Прошли годы, руки изношены, дух засох.
Бильбо всю жизнь боролся с желанием снова уехать, снова увидеть дикие земли, почувствовать вкус воздуха туманных гор, отдохнуть под сенью одинокой горы.
Сухой была кровь на его лезвии, сухой - кровь под ногтями, смытая неумолимым временем, которая, в конце концов, также текла для него.
Его последнее путешествие никогда не было столь желанным, но юношеский дух оставил его в садах Гранбуррона. Как будто лезвие, пробитое слишком долго, сломало его дух, под завядшими в долине деревьями. Он больше не увидит белых вершин, не услышит дроздов, не будет смотреть на великих карликовых царей, которые строго охраняли вход на гору.
Воспоминания покидали его, волосы становились седыми, кожа морщилась, все воспоминания рушились, оставляя маленькие фрагменты, которые казались ему все более и более запутанными, такие как лица, которые становились серее и седрее, и голоса, которые становились лишь слабым шепотком.
Белые паруса сопровождали его в его последнем приключении, паруса, которые унесут его за пределы его представления о мире, в страну бессмертной памяти и существования. Где все будет мирно и радостно, и его засохшее сердце перестанет биться.
Соль на его руках становилась все более и более неприкасаемой, дни всегда одни и те же, воспоминания теперь полностью исчезли, не давали ему больше радости, он часто задавался вопросом, где он был, с кем он был и кто он был. Он был, он был, он был бы, это уже не имеет значения.
И вот он был, теплый свет, поднимаясь из-за белого побережья, освещал заметные морщины на его лице, но, как рассвет слишком поздно, не освещал душу Бильбо, который в тот момент, как яркие горизонты приближались, рухнул.
Даже тогда его путешествие еще не закончилось, застряло на полпути снова, не имея возможности перемещаться между прошлым и будущим. Судьба зарезервировала для него одно последнее насмешка, последнее разочарование последняя боль, последняя потеря.
Серость форм перед ним становилась все темнее и темнее, голоса все более и более слабыми, глаза все тяжелее и тяжелее, в то время как в последний раз он опирался на плечо Фродо, усталый, усталый в последний раз.
Это был момент, его глаза открылись, дуновение воздуха заставило его прыгать немного назад, но что-то заблокировало его, забор, забор, забор, который он знал хорошо. Он посмотрел на эту руку, пока она лежала на дереве, она была гладкой и без пятен, вне времени.
Он заставил свой взгляд опуститься еще ниже, опустив шею, маленькие золотые близнецы украсили длинные красные рукава куртки, обернутые вокруг запястий. Зеленый жилет, обернутый вокруг груди, из которого он сделал быстрый вдох, это не может быть его, слишком старый он был, слишком изношенный во времени. Он не мог понять.
Когда он посмотрел вверх, дом Бэггинсов был перед ним, настолько реальный, что он стоял неподвижно, наблюдая каждую черепицу, каждый камень на тротуаре, до зеленой крыши, которая лежала на нем. Вечерний свет освещал старую круглую дверь, которая была приоткрыта, из-под ее дверного проема выходил теплый свет, а также из двух маленьких окон с ее стороны.
Медленно он начал ходить, пораженный способностью удерживать свой вес, поднимался по маленьким каменным ступенькам, слегка дрожа. Его ноги долгое время не были так сильны, глаза различали цвета, а разум был чист от прошлых ужасов и смятения. Он подошел к дверному проему, протянув руку к двери, слабый голос и звук шагов заблокировали его руку в нескольких дюймах от него. Те голоса, та внезапная теплота, которая проникла в его грудь.
Он протянул руку к двери и слегка толкнул ее, что-то подсказало ему, что стучать не нужно.
