Вынужден буду сразу разочаровать читателя, – в этой книге практически не будет описания каких-либо подвигов, батальный сцен или каких-либо других позитивных примеров для воспитания подрастающего поколения. По крайней мере, в описании того, чему лично я был свидетель. Это не «Комбат атакует». Мне просто хотелось рассказать, как под напором тех или иных обстоятельств, складывалась моя судьба, равно как и у моих ближайших друзей. Проще говоря, о том, как я пытался выжить последние двадцать лет. Ничто не было предопределено изначально, но рано или поздно я осознал, что нахожусь в неких жестких рамках, не дающих мне свернуть ни в право, ни влево, ни оставаться на месте, а только продвигаться вперед. Мне так и не удалось найти в родном городе работу, дающую постоянный заработок, способный прокормить не только меня, но и семью. Все бы сложилось иначе, – я, как и все, жил бы от зарплаты до зарплаты, растил бы живот и детей, благоустраивал свой дом, обновлял бы технику. Но мне не повезло со всем этим. Мне не удалось овладеть ни одной из востребованной профессий, дающих хорошо подзаработать рабочему. Вместо всего этого, меня ждали долгие годы, и даже уже десятилетия беспросветной нужды.
Сначала я был вынужден десять лет после увольнения со срочной службы перебиваться случайными заработками, и при этом трижды отправляться в поисках счастья в горы Северного Кавказа. Затем последовали семь с половиной лет, включая рабфак, первый университет и магистратуру, когда потребовалось полностью отдаваться учебе, проводя все свое свободное время в библиотеках, и даже не мечтая о серьезных заработках, – настолько жесткие были требования там, где я получал образование. Так и прошли эти, уже два беспросветных десятилетия, – одноклассники уже готовят детей к институту, переженились-развелись, меняют квартиры-машины, а я всю сижу в библиотеке, и пишу уже вторую диссертацию, на этот раз не магистерскую, а кандидатскую. И конца края этому нет. На вопрос «зачем тебе это?», у меня нет ответа. Пожалуй, только один, – я по-прежнему нахожусь в жестких рамках давления обстоятельств, которые несут меня куда-то вперед, не давая даже остановиться и передохнуть. Я не знаю, когда и чем это кончится, но попытаюсь хотя бы разобраться, когда все это, не имеющее названия, началось, когда путь, на который я встал, оказался безальтернативным, и мне только и оставалось идти вперед, подчиняясь однажды сделанному выбору, все последствия которого я не мог знать и просчитать заранее.
Итак, начну свой рассказ.
Первая чеченская война застала меня в родном городе, через два года после увольнения в запас со срочной службы. В Острогожске проблемы с работой начались еще в конце 80-х. Среди нескольких фабрик, в основной связанных переработкой продуктов сельского хозяйства, изначально был всего лишь один механический завод, называемый МРЗ, который, по сути, был филиалом ЗАЗ. И надо же, – именно в нашем городке в середине 80-х решили построить оборонный гигантский завод. Ради него на окраине даже успели возвести целый Северный микрорайон, куда переселили множество квалифицированных рабочих со всего Союза, – по всем параметрам это могло стать градообразующим предприятием.
Однако этот едва построенный гигант очень скоро стал работать с перебоями. Причина проста, – свернули программу производства «Буранов», – советских «Шатлов». Уже тогда устроиться куда-либо токарем, – специальность, которой меня научили на станках этого завода в рамках школьной практики на УПК, стало проблематичным. Впрочем, мне повезло, – после школы я устроился на МРЗ в инструментальный цех, практически рядом с домом, правда, пришлось переучиться на фрезеровщика. Параллельно с этой работой я учился заочно в ВГУ на Историческом факультете, но не успел закончить даже первый курс, как был призван весной в армию. Начал службу я в 1991 году, и даже за месяц до августовских событий успел присягнуть на верность СССР, «коммунистической партии и советскому правительству», а уволился в совсем другую страну, которая и размером была меньше и называлась иначе.
