«…Девушка говорит медленно, как бы с трудом подыскивая слова, нервно потирает изуродованную отвратительным рубцом щеку и долгими минутами молчания перемежает повествование о своих судьбах.Повествование о знаниях, которые получила и которые все, все до единого, оказались ложными и путаными. О клятвах, которые ей давали и которых не сдержали. Повествование о том, как предназначение, в которое ей должно было верить, подло обмануло ее и лишило наследства. О том, как всякий раз, когда она уже начинала верить, на нее обрушивались мытарства, боль, обида и презрение. О том, как те, которым она верила и любила, предали, не пришли на помощь, когда она страдала, когда ей грозили унижение, мучение и смерть. Повествование об идеалах, которым ей полагалось следовать, но которые подвели, предали, покинули ее именно в тот момент, когда они были ей особенно нужны, доказав тем самым, сколь ничтожной оказалась их цена.»
В литературе и массовой культуре днем со днем не сыщешь толкового примера женщины с социопатией. Но именно из-за этой, можно сказать, уникальности Цири в свое время стала моим любимым персонажем «Саги о Ведьмаке». Нетрудно заметить, однако, что в фэндоме сформировалось достаточно поверхностное и превратное отношение к этой героине. Весьма удивительно, учитывая что сюжетная линия девушки занимает добрую половину, если не больше, книжной серии. Самый распространенный миф приписывает основополагающие черты характера Цири, такие как импульсивность, жестокость, заносчивость и проч. «переходному периоду» и «подростковой дури», из-за чего в корне упускается важный момент — многие симптомы социопатии присутствуют у героини еще с раннего детства и со временем лишь усугубляются травмирующими обстоятельствами. Введу немного конкретики и перечислю признаки социопатической личности, которые обнаруживает Цири:
1) Плохое самообладание, действие на аффектах.
2) Любые запреты воспринимает как вызов.
3) Словоохотливость, самоуверенность, склонность к провокации и эпатажу.
4) Поверхностность эмоциональных связей с людьми.
5) Манипуляции и ситуативное использование окружающих.
6) Склонность к необдуманному риску ради острых ощущений.
7) Неразборчивость в половых связях.
8) Предпочитает решать проблемы насилием.
9) Легко меняет идентичности, чтобы подстроиться под окружающую обстановку.
Многие фанаты замечают вышеперечисленные моменты и потому в обсуждениях часто делается вывод о том, что Цири — в целом отрицательный персонаж, а возможно даже главный антагонист книжного цикла. Вспомним интервью Сапковского с РосКона:
«Цири я задумывал, как монстра. Я хотел показать, как люди из человека сами делают монстра. Цири — это зло, воплощённое зло. Все делают из неё монстра, и «крысы», и чародейки, и Бонарт, и даже — собственный отец Дани. Она уже бессознательно мстит всем – Риенсу, болотникам. «Вот этими пальцами ты собирался научить меня боли, Риенс? — говорит она. — Этими вот руками?». Они все её учат боли! Когда она приходит в деревню на болотах, с чёрными глазами, старик её спрашивает: «Кто ты?», она отвечает: «Я — смерть». Помните, как под конец они спускаются по лестнице к врагам, ведьмак и девочка, плечом к плечу? Так вот, это спускаются добро и зло. Добро и зло. И поэтому никто не может их остановить.»
Вот над этим превращением из человека в монстра и хотелось бы поразмышлять поподробнее.
Если попытаться описать характeр Цири парой слов, то это — бунтующая индивидуалистка. Наблюдая за девочкой еще с детского возраста (10 лет), невозможно не заметить ее непомерное упрямство и дерзость. Цири по любым вопросам имеет свое мнение, тяжело переносит ограничение свободы и все стремится делать по-своему. При этом порог разряда агрессии у героини очень низок, и она часто срывается, не думая о последствиях. Еще до первой встречи с Геральтом, когда Калантэ собирается выдать внучку за неприятного ей принца, Цири сбегает из замка, уговорив пойти с собой мальчика - оруженосца. Паренек погибает от рук дриад, когда дети забредают в Брокилон, но наша героиня не испытывает по этому поводу ни малейших сожалений. Приносить в жертву других, гарантируя выживание себе — вообще типичная модель поведения Цири, которая неоднократно повторяется в течение книжного цикла, и к которой мы еще вернемся. Также вспомним случай, когда девочка не подумав срывается одна в Хирунд, чтобы встретиться с Геральтом, и попадает в засаду к Дикому Гону. Но такова уж маленькая принцесса Цинтры — если она не получает того, чего хочет, она либо устраивает истерику, либо совершает какую-то глупость, например, сбегает. Побег, кстати, является еще одной повторяющейся моделью поведения героини. Она отображает тягу Цири к бродяжничеству, присущую многим девиантным детям. Тягу, которая в полной мере раскроется во время хождения девушки в банде Крыс.
