Все организации, события и персонажи, описанные в произведении, являются полностью вымышленными.
Начало
Предыдущая глава
Роман "В любви и на войне". Глава 2.
Вся эта мучительная процедура повторилась еще несколько раз: с отжиманиями, скручиваниями, берпи и планкой. Последние два слова стали самыми большими открытиями в моей жизни. Оказывается, можно по собственной воле так замучить себя, что даже хочется умереть, да ты и должен был умереть еще 10000 ударов сердца назад, но почему-то до сих пор жив. Наверно, этот Берпи был настоящим садистом - или мазохистом, раз придумал такое жуткое упражнение, от которого сердце выпрыгивает из груди, и в ней будто бы разорвалась граната - болит и печет. А голова пухнет от приливающей в нее крови, когда ты опускаешься в стойку на руках. Но стоит только подняться вверх на дрожащих ногах (на самом деле надо выпрыгнуть, но на такой подвиг мои бедра были уже не способны), как кровь от головы резко отливает, и она начинает кружиться. И это я молчу про отжимательную часть, которые я, на самом деле, и не делала, потому что руки у меня отвалились еще на предыдущем упражнении. В общем, ни одно из положений этого чудесного берпи не располагает к занятиям спортом - это сплошное недоразумение...
С планкой дело обстояло проще: она, конечно, невыносимо тяжела, особенно после целого комплекса упражнений, на которых мои силы кончились три раза, но когда тело не может выполнять планку - оно ее просто не выполняет. Я падаю, опять поднимаюсь и опять падаю. И тут ничего не поделаешь. Просто отказ.
- Ну что я могу вам сказать, - пробормотал майор, - никуда не годятся ваши результаты. Вы чем там у себя в учебных заведениях занимаетесь? Вообще не тренируют вас, что ли? Так, беременные есть? Себе же хуже сделаете, если не признаетесь!
У меня мелькнула предательская мысль, не сказаться ли беременной, чтобы мне дали поблажки или даже отправили домой, но во-первых, это будет пятно на васькиной карьере, а во-вторых, они ведь и проверить могут. Так что я промолчала, а пара девчонок призналась - не из моей компании.
После тренировки нас взвесили - я была, как обычно, чуть больше 50кг - а потом отправили в столовую есть. На обед (или это был полдник?) подавали зеленый борщ, перловку с мясом и зеленым горошком и компот из сухофруктов. Хорошо, что я была голодна, но вообще-то ем немного: первое показалось мне почти вкусным, а второе я даже пробовать не стала. Перловку терпеть не могу, вареное мясо было пресным и твердым, как стелька из кирзового сапога - так мне Надя сказала, а горошек я не уважаю, как и все бобовые, потому что от них пучит. Многие девочки разделяли мои вкусы, не в одном так в другом. Саша сказала, поеживаясь:
- Да, вот тут я, наверно, похудею! Вообще ничего съедобного не дали.
Оказалось, что она и зеленый борщ не уважает, а любит колбасу, котлеты, жареную картошечку и все в таком роде - мама кормила ее именно этим. А вот Стася только посмеивалась над нами: она уплетала все за обе щеки, а когда наелась, то сказала:
- Это самое лучшее, что можно придумать: на первое - горячее и жидкое, на второе сплошные белки и клетчатка с низким гликемическим индексом. Глупые вы... но ничего, через недельку привыкнете и будете мести все подряд.
Мы дружно замотали головами, но Стася снисходительно усмехнулась и промолчала.
После обеда нам дали время для отдыха - целый час - мы блаженно разлеглись на кроватях и сами не заметили, как уснули. Разбудил нас резкий звук свистка - это сержант Васильев пришел забрать нас на очередное испытание тела и духа. Он с презрением наблюдал за тем, как мы медленно надеваем обувь на деревянные ноги и завязываем шнурки непослушными пальцами.
Васильев пытался заставить нас идти строевым шагом, но уставшее тело не желало слушаться, так как страшно болело, и, кажется, не у меня одной. На этот раз нас привели в большой просторный спортзал с высоким потолком и натянутой посередине волейбольной сеткой. Разбили на несколько команд и всех по очереди заставляли сражаться друг с другом в эту ужасную игру с мячом. Я никогда не была сильна в спорте, не умела бегать, забрасывать что-нибудь в кольцо и прыгать через козла. Но эта игра была поистине садистской. Один раз попытавшись отбить мяч, я поняла, что следующая попытка закончится переломом руки - было ужасно больно, по запястью расплылось ярко-розовое пятно. И я стала уклоняться от мяча. А остальные наоборот - кидались к нему, ловили, наскакивая друг на друга. Эти милые, приветливые девчонки рычали друг на друга, ругались из-за несправедливого, по их мнению, гола и орали на меня если мяч падал на пол рядом со мной. Я поняла, что волейбол превращает людей, даже очень симпатичных, в диких зверей - это потом я узнала, что так действует любая командная игра: развивает агрессию - и это необходимо, когда речь идет о тренировке военных, особенно женщин, которые не склонны к агрессии. Зачем, в таком случае, женщины идут в армию, для меня в тот момент оставалось загадкой.
