В 1995-м году в Международном журнале психоанализа вышла знаковая статья, подытожившая существующие на тот момент взгляды на контрперенос. Именно там Глен Габбард обозначил его как «common ground» (общую почву, область, в которой сходятся взгляды) для всех психоаналитических направлений.
Еще 40 лет назад такое невозможно было представить.
В середине XX века (на протяжении буквально трех лет с 1949 по 1951 гг.) трое психоаналитиков за пределами северной Америки (Винникотт, Хайманн, Литтл) сформулировали свои взгляды на контрперенос. Идея заключалась в том, что собственный опыт терапевта в контакте с клиентом мог быть источником ценной информации о последнем. Похожие (но не слышимые) голоса раздавались и в США (из интерперсональной вселенной Клара Томпсон писала об этом в 1950). Чуть позже к этому хору присоединится и южная Америка (Рэкер в 1953).
Североамериканский эго-психологический мейнстрим решительно отвергал такую позицию. В те далекие годы контрперенос оставался для них «загрязнением» работы, продуктом личных трудностей терапевта, которые «вываливаются» в поле наблюдения и мешают ему ясно мыслить. Контрперенос продолжал объявляться преградой для терапевтического процесса.
В итоге, в 1950-х психоаналитический мир оказался с множеством «контрпереносов» и отсутствием каких-либо переговоров по этому поводу. Каждое сообщество жило в своей изолированной вселенной. В 1960-х некоторые британские кляйнианцы начали посещать (а в некоторых случаях и присоединяться) к лос-анджелесскому психоаналитическому обществу и институту. Дискуссии были бурными. Споры часто заканчивалось тупиком: кляйнианцы говорили, что они работают с более «тяжелыми» клиентами (а в частном порядке подразумевали, что фрейдисты имеют дело с тривиальными проблемами и работают поверхностным образом). Фрейдисты говорили, что кляйнианцы требуют от своих клиентов слишком многого (а в частном порядке подразумевали, что то, что делают кляйнианцы, не является психоанализом). В крайних случаях некоторые аналитики называли своих оппонентов психопатами. Дело дошло до того, что Американская психоаналитическая ассоциация сочла необходимым вмешаться.
В середине века любые представления о контрпереносе было значительно проще тех, которые сформировались к 1995-му году. Тогда для американцев контрперенос являлся загрязнением, а для британцев – нечто, полученным целиком от клиента, без какого-либо влияния личности терапевта (именно за это интерперсональные аналитики, стоявшие в стороне от этих дебатов, критиковали британцев за то, что они заменили «чистый экран» на «пустой контейнер»).
За последующие годы произошло много чего, каждая психоаналитическая традиция не стояла на месте и продолжала развиваться, преодолевая собственные ограничения и выходя за их рамки. К тому же границы между теориями становились все более проницаемыми. Диалоги заканчивались не только обвинения оппонентов, но и переосмыслением собственных взглядов. Несмотря на главенство эго-психологии в США, появлялись такие авторы, как Левальд, которые интегрировал идеи из «местного» структурного подхода с положениями из теорий объектных отношений; интерперсональные психоаналитики тянулись в сторону независимой (средней) британской группы и т.д.
Внес свою лепту и постмодернизм с его деконструкцией больших Истин. Становилось понятней, что за каждым «истинным психоанализом» стоит субъективность его создателя с определенными личностными особенностями, слепыми пятнами и пр., социальный, экономический, политический и др. контексты, которые оказывают влияние на облик теории, и множество других факторов.
Именно влияние постмодернизма ответственно за то, что психоанализ превратился из набора «истинных психоанализов» в «психоаналитический плюрализм». Применительно к состоянию психоаналитической теории это слово («плюрализм») впервые зазвучало в публичном поле в 1987-м году в (знаковая статья Арнольда Купера в Журнале американской психоаналитической ассоциации).
Теперь появилось законное место для разных психоаналитических перспектив (порой противоречащих друг другу и даже противоположных в каких-то аспектах), каждая из которых считалась одинаково легитимным психоанализом. Началась новая эра.
Ну и возвращаясь к контрпереносу…
К середине 1990-х появилось пространство для публикаций и заявлений о том, что есть почва, которая является общей для всех психоаналитических направлений. Аналитики всех школ принимали идею о том, что контрперенос мог быть полезным источником информации о клиенте (интересно, что «победила» исторически кляйнианская точка зрения).
Но.
Контрперенос это не телепатический «чистый» доступ к внутреннему миру клиента. Субъективность терапевта никуда не девается. И она влияет на готовый продукт.
Как любят в таких случаях говорит интерперсональные психоаналитики, произошла «интерперсонализация» концепта контрпереноса. То есть контрперенос (как и перенос) – это продукт взаимодействия субъективностей терапевта и клиента. Это некий суммирующий опыт, совместно созданный феномен, который включает вклад обоих участников пары.
Несмотря на отличия в том, может ли терапевт отличить контрперенос от другой части своей личности (как, считали, например, американские фрейдисты) или не может (как считали реляционные психоаналитики), все сходились в том, что опыт терапевта помогает ему понять что-то важное про клиента.
К середине 1990-х появлялось все больше публикаций не только о контрпереносе как внутреннем опыте терапевта, но и как об особой форме вовлеченности и действования в отношениях (то есть в него включался поведенческий регистр).
В эти годы в США стремительно набирал популярность концепт разыгрывания (enactment), существовал концепт ролевой откликаемости (Сандлера), расширенная версия концепта проективной идентификации (рожденного в руках Кляйн как внутрипсихическая фантазия, затем расширившегося в руках Биона до способа взаимодействия и формы коммуникации).
Все они говорили о том, что терапевт не только постоянно что-то чувствует в контакте с клиентом, но и неизбежно ведет себя каким-то особым образом (порой невольным и бессознательным), что также может говорить о чем-то важном (до чего порой не дотянуться другими способами познания).