Старая история, консерваторская. Имела место двадцать лет назад, когда я училась на композиторском, на втором курсе.
Моя профессор по общему фортепиано, дама рафинированная и всячески достойная, задала мне тогда пару пьес позднего Скрябина. Вероятно, она сочла их пианистически полезными, ставящими актуальные задачи перед студенткой вроде меня.
Пьесы носили весьма гордые имена, причём в оригинале - на французском. Назывались они, ни много ни мало, "Желание" и "Ласка в танце", такой вот диптих.
Несмотря на жёсткий современный язык, я вскорости освоила текст, постепенно наработала подвижность - и пришла показаться педагогу.
"Снимаю, - скупо откомментировала профессор, - не потянешь категорически. Пальцы бегают, а за душой пустота. Я думала - тебе и впрямь двадцать лет, а тебе, оказывается, семь с половиной. СлабО тебе позднего Скрябина исполнять, ой слабО. Возьми что-нибудь для детей, понаивней, сказочку-игрушечку, Грига какого-нибудь..."
Я, признаться, сначала не поняла свою наставницу, но, поскольку её пылкая речь продолжала изливаться, постепенно оценила посыл.
Она обвиняла меня - открытым текстом! - в недостатке сексуальной энергии, так необходимой уважающему себя музыканту двадцати лет от роду. Она едко досадовала, что жизнь не позволила мне, дослужившейся до консерваторского уровня, обрести достаточный опыт отношений, а конкретнее - физической близости. Всё это она утверждала на основании исключительно собственных догадок, а никак не фактов. Какие уж тут факты: я не имела обыкновения откровенничать с профессоршами пенсионных лет.
И в то же время, была она чертовски права. Только спустя три года, на её похоронах, я осознала, насколько же Елена Вильгельмовна видела своих подопечных насквозь.
Да, я была тогда всё ещё угловатой девочкой-отличницей, без шансов на взрослое мировоззрение. Вот только никак до меня не доходит - и по сей день решительно не доходит - отчего я была обязана к двадцати годам "наработать" богатую сексуальность?
Все мы, консерваторцы, жили разнообразными горячими эмоциями. Каждый - своими. Я не отчитывалась. Как бы то ни было, мой внутренний мир профессор сочла незрелым. Скрябин закрылся, "Желание" угасло, "Ласка в танце" осталась невостребованной.
На июньском экзамене я наиграла (на твёрдую пятёрку) разных зажигательных музык фольклорной направленности, оставив комиссию в прекрасном расположении духа. Закрыла сессию - и уехала в экспедицию с рюкзаком за песнями, а потом до сентября к родителям.
Да, мне шёл двадцать первый годик, но я отчётливо помню, что ощущала себя по-прежнему в безоблачном детстве. Я уже работала в музыкальной школе, с девятнадцати лет привыкала к обращению по имени-отчеству. Но внутренний ребёнок во мне никуда не девался, и он меня вполне устраивал тогда... До тех пор, пока Елена Вильгельмовна не пырнула меня без ножа. Я смогла оценить эту боль, и в ответ я окончательно замкнулась.
Потом я закончила консерваторию, и успешно, и в аспирантуре побывала. Добрые люди пригласили преподавать в училище, которое и стало моим постоянным пристанищем. Завоевала авторитет, поездила по стране с семинарами, курсами и мастер-классами. Частенько мне чудилось, что всё это происходит не со мной. Я ведь дура совсем. Бревно. Как удивительно, что люди благодарят меня за мой профессионализм и моральные вложения.
А теперь мне целых сорок лет. Как ни странно, мне удалось распрощаться со своим непутёвым, затянувшимся детством. Не так давно. К этому я шла нелегко...
Елена Вильгельмовна, Царство Небесное, никогда не узнает, что замуж я вышла только в тридцать. Заставила себя - и буквально вытянула. Последнее десятилетие было неспокойным, и судьба меня не раз испытывала на прочность. Мне пришлось много рисковать, всего не перескажешь.
Я родила дочь и троих сыновей, утратила львиную долю былого здоровья - но не устала от жизни.
Однако же, к позднему Скрябину - не прикоснусь. Для избранных, для посвящённых. Для особо тонко чувствующих... Такая вот штука высокое искусство. Espressivo. Местами - душу выворачивает.
Нет, ребята. Я теперь лучше уж сказочки почитаю, песенки попою, потешки да колыбельные. Мы в экспедициях отличные образцы писали. Что на Алтае, что в Поволжье, что в Черноземье.
Я теперь полноценный взрослый человек. Я ощутила это сполна, приложив к груди долгожданного, вымоленного у природы четвёртого ребёнка. У меня в жизни появилась ответственность, она же опора.
Как-нибудь проживём мы в этом мире без эфемерных, надрывных эмоций. Здоровее будем.