Каза Бэггинс был, как он оставил свое кресло у огня, документы, разбросанные по столу были в беспорядке, его карты переместились на одну сторону стола, в то время как его огромная книга лежала на столе. Но было что-то другое, голос был громче, слова становились все более и более шаровыми. Медленно и с трепетом он подошел к маленькому коридору, там голос становился все громче и громче. Эти голоса, эти слова, эти шумы. Его глаза начали увлажняться, когда он медленно смотрел в сторону двери своей кухни и позволял капать слезам при виде его внутренней части.
"Мистер Бэггинс! Вы прибыли!"
Голова Кили поднялась, улыбаясь со спины комнаты, с улыбкой, что если бы она могла осветить всю комнату. Двенадцать гномов вокруг ее стола, тарелки, разбросанные по ее длине, полные и переполненные пивными кружками, пятна на стенах и еда, разбросанная по всему полу.
"Ты испортил сюрприз, я сказал тебе, что мы должны сделать, брат!"
Фили схватила пиджак Кили и слегка опустила его на сиденье.
"Бильбо! Ты наконец-то сделал это!" Бофур встал, улыбаясь с близкого расстояния от двери, забавная шляпа качалась над его головой. "Нам было интересно, где ты. Мне только жаль, что Бомбар пробрался в кладовую, осталось не так много, но Дори удалось что-то приготовить". Он кивнул трубкой и вытащил у себя во рту немного Восточного Декумана.
"Что-то, что не суп!" Фили кричал вниз в комнату, смеясь и поднимая свою пивную кружку высоко до потолка.
"И он тоже прав, ты хоть представляешь, как долго мы ждали?" Он ворчал, когда Двалин сидел у двери со скрещенными руками в груди. "Мы тут стареем!"
"Двалин не будь грубым, у мистера Бильбо, должно быть, были свои дела", - отругала его Дори, скрупулезно расставив последние блюда и поставив большой горшок вокруг стола.
"Мы... мы держали все в порядке! Мистер Бильбо!" Он кивнул Орай, когда протянул голову к Нори и обнял его за плечи, кивая и разговаривая с ним. "Я, однако, Бильбо одолжил немного твоей трубной травы, надеюсь, ты не возражаешь."
"Конечно, интересно, кто все это выкурил, всем здесь хорошо с чужими вещами". Я ворчу Глён, сидя лучше на груди. "Если бы не я, у вас у всех до сих пор были бы сломанные трубы. Я хорошо инвестирую." Он ворчал, но единственное, что заставило Бильбо улыбнуться, это то, что он начал позволять безмолвным слезам струиться по одному, как только его руки начинали трястись.
Это было невозможно, не могло быть, они были там по-настоящему, это был не сон, они были там. Он молчал, пока все уставились на него, одни испугались, а другие с легкой улыбкой на губах.
"Ты здесь." Он прошептал и выпустил икоту из груди, заставив Балина волноваться, который встал с места и положил руку на взволнованное плечо.
"Ты в порядке, Бильбо?" Он не ответил, он посмотрел на него и все время позволял соленым каплям падать ему на щеки. Он быстро кивнул и вытер слезы за рукавом, но они продолжали настойчиво сжимать глаза. "Простите, я-я-я был занят". Он сказал сквозь слезы, вытягивая нос: "Простите, простите меня за все". Он снова плакал, когда смотрел им в лицо, и на их лицах была нарисована грустная улыбка, но их взгляд изменился, когда они посмотрели за точку позади него.
"Ты наконец-то добрался до хозяина грабителя". Глубокий голос заставил его подергивать сердцебиение, или заставить его снова, он не мог сказать наверняка. Все, что он знал, это то, что когда он повернулся, чтобы посмотреть позади него, слезы внезапно прекратились. Не было ни одного дня, когда этот голос не отзвучал бы у него в голове, когда этот взгляд не преследовало бы его, когда его кровь не окрашивала бы его одежду.
Два голубых глаза смотрели на него, доброжелательно, улыбка со стороны его рта образовалась на карлике с длинными седыми от времени вороньими волосами.
"Добро пожаловать домой, Бильбо".