То, что я увидел летом 1993 года, назвать иначе как разрухой нельзя. Люди не видели месяцами зарплаты, и выживали только за счет огородов. Там, где раньше были клумбы с цветами, стали выращивать овощи. А самое главное, – в ближайших совхозах брали участки земли под огороды, где и проводили большую часть времени летом на прополке. Параллельно с этим стали разводить домашних животных везде, где только можно. У гаражей и сараев появились пристройки, где держали кур, гусей и даже свиней, – и это не в частном секторе, а в обычных городских дворах. Даже на балконах умудрялись скотину держать, – так было в нашем, небольшом районном центре. Москва же, когда я увольнялся со срочной службы, в то время превратилась в одну гигантскую барахолку, – несколько площадей стихийно превратились в места торговли, где люди с рук продавали свои вещи, дабы иметь возможность прокормиться. Именно такой мне запомнилась Россия весною 1993 года. Уезжая из столицы 1 мая, я не знал, что в этот день толпы пенсионеров с красными флагами пытались прорваться на Красную площадь сквозь оцепление солдат внутренних войск и ОМОНа.
Впоследствии, картина гигантских барахолок в Москве того времени мелькнет разве что парой кадров в сериале «Горячев и другие», и, пожалуй, больше нигде. Тема голода 1992-1993 года не самая популярная у наших режиссеров и писателей. Про те времена принято снимать бандитские фильмы, а вот про то, как спасаясь от нужды, обладатели кандидатских степеней пошли на рынок торговать рыбой, вспоминать никому не хочется. Как же выживали в условиях обвала оборонного комплекса оказавшиеся невостребованными токаря и фрезеровщики, – тема, и вовсе обойденная у нас молчанием.
Запорожский автозавод оказался в соседнем государстве, и МРЗ, предоставленный отныне сам себе, остановился из-за отсутствия заказов. Я ушел туда, где зарплата была хотя бы регулярной, – в ближайшую воинскую часть. Это была автомобильная «учебка», вскоре оказавшаяся единственным на всю Россию центром, где готовили специалистов-водителей, и прежде всего на СуперМАЗы для РВСН, и которую недавно расформировали и передали идиотизма ради какому-то зауральскому училищу, – возможно, этой стране больше не нужны водители для «Тополей». Впрочем, военным не привыкать, – при Горбачеве из Чехословакии в воронежские черноземы какой-то умник додумался перевести целую танковую дивизию. Чехи даже построили дома для офицеров, – вполне комфортные, но в которых холодно зимой. Только вот скажите, как такое воинское соединение может существовать без полигона? А где его взять, если вокруг плодороднейшие почвы? Вот и приходится им периодически грузиться в эшелоны с техникой, и совершать набеги в соседние области. Ах, да, - и эту дивизию тоже расформировали.
В воинскую часть я собирался устроиться военнослужащим по контракту, но поначалу мне предложили отработать пару месяцев испытательного срока в качестве гражданского связиста. Однако, после того как я отработал это время, фактически заменяя во всем одну контрактницу, жену местного подполковника, даже не старающуюся вникнуть в специфику работы техника связи, в середине 1993 года вдруг пришла некая разнарядка сверху, – набор был прекращен. Ну, а работать за двоих, и при этом получать в два-три раза меньше, как-то не захотелось.
Следующие два года я провел, работая то дежурным сушильщиком, то слесарем на родном кожевенном заводе, где однажды познакомились мои родители. Мама распределилась сюда после Богородского техникума, и отработала на этом предприятии более сорока лет, став начальником отделочного цеха. Сама она родом с Ольховатки, – там осталась могила моего деда, Максима Яковлевича Никонова, который застал еще и Финскую, а летом 1941 года бомбил Берлин. Там же, на котовском кладбище похоронены прабабка с прадедом, – если верить двоюродному брату, который долго время жил с бабушкой, то ее родные мать и отец были соответственно комиссаром и командиром красного полка, расстрелянные белыми в гражданскую. Что же касается отца, то он тоже после увольнения из армии поначалу работал на кожзаводе слесарем, но впоследствии, в тридцать лет поступил в медицинский институт, и, окончив его, стал зубным врачом. А это всегда хлеб с маслом, да еще и с икоркою, – один его друг и коллега еще в советские годы покупал дачу в Крыму за сто тысяч, в то время когда автомобиль ВАЗ семь-восемь от силы стоял.
Однако, что-то там в Небесной канцелярии не срослось в планах относительно меня, и легенду пришлось менять на ходу. Уже не принц на белом папином Мерседесе, а бездомный солдат-наемник, который в поте лица будет своим лбом все себе пробивать с нуля. Как-то гороскоп в отношении себя составил. При всех раскладах, – рыцарь, лишенный наследства. Так и вышло. Ни отца, ни матери, ни дедова квартира потом так и не досталась. На «боевые» сам себе купил жилье и обставил. Впрочем, не будем забегать вперед.