Позже я поняла, что и наши тренеры, куратор и преподаватели мужчины тоже не понимали нас - то есть, их - и отчаянно жалели себя за то, что им досталось стадо слабых и пугливых куриц, с которыми нужно нянчиться, как с малыми детьми. В конституции РФ за всеми гражданками страны закреплено право свободного выбора профессии, но если бы гражданки включили голову и отключили пустые феминистические амбиции, то они бы поняли, что военное дело - сугубо мужское, и нечего там делать представительницам прекрасной половины человечества. Так считали все или почти все офицеры и младшие чины, приставленные за нами присматривать. И они исподволь старались сделать все, чтобы отвратить женщин от службы в армии: вели себя по-солдафонски, грубили, унижали обидными эпитетами, перетруждали физической нагрузкой.
Были в нашей военной части и женщины-офицеры, которые, с одной стороны, понимали и поддерживали нас, а с другой - относились как к обычным рядовым и не давали никаких поблажек за принадлежность к слабому полу. Например, лейтенант Раиса Львовна Корсакова - начальник продовольственной службы и кумир Стаси. Это была высокая, статная женщина лет 35 с очень спортивной фигурой, прямой осанкой и строгим орлиным взглядом. Если кто-то попадал под ее начальство в качестве наказания за провинность или просто помогал, когда не хватало рук, то под конец дня он падал совсем без сил. Раиса Львовна не щадила никого, кроме беременных, а к ним относилась с презрением: мол, зачем приехали? Стася любила работать на продовольственном складе, даже несмотря на то, что там воняло гнилой картошкой. У Раисы Львовны не было ни мужа, ни детей - кажется, она когда-то давно развелась, и с тех пор была неприступна, как айсберг.
Была в части еще капитан Копейчикова - Анна Федотовна, полноватая женщина среднего возраста, но мы о ней мало что знали, потому что она занималась исключительно канцелярской работой и с нами почти не сталкивалась.
Но особенно люто, как мне казалось, нас ненавидел сержант Васильев, причем, возможно, так он относился абсолютно ко всем женщинам, а не только к своим подопечным. С его лица никогда не сходила маска презрения, я ни разу не видела его улыбающимся, и он практически не злился - мы не были достойны даже его гнева. Но он никогда не упускал возможность сделать для нас пребывание в лагере еще чуточку невыносимее.
После волейбола нам разрешили принять душ и переодеться, так как мы были насквозь мокрые от пота, а спортивных испытаний больше в тот день не предвиделось. Душевых кабинок было, разумеется, намного меньше, чем девушек, поэтому через двадцать минут все находились в разной степени готовности: кто-то вытирался, кто-то успел надеть нижнее белье, кто-то уже щеголял во всей форме - и в этот неожиданный момент сержант Васильев ничтоже сумняшеся вошел в раздевалку и попытался перечислить несколько фамилий, но его резкий голос тут же заглушил перепуганный женский визг. Девушки в панике попрятались кто куда: за одетых товарок, за дверцы шкафчиков, за одежду, которую держали в руках... Хорошо, что я успела надеть штаны и уже взялась за майку! А вот бедная Саша была абсолютно голой, и крошечное полотенце, которым она вытиралась, было не способно прикрыть ее массивное тело. Я схватила первую попавшуюся футболку, лежавшую на скамье, и кинулась к дородной подруге. Прикрыла ее собой и сунула ей одежду. Когда паника прекратилась и восстановилась относительная тишина, сержант начал сначала, даже не извинившись. Назвал несколько фамилий, приказал проследовать в медпункт. Остальным - одеться и построиться на плацу.
К счастью, долго нас там держать не стали - выразили неодобрение нашей плохой физической форме и отправили ужинать. Гречка, куриная котлета и вареная свекла улетели с моей тарелки, будто их снесло ураганом. Не то чтобы я все это любила, но сейчас голод был таким зверским, что блюдо даже показалось вкусным. Я заметила, что и Саша, уверявшая за обедом, будто никогда не предаст колбасу ради вареной говядины, быстро расправилась с тушеной куриной котлетой и даже попросила добавки. Однако наш стоявший тут же надзиратель Васильев строго провозгласил:
- Никаких добавок!
Был уже поздний вечер, и нас, наконец, отправили отдыхать в спальню. Мы попадали в кровати, как листья с деревьев поздней осенью. Не было сил ни шевелиться, ни говорить, ни даже думать...
Состояние при пробуждении, однако, было ничуть не лучше, чем при засыпании. Начать с того, что поспали очень мало - я потом узнала, что легли мы в 23 часа, а подняли нас в 6 утра. Учитывая вчерашние энергозатраты, этого нам катастрофически не хватило, чтобы восстановиться. Далее, наше утро началось с резкого, противного крика сержанта Васильева - меня как будто схватили за шкирку, вырвали из объятий кого-то большого, мягкого и теплого и бросили в холодную, твердую, колючую пустоту. Я начала всерьез опасаться, что сержант Васильев научит меня ненавидеть.
Как у меня болело тело, невозможно описать словами. По стонам, доносившимся до меня с разных сторон, я поняла, что не у меня одной. Васильев же продолжал издеваться:
- Пять минут на одевание и умывание. И кровать не забудьте заправить. Кто не успеет, идет на кухню чистить рыбу.
Продолжение
Карта канала