На следующий день, по возвращении в гостиницу Веню предупредили, чтобы он никуда не уходил, ему целый день названивает какой-то человек. Уже через пять минут в номер позвонили. Приятный женский голос произнёс:
– Вениамин Николаевич? Где же вы пропадаете? Не уходите, мой муж уже едет к Вам.
Веня ничего не понял, но решил, что кто-то из его коллег из института решил провести с ним вечер. За эти два дня он видел столько новых лиц, что запомнить их имена был просто не в состоянии. Ещё через несколько минут ему позвонили снизу, от портье. На этот раз голос был мужским:
– Простите, уважаемый, но вас уже все ждут. Спускайтесь вниз, у меня машина.
Ничего не понимая, Веня спустился вниз. Навстречу ему вышел рослый, элегантный мужчина в дорогом английском пиджаке, с алмазной булавкой в галстуке. От мужчины шёл тонкий аромат дорогих духов. Он протянул широкую руку:
– Георгий. Почему Вы так странно одеты, уважаемый?
Веня оглядел себя: рубашка, джинсовый костюм и лёгкие плетёные сандалии вполне отвечали погоде. Он смутился, и сказал:
– Это так неожиданно. Я сейчас переоденусь.
Поднявшись наверх, он надел лучшее, что у него было на случай праздничного застолья, и через пару минут он с Георгием вышел на улицу. Перед гостиницей стояла ослепительно новая черная «Волга». Такие в России могли быть лишь у директоров крупных предприятий или первых секретарей райкомов. Слегка оробев, он сел на кожаное сиденье рядом с Георгием. Он не знал, о чём говорить. Задавать вопрос о том, кто его ждёт, тоже считал преждевременным и бестактным. Машина мягко тронулась, и Георгий завёл дипломатичный разговор о здоровье гостя, его семьи и родственников. Когда вступительная тема была исчерпана, последовал вопрос о погоде, но вопрос этот был совсем странным. Он звучал так:
– Какая у вас там погода в Кишинёве?
– Простите, но я из Новосибирска.
Ответ его удивил Георгия и заставил задать следующий вопрос:
– Зачем же Вы дали такой крюк? Есть же прямой рейс. Наверное, какие-то дела?
Тут Веня и Георгий начинают понимать, что произошла какая-то путаница, и звучит следующий вопрос:
– Вы Вениамин Николаевич?
– Совершенно верно. А куда мы едем, и кто меня ждёт?
– Мы едем в «Арагви», а ждёт Вас весь диссертационный Совет.
Веня засмеялся:
– Вы меня с кем-то спутали.
Машина поворачивает назад, возвращается к гостинице. Георгий подходит к портье и о чём-то энергично разговаривает с ним по-грузински. Портье показывает ему регистрационную книгу, листает её и хатем тычет пальцем в какую-то строку.
Георгий оборачивается:
– Простите, уважаемый. Действительно произошла ошибка, но это моя вина. Мы ждём оппонента из Кишинёва по фамилии Петров. Узнав, что он уже прилетел, я посетил гостиницу днём, нашел фамилию Петрова в книге регистрации, узнал его имя и отчество, а также номер телефона в его номере. Кто бы мог подумать, что фамилия Петров такая распространённая у русских, и в гостинице одновременно проживают два Петровых. Вашу я нашёл первой, почему и произошла такая путаница. Сейчас я узнал, что тот, второй Петров уже выехал в «Арагви» на такси. Я хочу извиниться перед Вами за свою ошибку и, чтобы загладить её, приглашаю Вас также присоединиться к нам на этот вечер.
Веня вспомнил приключения своего первого соседа, которые также были обусловлены ошибкой, и вежливо отказался. Заодно он узнал, что, в отличие от России, в Грузии устраивают банкет для оппонентов не после защиты, а до неё, чтобы защита имела более верный результат.
На выходные Тенгиз пригласил его в гости. Летом они с женой снимали дачу у знакомых недалеко от Тбилиси. Туда он и привёз Веню на своих белых «Жигулях». Машина была старенькой. Стареньким был и аккумулятор, который за ночь разряжался и по утрам не всегда мог уверенно завести автомобиль. Поэтому Тенгиз парковал машину на пригорке, чтобы, столкнув её вниз, завести двигатель было проще.
– Легко ли содержать машину на зарплату мэнээса? – полюбопытствовал Веня.
– Считай, вся зарплата на неё и уходит: ремонт, профилактика, бензин. А то ещё и ГАИшники тормознут – надо дать в лапу.
– На что же тогда жить?
– Ответ простой. Если ты имеешь высшее образование, давай уроки репетитора.