Необузданность и эмоциональная нестабильность Цири — причина того, что ей часто недостает здравого смысла, предусмотрительности и банальной осторожности. Чего только стоит момент, когда уже в подростковом возрасте она оголтело отправляется спасать Йеннифэр из замка Стигга без какой-либо предварительной подготовки. И закономерно сама попадает в плен. Или когда, скрываясь под чужим именем, разбалтывает, что ее титул гораздо выше баронессы. Конечно, простая горячность присуща многим подросткам. Но постоянное действие на аффектах и полная неспособность к долговременному планированию — эти признаки уже больше напоминают социопатическую личность, для которой потребность в острых ощущениях стоит выше инстинкта самосохранения. Цири практически никогда не действует спланировано и предпочитает полагаться на удачу и импровизацию. Банальный пример — при побеге из Тир на Лиа девушка даже не учитывает вероятность преследования. В результате ей удается победить погнавшегося за ней Эредина благодаря одной лишь удачной случайности — из-за высокого роста тот не проходит под мостом. Понятно, что подобные особенности характера пока что не обнаруживают признаков серьезной патологии. Они всплывут гораздо позже в пристрастии Цири к беспорядочному насилию. Так что же становится для героини переломным моментом?
На мой взгляд, эмоциональное состояние Цири кардинальным образом ухудшается четыре раза в течение саги. Первый из них — погром Цинтры, когда Нильфгаардцы захватывают, грабят и сжигают родную землю девочки. Помимо этого, погибает бабушка героини, Калантэ, а саму Цири похищает Кагыр. Далее происходит вытесненный эпизод, после которого девочке начинают снится кошмары о том, что с ней сделал «черный рыцарь». Тут же мы впервые наблюдаем уже более серьезную агрессию:
«— Думаешь, зачем я учусь драться мечом? Хочу убить его, черного рыцаря, того, с черными крыльями, за то, что он со мной сделал, за то, что я так боялась! И я его убью! Для этого я и учусь!»
Очевидно, подразумевается изнасилование, которого, как выясняется позже, никогда не было: Кагыр раздел девочку просто для того, чтобы помыть. Это напоминает нам об одном из золотых правил психоанализа — тревога является причиной, а не следствием душевной травмы. В случае Цири эта тревога столь велика, что продолжает мешать ее нормальным сексуальным взаимодействиям с мужчинами на протяжении всей саги. Уже тут стоит обратить внимание на важный момент — Цири росла без родителей, и первая устойчивая эмоциональная связь с мужчиной появляется у нее только с Геральтом. Здесь возникает место как для нормальных отношений родитель-ребенок, так и для запоздалого эдипова комплекса. Поначалу во вселенной Цири есть только она и Геральт. Они привязаны друг к другу, и, что самое главное — предназначены друг для друга. Мы не раз наблюдаем приверженность маленькой Цири идее предназначения:
«— Так как говорили, Геральт! Как говорили… Я — твое Предназначение? Ну скажи? Я — твое Предназначение?»
И тут вдруг на горизонте появляется Трисс (Цири догадывается об их связи с Геральтом), а затем и Йеннифэр, которую Геральт любит также сильно, как Цири, но при этом по-другому. Девочка осознает, что есть некая сторона предназначенного одной только ей Геральта, которая ей недоступна, и начинает ревновать и комплексовать. Обратимся к началу взаимоотношений героини с Йеннифэр:
«Цири почувствовала обжигающий укол зависти. Йеннифэр была очень красива.»
