Война и любовь … Казалось бы, что может быть более несовместимым?
Но жизнь человеческая порой удивительна и непредсказуема.
В основе нашей истории – фронтовые письма, пожелтевшие от времени желтые треугольники.
75 лет прошло со дня окончания самой страшной войны. И поэтому особенно ценны эти уникальные реликвии, рассказывающие нам правдивую, удивительно светлую историю о человеческих чувствах на фоне страшных событий.
1938 год. В 20-й вологодской школе за одной партой оказались он и она.
Он - 16-летний Михаил Бехтерев, внучатый племянник знаменитого ученого В. М. Бехтерева, волей обстоятельств оказался в Вологде и жил один (его отца арестовали в 1937 году).
Она – 14-летняя Тося Барабошина, серьезная, гордая и независимая.
Позже Михаил вспоминал годы жизни в Вологде самыми счастливыми. Несмотря на клеймо «сына врага народа», одноклассники и учителя относились к нему доброжелательно, а классный руководитель Евгения Семеновна Меклер иногда на выходные и праздники приглашала его к себе домой. А главное, рядом была та, с которой постоянно хотелось быть вместе. Именно в ту далекую пору и стали складываться дружеские, порой покровительские (с его стороны), полные взаимной симпатии отношения наших героев.
Михаил выделялся среди одноклассников своей особой одаренностью: увлекался естественными науками, историей, литературой, играл в школьных драматических спектаклях, неплохо рисовал, писал стихи, умело обращался со словом (это явно просматривается в его письмах).
И кто знает, в будущем он мог бы стать ученым, инженером, художником, поэтом, но этому помешала война. И другой более важной задачи, чем защищать Родину, для молодых людей того времени не существовало.
Михаил Бехтерев ушел на фронт в 18 лет.
У нас есть возможность познакомиться с фронтовыми письмами, которые читаются как любовный эпистолярный роман с одной стороны, а с другой - это летопись суровых военных будней, своеобразный дневник войны.
17.09.1942
Здравствуй, старый друг по школе Тося!
Ты своим письмом напомнила мне о самых счастливых днях моей жизни. Помнишь, наверно, и зал 20-й средней школы, освещенный керосиновой лампой, где я обнял шутя тебя, у нас с тобой получился целый «бумажный» скандал, и вечерние прогулки под луной!.. Как хотелось бы, чтобы все это повторилось хоть на миг!
Смешно вспоминать об этом здесь, где сейчас находишься, недалеко от орудия, в сыром земляном окопе, накрытом ящиками от снарядов и землей, где даже днем пользуешься светом фонарика, чтобы написать эти несколько строк, где забываешь про нежные чувства, где любишь «Катюшу» за то, что когда ее приводят в действие, она обрушивает на врага ливень стали и огня, где забываешь о смертельной опасности…
18.09.1942
… война всех нас сделала сумасшедшими, когда становишься свидетелем всех тех зверств со стороны «чистой арийской расы», как они называют себя. Вы там, в тылу, все это знаете по рассказам, а я это видел наяву: и убитых женщин и детей, и замученных и истерзанных пленных и красноармейцев, наших родных, близких советских людей. Вот почему с нетерпением ждешь команды, чтобы снова привычной рукой посылать снаряд за снарядом в стан врагов и ради чего, не взирая на смертельную опасность, в огне и под свист смертельного металла спасаешь свою пушку, чтобы ее голосом сказать свое «Я» в этой войне.
Весна 1944 г.
Милая Тося!
… Ты подумай, после прорыва обороны немцев нас оттянули на отдых в лучшие районы Крыма.
Все в зелени, в цвету … А слева от меня в круглом «гнездышке», нахохлившись, сидит моя любимая «блондинка». Еще недавно извергала она сталь и пламя на головы румын и немцев. Еще недавно загоралась сухая трава от ее раскаленного ствола. А теперь вместе с нами она отдыхает на лоне природы.
Да, Тося, как бы я желал, чтобы ты была здесь, в этом замечательном крае! Даже немецкие изверги не могли зачернить природной красоты этих мест. Как глубоко и свободно дышится здесь после соли и серой грязи Сиваша, после сырых и холодных землянок на его берегу!
Как хорошо, что закончились переходы по пояс в воде и в грязи по Сивашу (а ведь каждую «блондинку» - по 100 пудов – приходилось переносить на руках), в котором нельзя оступиться. …
Апрель-май 1944 г.
Здравствуй, милая Тося!
Отгремели салюты Москвы освободителям Севастополя, очищен Херсонесский полуостров от остатков «Крымских армий» Гитлера, начался новый поход через Крым.
Еще крепче уверенность в сердцах бойцов, ненависть к проклятому немцу! Мы проезжали через Севастополь – нет ни одного дома в этом городе – лишь одни стены. Такого цветущего красавца превратить в кладбище! Даже несколько лет упорных уличных боев не смогли бы так изуродовать этот город.