Далее Тенгиз рассказал, что уровень преподавания в грузинских школах так низок, что не даёт никак их шансов после школы поступить в ВУЗ. Поэтому родители, желающие дать своему чаду высшее образование, нанимают репетиторов. Понятно, что частным репетитором может быть и учительница. В таком случае, ей нет никакого резона в рабочее время учить детей хорошо, если вечером она может учить кого-то из этих же детей, но уже за совсем другие деньги. Стоимость уроков репетитора известна в Грузии всем – сто рублей в месяц за восемь уроков, то есть два занятия в неделю. Если учесть, что школьный учитель получает зарплату в сто рублей за месяц преподавания классу из двадцати пяти учеников, только дебил станет хорошо учить непосредственно в школе. Нередки случаи, когда грузины отдают своих детей в русские школы, где русские учителя подходят к процессу обучения более ответственно, да и поступить потом в русские ВУЗы будет проще и гораздо дешевле.
– У меня учеников мало, – продолжал Тенгиз, – всего пять. Это значит, после работы я занимаюсь с учениками индивидуально и получаю за месяц пятьсот рублей. Вот на них и можно прожить. Если бы я был кандидатом наук, заработок вырос бы минимум вдвое. Наиболее предприимчивые устраивают в одной из комнат дома класс, человек на пятнадцать, и получают такие деньги, что работать в государственном учреждении становится полной бессмыслицей. Тогда они устраиваются где-нибудь дворником, чтобы их не прищучили за тунеядство, и приплачивают из своих теневых доходов ЖЭКу. ЖЭК, прикрывая их, нанимает кого-то из пенсионеров для подметания улиц и платит ему втёмную, мимо кассы. По такой схеме все что-то получают, не платя государству налогов, и как-то выкручиваются, потому что на одну зарплату прожить совершенно невозможно.
Веня только крутил головой, вникая в схемы кавказского круговорота денег. Здесь все жители доят государство и друг друга, платя огромные деньги за обыкновенное лечение в больницах врачам, медсёстрам, нянечкам втёмную, тогда как в России за такое же обслуживание, а то и гораздо более профессиональное, жители ничего не платят, ограничиваясь шоколадкой или бутылкой коньяка, в случае особо сложной операции. При этом, у русских нет железной необходимости зарабатывать подпольно огромные деньги, чтобы хоть как-то прожить. Может, потому и репетиторство в России не имеет таких огромных масштабов, как в Грузии.
Тенгиз поучал его далее:
– Если ты попал в больницу, пока не заплатишь сколько положено заведующему отделением, врачу, медсестре и санитарке, к тебе никто не подойдёт. Все лекарства ты должен покупать сам. Можно договориться покупать их в той же больнице у врачей или медсестёр. Каждый грузин знает: перевязка – двадцать рублей, операция аппендицита – сто тридцать, операция на сердце – от двадцати тысяч, в зависимости от сложности.
– Ты знаешь, сколько стоит поступить в Тбилисский университет или мединститут? – вопрошал он.
– Сколько же?
– В университет – двадцать тысяч, в мединститут – пятьдесят, – не задумываясь отвечал Тенгиз. – Причем, за каждый экзамен нужно платить отдельно принимающим профессорам и доцентам. Вот почему, если грузину предстоит операция, он доверится только русскому хирургу. Почти всем грузинским врачам их дипломы купили родители или родственники. Лечить они могут, а вот вылечить – вряд ли.
– Где же взять такую прорву денег? – ужаснулся Веня.
Тенгиз усмехнулся в усы:
– Родил ребёнка – начинай копить сразу же.
– А если нет денег, остаётся помирать?
– Зачем сразу помирать? Обратись к родственникам.
Теперь Веня начинал по-иному понимать, почему родственные отношения так развиты в Грузии и на всём Кавказе: случись что – в такой экономике одному просто не выжить.
– Но это ещё мелочи, – продолжал свою лекцию Тенгиз. – Знаешь, сколько стоит место директора центрального рынка в Тбилиси?
– Боюсь, не угадаю даже порядок.
– Зато эту цифру знает каждый житель Тбилиси.
– Какова же эта цифра, не томи?
– Миллион, – торжествующе воскликнул Тенгиз, – но эти деньги он вернёт за два года, а дальше пойдёт чистый навар.
Теперь Веня понял, почему в государственных магазинах лежат кислые и сморщенные яблоки, деревянные груши и мелкая картошка. Весь поступающий по госзакупкам у производителей в магазины сельскохозяйственный продукт сначала сортируется. Лучшая его часть отправляется на рынок оптовикам, а остальное покупают бедные, которым товары на рынке не по карману, поэтому директор любого магазина просто обязан быть богатым человеком и оплатить высшее образование своим детям.