«Я хочу стать красивой, как ты.» (читай — занять твое место рядом с Геральтом)
«Я хочу быть действительно красивой!»
Раньше у Цири подобных мыслей никогда не возникало — она вообще представлялась нам пацанкой и даже просила Трисс превратить ее в мальчика. Начинается период становления женской самоидентификации героини, когда у них с Йеннифэр устанавливаются доверительные отношения и девочка начинает ассоциировать ее с матерью. Стоит отметить, что хотя Цири неоднократно называет Йеннифэр «мамой» и «мамочкой» в течение саги, к Геральту она никогда не обращается как «папа» или «отец». Вся эта ситуация блестяще умещается в одной цитате:
«Мы поняли, и она, и я, что мы можем вместе смеяться, говорить о нем, о Геральте. Мы вдруг стали близки друг другу, хотя я прекрасно знала, что Геральт одновременно связывает нас и разделяет. И что так будет всегда.»
Только психическое здоровье Цири пошло на поправку, как наша счастливая семья оказывается втянута в Танеддский бунт, во время которого девочку через портал выбрасывает в пустыню Корат. Это — самая настоящая депривация, когда единственная эмоциональная связь ребенка со взрослым резко обрывается. Обычно дети способны пережить даже самые трагические события в своей жизни, если рядом окажется человек, который сможет помочь ребенку справиться с его бедами. Для Цири таким человеком был Геральт, но теперь, оставшись совсем одна, она учится полагаться только на саму себя и никому не доверять. Когда героиня пересекает пустыню и попадает в руки охотников за головами, а затем оказывается спасена Крысами, в ее жизни случается второе травмирующее событие. Цири пытается изнасиловать Кайлей, и девушку снова парализует ужас. Как тогда, с «черным рыцарем». В этот раз, однако, на спасение приходит Мистле, которая отгоняет парня и сама «пользуется» нашей героиней. Для тех, кто думает, будто между Цири и Мистле была какая-то «любовь» или, по крайней мере, секс по обоюдному согласию, цитата наутро после первой ночи:
«Цири сбежала к речке. Мылась долго, подрагивая от холода. Резкими движениями трясущихся рук старалась смыть с себя то, что уже смыть было невозможно. По щекам текли слезы.»
Начинается нелюбимый многими читателями период хождения Цири в банде Крыс, в течение которого раскрываются худшие качества девушки, вызванные потребностью куда-то выместить негативные переживания. Испытывая постоянную жажду острых ощущений, Цири начинает убивать ради забавы, обильно употреблять алкоголь и наркотики, а также ввязывается в "постыдную" связь с Мистле.
«Любо ей было разбойничье житье, потому как, хоть никто в те времена об этом не знал, были в той девице злость и жестокость — все самое отвратное, что в каждом человеке сокрыто, вылазило из нее и верх над добром помаленьку брало. Ох, великую ошибку пополнили ведьмаки из Каэр Морхена, что ее убивать приспособили.»
Довольно скоро, однако, отношения с Мистле наскучивают Цири:
«— Я же просила тебя, чтобы ты ко мне не прикасалась...Все это была лишь просто забава. Но знаешь, меня это перестало забавлять. Совсем перестало!»
«— Не понимаю, — Мистле отвернулась, — почему ты не уйдешь если тебе так плохо со мной.
— Не хочу быть одна.
— И всего-то?
— Это очень много.»
Уже этот пример говорит нам о том, что в сложившейся ситуации Цири удерживает отнюдь не любовь к своей девушке, а сам формат отношений, дающий ей свободу от общепринятой морали. Не будем забывать случай, когда наша героиня несколько дней игнорирует Мистле, а потом вдруг начинает проявлять к ней бурные чувства на глазах у Хотспорна — только лишь затем, чтобы смутить его. В общем, «любовь» в пьяном угаре быстро сменяется холодностью и отчужденностью, и когда у Цири появляется возможность сбежать, она тут же за нее хватается. Девушка не рассказывает о своих планах возлюбленной и намеревается удрать втихую, но когда Мистле застукивает ее за побегом, Цири быстро находится, что соврать.
