Он уже ужасно скучал по ней, но им не нужно было это постоянное напоминание. Его семье не нужно было видеть это каждый раз, когда они садились за стол.
Подойдя к своему мусорному ящику, он вытащил плоскогубцы и вывернул гайку с конца стержня, держа в руках стрелки часов. Она была последней добавленной стрелкой, и ее было легко снять.
Слишком легко.
И слишком рано.
Ужас для ее ситуации немного утих. С каждым разом, когда ей удавалось поспать, она все меньше и меньше наполняла вены.
Первые несколько часов она в основном оставалась свернутой на полу, пытаясь проснуться от того, что было в этом кошмаре, только тогда, когда мочевой пузырь сказал ей, что это больше не будет сдерживаться. Клэри отчаянно искала вокруг, пытаясь найти какую-нибудь туалетную комнату в этой комнате, в которой она оказалась. В комнате было много выстрелов, в которые она могла забраться.
Не выдержав, она просто присела на один из выстрелов и пописала там.
Из страха за то, что она оказалась там в ловушке, единственный план был - вернуться туда, где она проснулась, свернуться обратно в мяч и ждать.
В конце концов, ее ужас сменился голодом.
Здесь внизу было много воды, но ничего не мешало еде.
Нормально приготовленная еда в любом случае.
Через несколько часов после того, как Клэри снова осела на каменном полу камеры, ей пришлось поддаться какому-то первобытному инстинкту и поймать в ловушку крысу, которую она преследовала глазами.
Она слышала, как она торопилась. Слышал его маленькие гвозди о камень большого входа, прежде чем он вошел в комнату. Она сидела в надежде, что это Скребки, но это не так. Он двигался по воде, останавливаясь и нюхая воздух через каждые несколько метров. Она смотрела, как оно приближалось. Там было немного больше мяса, чем на Скребберах. Это означало больше, чтобы наполнить ее пустой живот.
Первые десять лет жизни в Берроу, на маленькой ферме в окружении грязных мальчишек, она жила простой жизнью, что сделало ее гораздо менее брезгливой, чем большинство девочек ее возраста. Особенно, когда дело доходило до того, чтобы убивать и снимать кожу с вещей. Она сжимала куриные шеи и отвечала за выщипывание их перьев, и так, по крайней мере, раз в месяц. Однажды она даже удостоилась "чести" быть той, кто перерезал шею одной из их свиней, среди некоторых обманок ее братьев, которые говорили ей, что она не будет достаточно "мужчиной". Это были основные навыки фермерской жизни, которые, как она знала, будут ужасать ее соседей по комнате.
Теперь это был основной жизненный навык, необходимый ей, чтобы выжить здесь, внизу, пока она не найдет выход или не будет спасена.
Это помогло ей услышать насмешки своих братьев в глубине души, когда она приземлилась на крысу. Сказать ей, что это нормально, если она не поймала его. Девушки все равно не должны были так поступать. Это дало ей решимость тогда, и сейчас тоже.
Ее первый крысиный ужин был самым трудным для желудка. К счастью, камера была освещена зачарованными факелами. Эти факелы держали настоящее пламя, маленькое милосердие.
Крыса, извивающаяся, потратила всю свою энергию на то, чтобы поймать, и была совершенно грязной, чтобы попытаться с этим справиться. Пытаться вскрыть крысу камнем было отвратительно. Ей пришлось использовать пальцы, чтобы сделать большую часть работы. Единственным "инструментом", с которым ей приходилось работать, были обломки в туннеле прямо за камерой.
Но ничего не было сделано.
Она должна была что-нибудь съесть.
Крыса, приготовленная из пламени, не была аппетитной, но этого было достаточно, чтобы поддержать ее.
С тех пор, как она проснулась, третий день ее пребывания здесь в ловушке.
Они должны были искать ее. Судя по типу камня, из которого были сделаны стены и пол, она была уверена, что она где-то в замке. В любом случае, под ним. Было одно место, где через длинную и узкую трубу, которая должна была быть длиной не менее мили, в камеру проникал естественный свет, хотя это было трудно определить.
В конце концов, кто-то должен был прийти и найти её; Дамблдору, её семье, самому ебаному Мерлину, было всё равно. Просто кто-то. Несомненно, кто-то заметил бы, что она уже пропала. Невилл или Луна спросили бы, видел ли кто-нибудь её.
С каждым днём она находила, что менее вероятно, что кто-то придёт.
Сидя на полу камеры, она пролистывала разрушенные страницы своего бывшего дневника, прислоняя спину к каменной стене, грызла остатки высохшей крысиной вяленой и думала.
Никто еще не нашел ее, и поскольку все близнецы сумели открыть для себя школу, они никогда не упоминали о таком месте. Она еще не заблудилась слишком далеко от главной комнаты, не желая упустить ни единого шанса, чтобы потеряться больше, чем она есть на самом деле.
Она также не хотела рисковать столкнуться с Василиском.
Почему она знала, что где-то поблизости есть Василиск, который она не могла понять. Она знала, что это случайно всплыло у неё в голове, и она не знала, как он туда попал.
Она оглянулась на огромную статую в конце камеры с зияющим ртом. Ее совершенно жуткие невооруженные глаза.
Уставившись на статую, она услышала что-то. Это было похоже на машущий звук. Как крылья.
Она села прямо и попыталась выяснить, из какого из туннелей мог исходить хлопающий шум. Джинни положила частично расплавленный дневник на пол и осторожно подошла к центру камеры, чтобы напрячь уши, чтобы больше не издавать звуков.