Ты, наверное, обижаешься на меня, почему так долго не писал? Прости, любимая, но никак не мог. При стрельбе пушек некогда о себе и своих нуждах думать, а в машинах и на дорогах Крыма писать невозможно.
С нетерпением жду той минуты, когда встречусь с тобой, но пока это только мечта. А как хотелось бы прижать тебя к груди! Расцеловать любимую свою!
Здравствуй, любовь моя!
Сейчас копался в своих крымских записях и случайно натолкнулся на этот скромный цветок – незабудку, который еще где-то под Сапун-горой, когда рвали оборону немцев на подступах к Севастополю, под гром артподготовки вспомнил о тебе, сорвал и заложил между листков блокнота.
17.08.1944
Милая Тося!
Вчера не мог написать всего, что хотел. Не было времени. Сегодня у нас все относительно спокойно. Наконец, поняли немцы, что героев Сиваша никакими силами, никакими снарядами не победить. Пусть многие из нас погибнут. Пусть мы потеряем еще несколько пушек, но можно с уверенностью сказать испанское «No Pasaran!» Теперь они уже не рады, что заварили эту кашу, ибо наши «Илюшины», «Фэ-2» и другие сегодня так их «кормили», что, наверное, даже чертям тошно было, не только немцам!
17.09.1944
Здравствуй, милая Тося!
Снова, как и 5 месяцев назад, чувствуется приближение мощного, потрясающего. Хватит воевать на своей земле. С нетерпением ждешь этих дней. Нет слов описать то чувство, которое охватывает человека в стремительном наступлении. Его я испытал лишь однажды в Крыму, когда неслись по его просторам, догоняя бежавшего врага. Население забрасывало машины первыми цветами – радостные заплаканные лица. Помню, в одной деревушке навстречу нам вышла старушка: старенькая, сгорбленная, дряхлая. Дрожащими руками держала она поднос, покрытый домотканым полотенцем, на котором лежал деревенский хлеб, солонка с солью. Долго я буду хранить в памяти эту фигурку (растаявшую в дорожной пыли), которая кланялась нам, ее освободителям. …
12.03.1945
Здравствуй, милая Тося!
… За 22 года я по-настоящему полюбил только одну – тебя. И понял, открылся себе не в саду и не после шумного вечера, а под небом, кишащим «Юнкерсами» и снарядами, под грохотом разрывов, с пересохшими губами, под Сталинградом, смотря в лицо смерти, я в первый раз прошептал: «Тося»… Лежа в госпитале, с осколком в ноге, я восстанавливал в своей памяти образ гордой девушки с мальчишеской прической и упорством…
Это было одно из последних писем Михаила Бехтерева. 15 апреля 1945 года он погиб.
9 мая 1945 года под залпы победного салюта, когда вся страна ликовала и праздновала Победу, Тося (а к тому времени уже Антонина Васильевна, она закончила пединститут и стала учительницей) писала письмо своему любимому, не зная, что его уже нет в живых. Нельзя назвать это послание радостным, уж слишком много тревожных ноток, вероятно, сердце чувствовало.
«Если я не вернусь, помни обо мне», - написал Михаил в одном из писем.
Антонина Васильевна всю свою жизнь бережно хранила все фронтовые письма Михаила и в конце жизни решила поделиться памятью о своем друге с потомками: на свои средства она издала книгу, включив в нее письма Михаила и его мамы Юлии Карловны, с которой переписывалась после войны.
В конце книги – обращение Мише Бехтереву, школьному товарищу и воину-артиллеристу, комбату.
«Ты дороже мне всех на свете», -
В фронтовом письме строчку эту
Прочитала я вскользь тогда:
Молода была и горда…
«Ты дороже мне всех на свете», -
Я читала, я бредила этим
И рыдала над нашей судьбой,
В сорок пятом прощаясь с тобой…
В непростой моей женской судьбе
Я всю жизнь возвращаюсь к тебе.
Вновь и вновь твои письма читаю,
Потайной их смысл постигаю.
О тебе фронтовик-муж мой знал;
Он, казалось, меня понимал.
Понимают, надеюсь и дети
Святость Памяти и Заветов.
Я теперь благодарна судьбе,
Что попала в орбиту к тебе.
Отметаю свои же запреты:
Ты был дороже мне всех на свете.
Источник: Бехтерев, М. М., Бехтерева Ю. К. Письма в Вологду, фронтовые и послевоенные (1942-1959) / М. М. Бехтеров, Ю. К. Бехтерева; ; [предисл., послесл. А. В. Тихоновой]– Вологда: [б. и.], 2003. – 94, [1] с. , портр.