«Я тебя разыщу. Я приеду за тобой… Жди меня…Потому что я вернусь за тобой. Клянусь...Я люблю тебя.»
При этом Цири даже не пытается спасти подругу от верной смерти (хотя прекрасно знает, что за бандой идет Бонарт). Она не предлагает Мистле уйти вместе и не отговаривает ее оставаться с Крысам. Нам открывается очевидная истина — Цири не испытывала никакой привязанности ни к своим друзьям, ни к девушке.
Игра Цири в бандитку — свидетельство ее уникальной способности приспосабливаться и менять идентичность по мере обстоятельств. Социопаты вообще очень подвержены влиянию окружения, которое позволяет получить уважение и признание. Но вписаться в коллектив они способны также быстро, как и предать его интересы ради своих собственных. Вот и с нашей героиней происходит та же история — несмотря на свой взрывной характер и свободолюбие, она раз за разом следует навязанным ей другими людьми идентичностями, меняя их, словно хамелеон. Привезли в Каэр Морхен — поиграю в ведьмачку, отправили к Йеннифэр — побуду чародейкой, попала к Крысам — стану разбойницей, к Бонарту — убийцей. Лично для меня вполне очевидно, что Цири никогда по-настоящему не хотела быть ни ведьмачкой, ни чародейкой — она просто хотела, чтобы у нее снова были родители. И делала все необходимое, чтобы добиться желаемого. Такую же тактику она применяет и с Крысами — играет по их правилам, перенимает их привычки, чтобы получить авторитет и положение, обеспечивающие комфортное существование. Этот подход становится для Цири наказанием — с одной стороны, героиня жаждет спасения от одиночества, но с другой — сама совершенно не способна на искренность и не доверяет никому, кроме себя. Примечательно также, что любые попытки Цири взять свою судьбу под собственный контроль заканчиваются катастрофически. Вот несколько тому примеров. Когда девушка уходит от Крыс, чтобы найти Йеннифэр и Геральта — погибают и Хотспорн, и Крысы, а сама Цири попадает в плен к Бонарту. Позже, когда девушка отказывается убивать людей на арене и решает совершить самоубийство, ей не удается исполнить задуманное и в результате она провоцирует еще более суровое наказание. Когда же она отказывается идти на поводу у Эредина и подмешивать Ауберону афродизиаки, то наоборот становится косвенной причиной отравления и смерти Короля Ольх.
С упомянутым Хотспорном вообще интересное дело, кстати. Он ведь — первый человек, с которым Цири действительно по собственному желанию решает заняться сексом (хоть они и без пяти минут знакомы). Однако и эта попытка девушки нормально войти в сексуальные отношения заканчивается провалом, когда Хотспорн умирает у нее на руках. Похожая неудачная история выходит у героини и с Аубероном, который оказывается импотентом. Последующие события саги еще больше усугубляют ситуацию с застоем либидо у Цири. А он, как известно, является предварительным условием многих психических отклонений.
Итак, Цири попадается в руки к охотнику за головами, садисту Бонарту. Наблюдать за взаимодействием этих двоих крайне занимательно. Бонарт убивает Крыс, отрезает им головы на глазах у Цири, заставляет девушку прилюдно раздеваться, надевает ей ошейник, неоднократно избивает и унижает психологически и физически в течение длительного периода времени. Цири поначалу артачится, но быстро усваивает правила и, засунув гордость куда подальше, становится молчаливой и послушной, выжидая возможность для побега. А после начинает мстить. Тут нам открывается яркое различие между садизмом Бонарта и манией Цири. Бонарт уже не получает особого удовольствия от убийств, он совершает их достаточно спокойно и непринужденно. Гораздо больше его интересует психологическое насилие, власть над жертвой. Бонарт упивается постепенным сламливанием Цири. Он изучает ее, нащупывая слабые места, на которые затем надавливает.
«Он только сидел и молча таращился на меня... Он таращился на меня и молчал. И этим угнетал еще больше, чем избиениями. Я не знала, что он замышляет.»
Бонарт выставляет Цири на арену и вынуждает ее убивать людей против воли, тем самым разрушая ее выдуманную идентичность «доблестной ведьмачки» и выбивая у нее почву из под ног. Неудачная попытка героического самоубийства окончательно загоняет девушку в тупик и становится для нее третьей травмой. Ей ведь все детство внушали, что она особенная, что ее кровь делает ее необыкновенной.