– Вторая часть моего бюджета, – говорил Тенгиз, – пополняется за счёт родственников. Мой отец персональный пенсионер, имеет льготы, живёт здесь, в Тбилиси, и я с женой и сыном проживаю в его квартире. Родственники жены живут в деревне, в ста километрах от Тбилиси. Там у них дом, сад с виноградником и цитрусовыми. Они богаты, в сравнении со мной. Два раза в год я помогаю им – весной по обработке виноградника от вредителей, а осенью при сборе урожая. За эту помощь мне набивают полный багажник машины мясом, фруктами, овощами, вином и сыром, чего хватает на полгода. Мирон беден сразу по трём причинам. Во-первых, у него нет родственников в деревне. Во-вторых, он ленив и не занимается репетиторством. В-третьих, у него жена больна диабетом, она не может работать.
Так, за полезными для познания этой страны, её нравов и обычаев разговорами, они попивали приятное вино «Цинандали», затем Тенгиз предупредил, что вечером соседи по даче пригласили их на день рождения маленькой девочки по имени Нана.
– Я не могу, – смутился Веня, – у меня нет подарка, ты должен был предупредить меня заранее.
– Ты мой гость, и не должен ни о чём беспокоиться. Меня пригласили, значит, пригласили и тебя.
– Но я совсем не знаю соседей твоих.
– Это неважно – ты в Грузии.
Когда они заявились к соседям, застолье уже началось. Тамадой был седовласый красивый старик – дед именинницы. За столом сидело десятка два мужчин самого разного возраста. Трое из них, видимо, были из дальних сёл, потому что они были одеты в черкески с газырями, а за поясами имели кинжалы в серебряной оправе. Когда Тенгиз представил своего гостя из России, все перешли на русский язык из уважения к гостю. Исключение составили двое из трёх горцев в черкесках, которые русским владели плохо и стеснялись этого. Их тосты Вене переводил Тенгиз. В центре стола размещалось огромное серебряное блюдо с горой мяса, от которой исходили такие дивные запахи, что слюна выделялась немедленно, как у собаки Павлова. Гора была обложена сырами и разной зеленью, в которой Веня уверенно опознавал только укроп, петрушку и кинзу. Вокруг блюда располагались трёхлитровые глиняные кувшины с деревенскими винами. Первые тосты немного опоздавшие гости пропустили, но за столом сохранялся церемонный порядок: никаких шумных выкриков, перебивания соседей, громкого смеха. Согласно традициям, очерёдность тостов передавал говорящим тамада, поэтому соседи по столу между тостами говорили негромко, полушёпотом. Тосты были непривычно длинными, но красивыми. Вино казалось лёгким, но после двух бокалов Вене стало жарко. Он наклонился к Тенгизу и шёпотом спросил:
– Прости, дорогой, я не хотел бы нарушать ваших традиций, но, если после каждого тоста принято выпивать, то я долго не продержусь, поскольку у меня нет такой закалки. Как быть?
– На женщин правила не распространяются, но мужчины могут покидать застолье не раньше тридцать третего тоста.
Увидев ужас в глазах Вени, он успокоил:
– Каждый тост можно поддержать, сказав несколько слов, не противоречащих произнесённому тосту. В этом случае, ты должен отпить из своего бокала. Если ты сказал тост, должен выпить до дна, если же не сказал ничего, можешь пропустить тост, не выпив ничего.
Это Веню несколько успокоило, и он сосредоточился на еде и наблюдениях за происходящим в застолье. Когда по первому кругу высказались все, тамада обратился к нему: «Не хочет ли уважаемый гость сказать слово?»
Веня встал, держа бокал в правой руке:
– Уважаемые хозяева этого дома, уважаемые гости! Я должен заранее принести свои извинения, если сказанные мной слова прозвучат не совсем в русле принятых здесь традиций. Я в Грузии впервые, но уже очарован вашей прекрасной страной. Ещё больше я очарован гостеприимством её народа. Но сегодня мой тост не должен быть столь общим, поскольку я на праздновании дня рождения маленькой, молодой грузинской принцессы. Поэтому мой тост в стихах «надпись на кинжале» направлен в её прекрасное будущее, когда она станет ослепительно красивой девушкой.
Ах, молодость! Твоя прекрасна страсть.
Увидишь чернобровую горянку,
Вдруг так её захочется украсть
И унести на горную полянку.
Прошли года, угас накал страстей,
Истёрлась бурка, в дождик спину ломит.
