Большой Каретный - эпоха в жизни Высоцкого. Знаменитое – «Где мои семнадцать лет?» Каждый может вздохнуть: где мои семнадцать лет? И у каждого был свой Большой Каретный…
Именно здесь в доме №15 Владимир Высоцкий жил вместе с отцом Семёном Владимировичем и мачехой Евгенией Степановной. Поселились они там после возвращения из Германии.
Квартира была коммунальной. Обстановка обыкновенная для жилья того времени – стол, стулья, диван, трюмо, шкаф, книжные полки. Из Германии привезли горку – это вроде как маленький буфет, пианино, напольные часы. Имели холодильник, тогда они были не электрическими, а газовыми. Телевизор появится в 1955 году.
В том же году обзаведутся магнитофоном «Аккорд».
Соседи Петровские любили Володю. А как не полюбить его – мягкого, доброго и приветливого мальчика. Таким его тогдашнего вспоминает Лидия Сарнова, племянница Евгении Степановны. В доме собирался круг друзей Семёна Владимировича и Евгении Степановны – говорили и спорили о театре, о музыке, о книгах. Володя слушал. Друзья отца – брат Алексей, однополчане. Володя относился к ним как к героям – торжественно-восхищённо.
Почти десять лет Володя обитал на Большом Каретном.
Каждые выходные, в праздники, на каникулы Володя у мамы на Первой Мещанской – это закон. Он тянулся к матери, она тянулась к нему. Но всё же домом для него в тот период жизни считался Большой Каретный. Нина Максимовна спокойно относилась к тому, что Володя живёт отдельно от неё. Без ревности, без истерики относилась к жене бывшего мужа, признаёт её благотворное влияние на Володю: «На него было оказано доброе влияние со стороны супруги Семёна Владимировича Евгении Степановны. Она искренне к нему относилась, любила его. До последнего времени он называл её тётей Женечкой и с большим уважением относился к ней». Иза, первая жена Высоцкого, так опишет разницу между двумя женщинами: «Володя любил мать бережной, охранной любовью, но к Евгении Степановне прикипел сердцем. Она стала для Володи сокровенным человеком, надёжным любящим другом, которому он мог довериться в трудную минуту и всегда находил поддержку».
Удобнее, веселее, разнообразнее ему жилось на Большой Каретном и потому, что он это был открытый дом. Лидия Сарнова вспоминает: «Ему было просто с нами интереснее, мы были моложе. У нас собирались молодые люди, а друзья Володи – Володя Акимов, Гарик Кохановский – приходили к нам, как к себе домой. У нас был такой кавказский дом – всегда гости, всегда весело. Никто не грустил, никто ни на что не жаловался. Отношения были такие: к нам могли зайти на чашку чая хоть в одиннадцать часов вечера. Была теплота, которой теперь осталось очень мало...»
Большой Каретный – это центр Москвы, в нынешние времена те, кто там живёт, принадлежат к элите, которая может позволить себя дорогое жильё. Но элитность это по сегодняшним меркам, а в те времена – конец 40-х – начало 50-х – хватало в том районе бандитов, хулиганов, уголовников. Анатолий Утевский, друг Высоцкого по Большому Каретному, вспоминает: «Рядом была Малюшинка – несколько проходных дворов, со своим почти уголовным миром. Там прочно утверждались совсем другие законы. Для нас это было где-то рядом, нечто, о чём знали понаслышке».
Двор на Большом Каретном был своеобразным клубом со своим кодексом чести, своими правилами поведения. Как пишет Утевский, «мы были детьми этого двора, но не улицы… Большой Каретный был центром нашей юности, причём нравственно чистым». Не случайно, Высоцкий позже будет называть свои первые песни не блатными, а дворовыми. Двор Большого Каретного заложил нравственные устои молодых его обитателей, которым они следовали всю жизнь, и в любом месте, куда бы их судьба не закинула. Позже на вопрос, какое для него самое любимое место в Москве, Высоцкий ответит: «Самотёка. Я долго прожил в Большом Каретном переулке, и там, неподалёку, было самое моё любимое место: около нового здания Театра Кукол – тогда оно было просто кирпичной коробкой – и серого дома рядом. Весной, в первый день, когда чуть-чуть подтаивало и девочки уже начинали играть в классики, но ещё не было слякоти, я сюда приходил и просто стоял, смотрел на проходящих мимо людей. Ещё эстакады не было...»
Теперь на доме памятная доска.