«Я тоже всего лишь легенда, — сказала она с горечью. — С рождения.»
Ей навязали ценности долга, чести, благородства, а Бонарт вскрыл ее истинную трусость и эгоизм.
«— Не сумеешь, — раздался в полной тишине голос Бонарта. — Не сумеешь, ведьмачка! В Каэр Морхене тебя научили убивать, поэтому ты убиваешь как машина. Рефлекторно. А для того чтобы убить себя, требуются характер, сила, решимость и отвага. А этому они не могли тебя научить.»
«— Я струсила. Струсила. И заплатила за это. Как платит трус. Болью, позором, паскудным унижением. И жутким отвращением к себе самой.»
Более того, Бонарту удается загнать Цири в ловушку страха и поселить в девушке уверенность, что ей никуда не скрыться от своего мучителя:
«— Я говорил тебе, — рычал Бонарт, пришпоривая гнедого, — что ты моя! Что я сделаю с тобой все, что захочу! Что никто мне не помешает! Ни люди, ни боги, ни дьяволы, ни демоны! Ни волшебные башни! Ты моя, ведьмачка!»
Это полное овеществление, опускание до уровня собственности и есть цель садизма Бонарта. Ужас того, что рано или поздно она все равно попадет в руки к своему палачу, преследует Цири вплоть до самого убийства охотника за головами.
Обратимся же теперь к маниакальному поведению Цири. После описанных событий она перестает убивать, как выразился Бонарт, «рефлекторно». Уже во время побега от охотника, Цири «на всякий случай» телепатией убивает Нератина Цеку, который освободил героиню и пытался помочь ей сбежать. Момент этот, очевидно, призван продемонстрировать, что наша девушка окончательно пошла в разнос. В этот же вечер Стефан Скеллен ранит героиню в лицо, оставляя на нем ужасный рваный шрам. Девушка крайне болезненно воспринимает этот удар по самооценке.
«Не смеши, не то у меня шрам на морде лопнет.»
«Шрам на лице меня уродует, я знаю, знаю, что ты видишь, глядя на меня.»
Эта последняя, нарциссическая травма, связанная с потерей привлекательности, окончательно ставит крест на нормальном вхождении Цири в сексуальное и предопределяет дальнейшее моральное падение героини. Поскольку сексуальность Цири не имеет возможности найти удовлетворение, а стремление к получению наслаждения сохраняется, появляется импульс — получить его любыми возможными средствами. Цель наслаждения в то же время становится полностью бессознательной, поскольку связана со страхом мужчин в целом и страхом собственной непривлекательности. Все это находит выход в агрессии и насилии, которые до этого были для Цири средствами, а теперь окончательно становятся самоцелью. Здесь, в хижине Высоготы происходит знаменитейший монолог, полностью раскрывающий манию Цири:
«Потому что я знаю, чего Зло боится. Не этики твоей, Высогота, не проповедей, не моральных трактатов о порядочной жизни. Зло боли боится, боится быть покалеченным, страданий боится, смерти, наконец! Раненое Зло воет от боли как пес! Ползает по полу и визжит, видя, как кровь хлещет из вен и артерий, видя торчащие из обрубков рук кости, видя кишки, вываливающиеся из брюха, чувствуя, как вместе с холодом приходит смерть. Тогда, и только тогда, у Зла волосы встают дыбом на башке, и тогда скулит Зло: «Милосердия! Я раскаиваюсь в совершенных грехах! Я буду хорошим и порядочным, клянусь! Только спасите, остановите кровь, не дайте позорно умереть!… Да, отшельник. Вот так борются со Злом! Если Зло собирается обидеть тебя, сделать тебе больно — опереди его, лучше всего в тот момент, когда Зло этого не ожидает. Если ж ты не сподобился Зло опередить, если Зло успело обидеть тебя, то отплати ему. Напади, лучше всего когда оно уже забыло, когда чувствует себя в безопасности. Отплати ему вдвойне. Втройне. Око за око? Нет! Оба ока за око! Зуб за зуб? О нет! Все зубы за зуб! Отплати Злу! Сделай так, чтобы оно выло от боли, чтобы от этого воя лопались у него глазные яблоки! И вот тогда, поглядев на землю, ты можешь смело и определенно сказать: то, что здесь валяется, уже не обидит никого. Никому не опасно. Потому что как можно угрожать, не имея глаз? Не имея обеих рук? Как оно может обидеть, если его кишки волочатся по песку, а их содержимое впитывается в этот песок?»