В любом ауле – тьма твоих детей,
Но лишь кинжал о юности напомнит.
Тост присутствующим понравился, и они одобрительно загудели, а тамада предложил выпить за здоровье гостя из Сибири. Остальную часть застолья Веня помнил плохо, потому что даже лёгкое вино после полутора литров сморило неопытное тело, и Тенгиз увёл его спать. Наутро Веню мутило, он не мог смотреть ни на какую пищу, но поданная ему в качестве лекарства бутылка «Боржоми» неожиданно хорошо помогла. Командировка неотвратимо приближалась к концу, и времени терять было нельзя. После обеда Тенгиз повёз его на машине осматривать окрестные достопримечательности. Вначале они песетили православный храм Светицховели. Веню больше всего поразили иконы в этом храме. Русские православные иконы имеют строгие традиции в отношении деталей: что можно изображать, в каких одеждах и каких позах. Наклон головы и положения рук рисовались в таких канонах, что различие между иконой и картиной в живописи очень даже явно подчёркивались. Спутать из было совершенно невозможно. Здесь же, икона Божьей матери изображала настолько реалистично страдающую красивую женщину, что на глаза невольно наворачивались слёзы. Так же натурально отображались и муки Христа.
На склоне горы они посетили развалины древней крепости Нарикала, а, спустившись ниже, попали в этнографический музей на открытом воздухе. Сюда были свезены типичные грузинские дома из всех провинций Грузии: Аджарии, Абхазии, Осетии, Кахетии, Гурии, Имеретии, Рачи, Месхетии, Джавахетии, Сванетии, Хевсуретии, Самегрело, Лечхуми и Картли. Веня с Тенгизом пристроились к группе, которую водила по древним строениям экскурсовод. Запомнились башни-крепости сванов, в которых можно было долго отбиваться от небольших отрядов нападавших, пока не закончатся запасы воды и пищи, совсем небольшие дома бедных крестьян. Но больше всего Вене понравился довольно просторный деревянный дом с просторным залом, в котором на полу не было никакой мебели. Все внутренние стены этого дома представляли собой встроенные шкафы, в которых хранилась вся утварь – мебель, посуда, инструменты, оружие, одежда, постельное бельё. Дверцы этих шкафов были богато украшены искусной резьбой по дереву. В одну из стен встроен камин, отделаный мрамором. По углам дома располагались встроенные спальные ячейки. Один из туристов даже присвистнул:
– В таком доме я бы и в наше время не отказался жить.
Гид объяснила, что в домах из такого дерева летом прохладно, а зимой тепло. Кроме того, в прошлом в Грузию нередко совершали набеги турки, поэтому каждый дом имеет секретный ход в потайную комнату, где прятались женщины с детьми, услышав сигнал о нападении. Она предложила гостям попытаться самим найти такой ход в этом доме. Туристы открывали дверцы шкафов, заглядывали во все углы и простукивали стены, но хода так и не нашли.
Когда все вышли из дома, экскурсовод обратила внимание туристов на большой гладко отшлифованный камень, который лежал почти у самого порога.
– Это камень возмужания, – пояснила она. – Когда сын вырастал и заявлял, что хочет жениться, он должен был на глазах родителей и соседей перебросить этот камень через круп коня. Только после этого испытания он получал разрешение на женитьбу.
Все засмеялись: «Хороший обычай, нам бы он тоже не помешал», и пошли дальше. Отойдя на пятнадцать шагов, они обернулись и увидели, как тот мужик, что свистнул внутри дома, побагровев от натуги, пытается приподнять камень, но ему не удаётся оторвать его от земли даже на сантиметр.
– Ему жениться ещё рано, – сказала гид под дружный хохот всей группы.
Двухнедельная командировка Вени подходила к концу, и в последний день Юра, потирая руки, сообщил сотрудникам лаборатории, что Самхаразде выписал всем премии, для того, чтобы они могли достойно проводить гостя. Все стали оживлённо обсуждать, где лучше всего отметить предстоящий отъезд Вени. У каждого было своё любимое место, и после долгих дебатов предложили объехать эти места по очереди. Все разместились в двух машинах. Сначала поехали на окраину, поскольку там дешевле, чем в центре. Там веяло приятной прохладой, но выбор вин грузинам показался бедноватым. В другом месте с набором вин был полный порядок, но сидеть пришлось бы в закрытом помещении, где было душно и жужжало множество мух. После некоторых препираний Юра сказал:
– Да чего там думать? Поехали в «Дарьял».