Хотя нет, чего там. Как-то, много лет спустя, друг один отцовский закадычный, хирург, осматривал меня на комиссии призывной. Как не крути, – плоскостопие, – я с ним четыре раза призывался, – потом на всех марш-бросках в «учебке» кровавые мозоли посреди стопы были. Поглядел он, – ерунда, говорит. Иди, послужи. Жизнь узнаешь. «Того не надобно; пусть в армии послужит. Изрядно сказано! пускай его потужит»(С).
Судьба. С ней не поспоришь.
Одним словом, 1993-1995 годы я провел на родном кожевенном заводе, где бывал с детства, и запах которого стал мне родным и близким. Перспектив у меня не было никаких. Вообще. Где-то в другой жизни осталась успешная учеба в школе, где я побеждал на всех олимпиадах, кроме русского языка и литературы. Участвовал и в районных отборочных соревнованиях, а один раз даже попал на областные. Правда, по физике, – лучше всего я владел историей, но, поскольку на районных олимпиадах ее судили учителя из соседней 4-й школы, то и традиционно побеждали именно их ученики. Таким образом, впервые самостоятельно я приехал в столицу Черноземья именно для участия на областной олимпиаде по физике. Воронеж 1988 года, сияющий разноцветными огнями гирлянд, мне ужасно понравился, и захотелось однажды вернуться сюда еще раз. Кто же наперед мог знать, что поселиться здесь меня заставит нужда в середине 90-х годов.
Впрочем, не только она. В начале 1995 года внезапно появился некий личный стимул, который еще долго в последующие годы будет заставлять меня добиться повышения своего социального статуса. «Cherchez la femme», как говорится. Познакомился с одной очень красивой девушкой из порядочной семьи, проводил ее как-то с дискотеки до дома, и, внезапно перед воротами своего двора она поинтересовалась, – не прапорщик ли я часом, чем и разбила мое сердце. Стать не просто контрактником, а «куском», или по-другому «прапором», внезапно стало в моих глазах весьма престижным и перспективным делом. Однако, в родном городе, несмотря на наличие двух воинских частей, осуществить мечту устроиться по контракту и стать хотя бы «сверчком», было уже проблематичным.
Работая на кожевенном заводе, я «шабашил» с малярами, но со временем, появилась подработка и в цеху, где организовали небольшую мастерскую по производству готовой продукции, – ремней, чехлов для ружей, собачьих ошейников, уздечек для лошадей местным колхозникам, и прочее. Вошел в бригаду к этим мастерам, овладел ремеслом шорника, стал откладывать копейку. И вот однажды, накопил просто гигантскую для себя в то время сумму, равную ста долларам. Только вот, в то время, обменять их в нашем городке было нереально. А тут инфляция на дворе, – народ от нее спасался только покупая валюту. Вот и решил я, ради этого обмена совершить поездку в Воронеж.
Деталей не помню, но попалась мне тогда на глаза некая местная газета с объявлением. Осуществляется набор на службу по контракту. Задумался. Как ни крути, несмотря на другой город, служба эта в то время была престижная, да и платили неплохо, – больше, чем у меня выходило со всеми подработками. Решил обратиться по адресу в некую часть, недавно выведенную из Германии. Однако, что-то там с этим не сложилось. Развернулся и пошел восвояси. Внезапно, кто-то окликнул:
– Здорово, куда чешешь?
Оборачиваюсь, – о, да это же Витек, одноклассник мой. По форме, с лейтенантскими погонами, и в зеленой фуражке.
– Здорово, коль не шутишь. Ты же вроде лётное училище только что окончил?
– Ну, да. Распределили в вертолетное соединение пограничное, а потом в отряд перевели.
– Какой еще отряд?
Слово за слово, выясняется, что буквально за углом находится КПП выведенного из Таллинна 106 погранотряда особого назначения. А самое главное, – там скоро намечается командировка, по слухам, в Таджикистан, и поэтому берут всех подряд. А значит, существовала реальная возможность стать контрактником, о чем я давно мечтал. Среди минусов, – наем жилья в другом городе, ну а в качестве плюса, – во время предстоящей командировки можно серьезно подзаработать. Именно поэтому Виктор и предложил мне обратиться туда, дабы попытать счастья.