Итак, Цири загорается идеей окончательного насилия и заслуженного возмездия. Она понимает, что если кто-то из ее преследователей останется жив, то цикл мести будет продолжаться бесконечно, а потому решает убить вообще всех в отряде Скеллена (а это больше двадцати человек). Даже тех, кто не причинял ей вреда. Девушка оправдывает эти беспорядочные убийства борьбой со злом и полностью снимает с себя ответственность за причиняемые разрушения.
«Когда меня учили, я поклялась себе, что буду выступать против Зла. Всегда. И не раздумывая… Потому что стоит только начать задумываться, — добавила она глухо, — как уничтожение потеряет смысл. Месть потеряет смысл. А этого допустить нельзя.»
Это — яркий пример миссионерского бреда, который встречается у многих социопатов-серийников, поверивших в свою "высшую цель". Вспомним Джека-Потрошителя или Ангарского маньяка, которые «очищали мир от падших женщин». Одержимая манией, Цири не обращает внимание на личности своих жертв и зачастую даже не знает, кого убивает. Ею движет ненависть к обезличенному типажу, назовем его «мужчина-разрушитель». Это образ, выросший из «черного рыцаря» и окончательно сформировавшийся под влиянием Лео Бонарта. На котором, как мы понимаем, все и завязано. Даже после всей череды убийств, Цири охватывает паника, стоит ей столкнуться лицом к лицу со своим "абьюзером". На озере Тарн Мира она не может даже меч на него поднять, не то что убить. Это напоминает мне, как Михаил Попков в одном из интервью сказал, что для него убийства — не про получение удовольствия, а про преодоления страха. Подобная сублимация характерна и для Цири — будучи не в состоянии уничтожить Бонарта, она вынуждена переключаться на более легкие мишени в лице членов отряда Скеллена. В общем, страх, как говорится, съедает душу. Период расцвета учиняемого Цири насилия приходится на резню в Дун Даре, а затем — на упомянутом Тарн Мира, где девушка окончательно разделывается с отрядом Скеллена. "— Я — ведьмачка. Я убиваю чудовищ." — оправдывается она перед владельцем разгромленной ею корчьмы.
Тем не менее, стоит отдать нашей героине должное — если ее жертва проявляет какие-то нетипичные черты и перестает быть обезличенной, убийство становится невозможным. Например, Цири помнит, как Скеллен увел своих людей с арены по ее просьбе, и не убивает его даже несмотря на то что тот изуродовал ее лицо. В этом — принципиальное отличие героини от Бонарта, у которого, думаю, при необходимости не возникло бы никаких проблем с убийством своих недавних соратников. Также Цири оба раза не может убить Кагыра — стоит ему снять шлем, как для нее он уже перестает быть "черным рыцарем". Что впрочем, не мешает героине подставить парня, позволив ему уйти на смертельный поединок с Бонартом. Но, как я уже упоминала, Цири часто переступает через окружающих, чтобы выжить самой. Особенно в этом плане показательна ситуация в Тир на Лиа: девушка догадывается, что афродизиаки, которые Эредин задумал подмешать Ауберону — отрава, но никого об этом не предупреждает. В результате, смерть Короля Ольх позволяет ей воспользоваться неразберихой и сбежать из мира эльфов. Конечно, речь тут идет не о каком-то гениальном злодейском плане, а о ситуативном использовании окружающих — если ты готов идти по головам, возможности всегда подвернутся.
