Внимательно рассмотрев роман Виктора Гюго «Отверженные» и роман Александро Мандзони «Обрученные», не можем не найти общие проблемы и, тем более, в некотором роде схожих персонажей.
Одним из таких примеров является пара архипастырей: с одной стороны епископ города Диня Шарль-Франсуа Мириэль, прозванный за добрые дела Желанным — Бьенвеню, с другой – кардинал Федериго Борромео, епископ Миланский. Как я сказал выше, роль этих персонажей в произведениях французских романистов схожа: это архипастыри, светочи мира и благодати, благодаря которым происходит изменение в сердцах всех, кто с ними контактирует.
«Стяжите дух мирен и вокруг вас спасутся тысячи» - говорил святой преподобный Серафим Саровский.
Действительно, в лице этих епископов мы находим святых людей, но то, что они святы, не делает их одинаковыми. Ведь история Церкви насчитывает множество святых и каждый из них был индивидульностью, порой жившие в одно время святые могли иметь неоднознанчное мнение друг о друге.
Займемся самим вопросом: кто лучше. Ответить на это вопрос, мягко говоря, не легко. Но ведь есть у каждого из нас любимые святее отцы, те, что ближе нам по характеру, не потому что они лучше в духовном или нравственном плане, но потому что они лучше нам подходят. Так человек, у которого болит глаз идет к офтальмологу, а не к отоларингологу. При изучении двух данных персонажей мне ближе по духу оказался епископ Мириэль. Первые несколько глав романа «Отверженные» отведены именно для этого персонажа. Почему? Дело в том, что если мы не изучим его, не проникнемся его жизнью, его духом и характером, то не поймем, почему встреча именно с ним в корне меняет жизнь Жана Вальжана. По сути, его высокопреосвященство Бьенвеню – причина романа, причина всей этой истории покаяния и всего того, что за эти духовным переворотом последовало. Во-первых, Гюго нам рассказывает о его не идеальном прошлом, указывает на то, что в жизни господина Мириэля тоже когда-то произошел перелом. Он стал епископом, хоть абсолютно к этому не стремился. А когда начал исполнять свои обязанности первым делом определил почти все свои средства и епископское имущество на пожертвования, благотворительность, открытие школ, поддержку всех «сирых и убогих». Он буквально воплощал своей жизнью слова Христа: «Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные и я упокою вас». Ни в коем случае он не заменял людям Спасителя, но, в прямом смысле этого слова, уподобился Ему, а этим уподоблением приобщал людей ко Христу. Епископ Мириэль был скромен и кроток, немногословен, но обладал даром слова. Безупречно образован и умен, постоянно трудился, либо за книгой, либо прибывал в размышлениях. Сребролюбие не коснулось его, хоть огромное количество средств ежедневно проходило через его руки. «Богатсво, аще течет, не прилагайте сердца» - говорит Псалтирь, и это воззвание он тоже с поразительной точностью воплотил в жизнь. Он всегда выступал за социальную справедливость, но никогда не призывал идти против власти. Умел находить компромисс, ведь приходилось постоянно находиться между «молотом», папской властью, и «наковальней», властью светской. Сам автор не жалеет добрых, чтобы в полной мере передать чистоту и святость епископа: «День епископа был до краев полон добрых мыслей, добрых слов и добрых поступков». Такое подробное описание персонажа оправданно, потому что читатель ни капли не удивлен тому влиянию, которое истинный пастырь оказал на заблудшую душу, противоположность Мириэля – Жана Вальжана. Не могу сказать, что кардинал Федериго чем либо уступает епископу Бьенвеню в добродетели, щедрости, радении о пастве, образованности или в мастерстве слова. Благодаря ему происходит изменение в сердце главного разбойника, лютейшего из грешников, настолько ужасного человека, что Александро Мандзони не дает ему имя. Федериго не только не испугался его, но нашел нужные слова, искренне обрадовался возвращению «блудного сына», принял его по-отечески, с любовью. В этой любви и смелости проиллюстрировал слова епископа Мириэля о настоящем священнике: «Священник должен обладать не меньшим мужеством, чем драгунский полковник. Но только наше мужество должно быть спокойным». Благодаря этому изменению, роман закончился так, как закончился. Спрашивается, почему же мне больше близок образ епископа у Гюго? Из-за более подробного его описания? – Не думаю. Может потому, что он первый, с кем нас знакомит автор. – Нет. Просто я почувствовал в нем что-то родное. Проникся его образом так, словно я с ним лично знаком уже много лет. Это неописуемое «родство по духу» склонило чашу весов в его пользу. Есть в нем некая простота и даже юродство наших православных старцев, есть и щепотка доброго юмора и слово кротость, которого так не хватает мне, из этих двух епископов как-то больше подходит Мириэлю, чем Федериго. Он был «всем для всех», всего себя отдал без остатка, но при этом почитал себя самым обыкновенным, грешным и недостойным человеком.
Заслуга Гюго в том, что в 19 веке, он смог показать образ пастыря «в духе и силе» древних отцов, когда тот же Мандзони, говорит о всем известном пасытре 17 века. А ведь в реалиях 19го отношение к церкви было не самое лучшее, и вообще трудно было представить в рамках процветающего рационалистического мировоззрения то, что истинное изменение в человеке может произойти лишь от Бога и через Церковь.