Ресторан располагался в центре, на проспекте Шота Руставели. Для входа в него нужно было спуститься по каменной лестничке вниз. Взору Вени предстала картина старинного дореволюционного духана. Это была не одна прямоугольная зала, а цепочка комнат с затейливыми поворотами между ними и укромными уголками. Посреди комнат располагались массивные дубовые столы, за которыми раньше вполне могли пировать дедушки ныне пришедших. По обеим сторонам столов тянулись не менее массивные дубовые скамьи, на спинки которых были брошены ковры. Ковры были сильно вытерты, возможно, спинами этих самых дедушек, а на стенах красовались намалёванные масляными красками примитивные картины застолий. Грузины уверяли Веню, что писал эти картины за еду сам великий Пиросмани, но Веня подозревал, что такие же «пиросмани» украшали стены большинства ресторанов Тбилиси, хотя высказывать эти сомнения вслух было бы крайне невежливо.
Коллеги сразу облюбовали уютный уголок, расселись вокруг стола и стали ожидать официанта. Веня обратил внимание, что на столах отсутствовали меню:
– Как же мы будем заказывать, если нет меню?
– Меню нэ нада, – коротко ответил Вано.
Через пару минут взору гостей предстал сам хозяин заведения. Это был весьма толстый, кудрявый грузин в белой куртке с закатанными рукавами, распахнутой на груди. Через разрез куртки проглядывали густые клубы чёрной шерсти, а массивные руки хозяина были намного толще в обхвате, чем ноги у Вени.
– Что заказывать будем, мальчики? – заговорщицки подмигнул хозяин.
Прозвучавший заказ потряс Веню своей краткостью, и тогда он понял, что меню, действительно, «нэ нада». Заказ состоял из трёх слов: «Вина, мяса, сыра». Когда хозяин удалился торжественным шагом, Веня спросил:
– А какие ещё возможны варианты заказа?
Понимая, что гость за две недели не успел узнать главных особенностей грузинской культуры, Вано мягко положил ему руку на плечо и стал объяснять кратно, но толково:
– Начнём, дорогой, с вина. Есть три категории вин, различающиеся по качеству. Просто вина – это Гурджаани, Эрети, Твиши и другие; хорошие вина – Цинандали, Мукузани, Саперави; лучшие вина – Хванчкара, Киндзмараули, Алазанская долина. Каждый грузин это знает...
– Понял, но почему заказ мясных блюд состоит из одного слова? Ведь мясо бывает таким разным – баранина, говядина, свинина, телятина, козлятина. Конина, наконец.
– Э-э-э! Не упоминай коня, дорогой. Для грузина это звучит больно. Конь – это друг. Разве ты будешь есть друга? – мягко укорил Вано.
– Прости, Ванечка, это я по глупости, – вконец смутился Веня. – Я ещё собак не стал упоминать, хотя корейцам это нравится. Французам нравятся лягушки, а у китайцев самое дорогое блюдо в ресторане – змея. Но ты не ответил на мой вопрос.
– Ответ прост. В какой ресторан бы ты ни попал в Грузии, вкус мясного блюда определяется искусством главного повара. Если ты сказал «мясо», это и означает, что тебе принесут лучшее из того, что умеет повар. Другое дело, если ты сказал «цыплёнка». Тогда тебе принесут цыплёнка, даже если повар его не умеет хорошо приготовить.
– Но как же быть с сырами, ведь их десятки сортов?
– И это верно. Закажи «сыр», и тебе принесут понемногу всех сортов, какие есть на данный момент в ресторане, если ты, конечно, не один, а с компанией, как сейчас. Зелень, травки никогда не упоминаются – это подразумевается само собой.
Прошло совсем немного времени, и вновь появился хозяин, едва удерживая в руках огромный поднос с горой дымящегося мяса, обложеного сырами и приправами. Следом за ним шёл помощник, каким-то чудом удерживая в каждой руке между пальцами по четыре бутылки вина. Для Вени было несколько непривычно, что в заказе не указывается количество вина, мяса и сыров, но он уже догадывался, что опытный хозяин по количеству гостей и их комплекции сам знает, чего и сколько принести.
Пир удался на славу. Во-первых, за столом не было больших начальников – все были на равных. Демократия раскрепощает людей в застолье. Во-вторых, не было переборов по части вина и еды, поскольку количество определялось суммой выделенных на пир денег, а денег было в самый раз, чтобы хорошо повеселиться, а наутро прийти в институт в приличной форме.
Утром Тенгиз отвёз Веню в аэропорт, взяв с собой и Мирона. Друзья обнялись, поцеловались по грузинскому обычаю, а дальше был перелёт домой, показавшийся кратким, и воспоминания. Воспоминания. Которых хватило на много дней.