Собственно, я ничего не терял. У меня был то ли выходной, то ли отгул, а за спрос денег не берут. К тому же, эта часть находилась на полпути к автостанции, откуда я уже было собирался уезжать. Подошел к воротам, а там оживление. Ввиду массового наплыва желающих, дела оформляли прямо на КПП. Поинтересовался, – возьмут ли с области, на что просто махнули рукой, – половина собравшихся соискателей была с такими же проблемами. Сразу предупредили, – где я буду жить, – это мои личное дело, но на такую зарплату вполне можно было снять если не квартиру, то комнату, благо платили регулярно, в отличие от армейских частей, или, как их еще называли, «шуруповских». Одним словом, ради интереса занял место в очереди у КПП, и задержался в этом погранотряде на три года.
***
Первый контракт мало мне что дал, кроме житейского опыта. Ни на жилье еще не удалось заработать, ни льгот для продолжения образования не получил, – все таки мы стояли не в Чечне, а в соседнем Дагестане. Мне еще повезло, и спустя три года службы мне удалось уволиться с приличной статьей, – по окончанию срока контракта. Продлевать никто не собирался, так как наш пограничный отряд срочно расформировывали по приказу сверху. Кому-то повезло меньше, – увольняли по любому поводу за малейшие залеты, – за запах спиртного, за опоздание, – то есть за те прегрешения, на которые раньше смотрели сквозь пальцы. Уволиться «по сокращению штатов» не светило никому, – слишком накладно для государства. Так или иначе, я лишался работы, кормившей меня три года, и вынужден был возвращаться из Воронежа в свой родной город, где трудоустроиться в конце 90-х было практически невозможно.
В последние два месяца службы в этом погранотряде летом 1998 года мне выпало что-то вроде «дембельского аккорда», – направили ремонтировать храм Пророка Самуила, что недалеко от вокзала. Чем эта работа была приятна, – туда можно было приходить сразу же, минуя построения в части. Опять-таки, кормили в обед на квартире у местных бабушек-служек, а главное, – где-то после обеда мы уже были свободны. Помахал кувалдой, помылся в душе спорткомплекса, что рядом, и, – по своим делам.
Именно там, на этой стройке я впервые и познакомился с Алексеем Ивановичем, с которым потом дважды будем призываться вместе в Чечню. Кстати, этот храм находится как раз рядом с той тюрьмой, где он просидит в заключение пять с половиной лет.
Пару слов о его жизненном пути. Алексей Иванович моложе меня на четыре года. Родился он в одном со мною городе, живет на Лушниковке. После семи классов средней школы доучивался в вечерней, затем пошел в СПТУ-19, где учился в одной группе с моим младшим братом. По окончанию пошел работать сварщиком на завод «Агрегат», где и проработал, пока его не призвали. И тут надо напомнить, что зарплату в то время задерживали, вот и его расчет затянулся. И тогда Алексей Иванович поселился в приемной у директора завода, и начинал «отжимать» деньги у всех, кто приносит расплачиваться за те или иные услуги. Всякие угрозы вызвать наряд милиции на него не действовали, – в кармане лежала повестка в военкомат. В конце концов, набрав необходимую по расчету сумму, он покинул родное предприятие, куда больше уже не вернулся.
Служить он попал в пограничные войска в Карелии. По его словам, ему повезло, – для полного счастья не хватало только официально взять в аренду метр государственной границы, – лишь бы пара чемоданов проходило. Где-то в последние полгода он вообще забил на службу и поселился в местном женском общежитии. Только за месяц до дембеля его в ходе облавы поймали офицеры, скрутили и доставили в гарнизонную гауптвахту, откуда он и уволили в запас. По возвращению очень скоро понял, что в родном городе в плане работы ему ловить нечего, и отправился служить в нашу пограничную часть в Воронеже. У него служба по контракту только начиналась, а я же уже ломал голову, чем займусь на гражданке.
Рассчитать меня в отпуск с последующим увольнением должны были как раз перед 17 августа 1998 года. Однако, внезапно к нам с плановой проверкой собирался нанести визит сам директор ФПС Бордюжа. Ради него у меня перед носом закрылось окно кассы в пятницу 14 августа, – объяснили, что им следует подготовиться к визиту высокого гостя, и поэтому просили прийти только в понедельник после обеда. Ну, а 17 августа, когда я пришел за расчетом и должен был получить довольно крупную сумму, – примерно на тысячу долларов по пятничному курсу, внезапно случился дефолт, и я получил на руки впятеро подешевевшие деньги.