Тут же, в Тир на Лиа, происходит еще один крайне интересный момент. Когда Аваллак'х рассказывает Цири о предстоящей ей беременности, девушка реагирует весьма агрессивно:
«— Но я не хочу! — заорала Цири так, что кобыла заплясала под нею. — Не хочу, понятно тебе?... Мне отвратительна сама мысль о том, что мне присадят какого-то дерьмового паразита, меня тошнит при одной мысли, что этот паразит будет во мне расти, что… Она осеклась, видя лица эльфок. На двух рисовалось безбрежное изумление. На третьем — безбрежная ненависть.»
"Паразит". Йеннифэр, одержимая идеей родительства, от такого обозначения для ребенка поперхнулась бы. Цири же, однако, видит плод внутри себя как некое деструктивное создание, угрожающее ее целостности. Есть в этом определенная логика. Каждый из героев саги о ведьмаке так или иначе борется с невозможностью получить желаемое. Трисс отчаянно и безуспешно пытается завоевать любовь Другого. Йеннифэр никак не может смириться с бесплодием и ищет способ оставить после себя какое-то наследие. Геральт так и не переборол свой эдипов комплекс по отношению к бросившей его матери. Случай Цири тяжелее всего, поскольку героиня застряла на переходной стадии: она не может ни вернуться в невинность, ни войти в сексуальное, ведь повзрослеть для нее означает принять свою женскую идентичность. А с ней и перспективу материнства, которого от нее требуют все окружающие. В отличие от Цири, все остальные персонажи худо-бедно справляются со своими фрустрациями. Геральт встречает Йеннифэр — призрак матери, которая то дает любовь, то отбирает ее. Трисс живет в своем нарциссическом образе с трагичной неразделенной любовью. Йеннифэр находит способ продолжить себя в Цири, которая становится ей дочерью. Для Цири же единственным способом расширения собственного "я" остается стремление к уничтожению. Потому-то ее так и пугает мысль о «паразите», который сам будет пожирать (уничтожать) ее изнутри.
Под конец саги Цири холодна и спокойна. Она не плачет, наблюдая смерть Геральта и Йеннифэр, и несправедливо жестока в своих последних словах к приемной матери:
«— Нет зрелища более жалкого, чем плачущая чародейка, — резко бросила Цири. — Ты сама учила меня этому. Но сейчас ты жалка по-настоящему, Йеннифэр. Ты и твоя магия, которая ни на что не годится.»
Так почему же финальное воссоединение семьи вместо того, чтобы возместить нанесенный ущерб, наоборот — вынуждает Цири еще больше отгородиться от некогда дорогих ей людей? Ответ Сапковского неутешителен. Вместо хэппи-энда последние главы книги обнажают давно назревавшие между героями конфликты. Геральт, который вроде бы должен никогда больше не отпускать Цири, неожиданно уступает и соглашается отдать ее Эмгыру. Контрол-фриковая Йеннифер, заполучив Цири под свое крыло, снова начинает решать, что для нее будет лучше — девушку хотят отдать Ложе Чародеек, где ее подложат под очередного короля. Цири, у которой и без того были проблемы с доверием, в этих поступках видит предательство. Кое-что сломано безвозвратно, и девушка это понимает. А потому ждет неизбежного конца.
В том же интервью Сапковский сказал, что Цири сама не знает, кем она стала после смерти Йеннифэр и Геральта. Но она — уже не зло. Я, пожалуй, соглашусь. К сожалению, Цири не могла быть полностью свободна, пока были живы ее «родители». Для них она всегда была обретенным Предназначением, но никогда не была просто ребенком. От нее ждали великих свершений, твердости духа и необычайных талантов. Но никогда не пытались помочь ей понять, чего же хочет она сама. Груз из собственных комплексов и ожиданий, которые возложили на героиню Йеннифэр с Геральтом, не давал ей адекватно справится с переживаемыми страданиями. Вынудил выжечь в себе эмпатию, лишь бы не давать слабину и соответствовать установленному стандарту. Теперь, когда у Цири впервые в жизни появляется свобода самой решать, кем ей быть, она предстает перед читателем чистым листом. И вряд ли героиня решит заполнить его историей ведьмачки или императрицы, как в концовках The Witcher 3.
В статье использованы цитаты из книжного цикла А. Сапковского "Сага о Ведьмаке" (перевод Е. Вайсброта) и иллюстрации Nastya Kulakovskaya (Drakonoart).