Когда я вернулась на стадион, пробежка там уже заканчивалась, но Васильев явно намеревался выполнить свое обещание. Он построил девушек, отчитал их и отправил на получасовой отдых в казарму, а сам остался со мной - отсчитывать круги и замерять время. Я думала, что не смогу пробежать 10км - это просто невозможно: у меня болит каждая мышца в теле, разбит нос, я категорически не выспалась и уже устала... но я плохо знала сержанта Васильева. Он следил за каждым моим шагом и не позволял даже иногда переходить на шаг - орал на меня, как бешеный и обещал, что заставит драить сортиры. Когда я почувствовала, что сейчас умру, то приблизилась к нему и, продолжая изображать бег на месте, взмолилась:
- Пожалуйста, отпустите меня! Я больше не могу!
Васильев пытался прожечь меня своим презрительным взглядом насквозь, но я не сдавалась:
- Я сейчас упаду замертво, клянусь, у меня лопнет сердце, легкие и голова!
- За мной! - наконец прервал свое молчание сержант и сам побежал рядом со мной.
Этот человек не ведает жалости! - думала я. - Да он, вообще, не человек. Робот какой-то бездушный... - и еще множество плохих слов.
- Смотри на меня! - потребовал Васильев, но я не могла поднять головы: перед моими глазами плыли красные круги. - Вы, женщины, не умеете работать до отказа, это все ваша чертова автоматика, силы бережет. Но сейчас надо доработать! Посмотри на себя! Ты развалюха! Тебе 20 лет, а 60-летний майор Конкурин тебе фору даст в три раза! Ты хоть представляешь себе, что это была за машина в 20 лет? Но сейчас не об этом. Чтобы тебе хоть сдвинуться с мертвой точки, надо работать до отказа. Так работай, мать твою! - последнюю фразу он проревел в своей любимой звериной манере.
Мне сразу вспомнилась песня группы "Статус кво" - "You're in the army now" и это знаменитое "Stand up and fight!" Я подумала, а может, он прав? И он вовсе не безжалостный тиран, а это я - излишне жалеющая себя принцесса... То есть, это, конечно, не моя битва, а моей сестры, но если уж я взялась, то надо, черт побери, идти до конца.
- А теперь посмотри на меня! - потребовал сержант Васильев, видимо, заметив, что мое лицо просветлело.
И я посмотрела. Его лицо - это дурацкое круглое лицо с ужасными веснушками и нелепыми усами - впервые не выражало ни презрения, ни отвращения к женскому полу. Только сосредоточенность и внимание.
- Да куда ты смотришь, дура? - опять привычно нахмурился он. - На ноги мои смотри!
Он бежал рядом со мной - но совсем не так, как я. То есть, вроде бы и бежал, но в его беге не было момента полета - это была скорее ловкая имитация бега с мягким перекатыванием с одной ступни на другую. Сначала я не поняла, что он хочет сказать, но вскоре до меня дошло - и я попыталась повторить его движения. Это было несложно, и внезапно бег из изнурительного упражнения превратился в нечто сродни ходьбе - а ходить я люблю. Пешие прогулки - одно из любимейших занятий в моей жизни. Я потратила на эту пробежку, конечно, намного больше времени, чем полагалось, но пропустила только отдых и начало занятия по оказанию первой помощи - ничего важного. Я была молодец, и сержант Васильев был мной доволен - это я поняла по тому, что нахмуренные брови его слегка дрожали - так бывает, когда человеку хочется казаться строгим, но его тянет улыбнуться.
И для вас немножко музыки в тему)))
Карта канала